За гранью Ойкумены

Византия. Частное письмо; написано на оборотной стороне ситовника, найденного в провинциальном поместье, датируется концом 8 века н. э.


Приветствую тебя, мой названный сын. Письмо это я шлю с верным человеком, и потому могу сказать в нём то, что не предназначено для чужих ушей; а сказать я тебе должен очень и очень много, и притом такого, что желал бы передать тебе с глазу на глаз. Увы, увидеться на прощание нам не придётся.

Прежде всего скажу, что ты прав был, обратившись с просьбой о содействии именно ко мне. Если бы твою просьбу рассмотрел кто-то другой, она бы могла в лучшем случае остаться без внимания, в худшем – злопыхатели не упустили бы возможности навлечь на тебя грозу. Суди сам: о Северном Крае говорят уже несколько столетий, и говорят разное. Сколько золота было истрачено на бесплодные блуждания по морю, сколько людей поплатилось за безумную идею! И вот теперь ты хочешь повторить их путь. Пусть будет так. Я не могу запретить тебе это, но в последний раз напоминаю об ожидающих тебя опасностях.

Ты, конечно, знаешь, что вернувшийся из дальнего плавания купец первым принёс весть о неведомой земле, куда занёсла его буря. Побывав там и запомнив дорогу, он отправился в те края вновь – уже не один, ибо привезённые им товары побудили и других присоединиться к нему. Вернувшись с большой прибылью, они не стали далее разглашать местонахождение загадочных островов, дабы другие не перебили их торговлю, однако один из высших сановников того времени – имя его ты, без сомнения, знаешь, ибо наслышан об этой истории – прослышал об их плавании и принудил указать его людям путь. Этот человек лелеял мечту обогатить империю новыми землями – такими, за которые не пришлось бы тягаться с воинственными соседями, а по рассказам купцов, жители того края были приветливы и дружелюбны. Посему высокопоставленный покровитель на свои средства снарядил суда и отправил их разведать путь к тем островам. Доставленные караваном сведения были благоприятны; отчёт посланцев гласил примерно следующее.

Эта земля достаточно обширна и омывается холодным морским течением; вкупе с прилежащими к ней островами она могла бы поспорить по величине с Галлией. Воздух в тех местах чист, природа подобна известным нам землям северных народов, но много лучше, земля плодородна и пригодна для земледелия, а леса богаты пушным зверем. Говорят также, что недра Северного Края богаты золотом и драгоценностями, добыча которых сулит большую прибыль.

Разумеется, подобные рассказы и привезённая мореходами добыча не могли не привлечь внимания к этим землям, и император удовлетворил ходатайство об отправке в те земли большего числа судов и людей. Караван был послан – послан, и вернулся ни с чем! Корабли бороздили море, но не нашли и признака суши. Их успешное возвращение говорило, что путь их был верен и они не заблудились. Всё же покровитель похода сумел добиться ещё одной отправки в те края судов, но и этот караван вернулся, проблуждав попусту. Император был очень недоволен этим, сочтя, что его обманули и что купцы добывали редкостные товары в других землях; зачинщик – высокородный сановник – имел немало недругов при дворе, желавших его погубить, и если отделался ссылкой в своё дальнее поместье с внесением в казну подарка, то лишь потому, что как раз в то время император был убит , а его преемник с приближёнными были озабочены уже другими делами. Судьбы побывавших в дальнем краю торговцев никого не интересовали.

Примерно на полтора столетия эта история была забыта, однако снова, как и в первый раз, случай забросил в тот край корабль – военное судно, оторванное бурей от своих, лишённое всякой поддержки, и вынужденное бежать от преследовавших его морских разбойников. Неведомые холодные воды показались мореходам меньшей опасностью, нежели разбойничий флот, и, спасаясь от погони, корабль забежал так далеко, как вообще редко заходят суда. Плутая в поисках дороги домой, мореплаватели вновь наткнулись на неведомую землю и вспомнили историю про обманчивый Северный Край. Их рассказы по прибытии домой снова привлекли внимание лиц, озабоченных приращением империи, и вновь для разведывания тех земель был послан караван. На сей раз посланным сопутствовал больший успех: она не только добрались до островов, но и узнали немало интересного от жителей ближайшего к тем островам материка.

Обитатели прибрежной земли поведали, что в протекающем там холодном течении есть остров, который не стоит на месте. Этот остров со своими меньшими собратьями пропадает нежданно и так же нежданно появляется в другом месте – в тех же холодных потоках. Мореходы тех мест знают, что найти его можно по окружающему его туману; порою он оказывается совсем близко к материку, и тогда до него можно добраться вплавь или на лодке, а порою вдруг переносится неведомою силой очень далеко, на другой конец моря, так что неосторожный пловец рискует никогда не вернуться домой. Правда то, или вымысел – не берусь судить; мне легче поверить, что два прежних каравана просто заплутались и сбились с пути.

Надо сказать, что на сей раз доставленные вести несколько отличались от рассказов тех, кто обнаружил остров в первый раз. Да, этот край так же обширен и обилен плодородными землями, пушным зверем и сокровищами недр; однако находится он теперь много севернее, воздух там холоднее, и обитает в нём не неведомое доселе гостеприимное и миролюбивое племя – эти острова населены славянами. Лукавый и коварный народ, чьи соплеменники смутьянствуют в Пелопоннесе и Македонии! И что ещё хуже, в тех водах появились викинги, эти морские разбойники, бич всех мореплавателей! Нет сомнения, что и они не оставили без внимания этот богатый край. Вот почему освоение тех земель было признано неразумным – у империи было много других забот и мало опытных людей, способных действовать во благо империи вдали от нее.

И вот, теперь отправиться туда захотел ты, наслушавшийся своего дяди, что побывал там с последним караваном. Не могу назвать разумным это решение, но в память о дружбе, что связывала нас с твоим отцом, и после того, как мои уговоры не возымели действия, я сумел добиться снаряжения и отправки в те земли каравана, главой которого назначен ты, и даже большего, чем можно было ожидать. Благодари за это счастливый – или несчастный – случай, и благодари патрикия Василия. И знай: в дальний путь с тобой отправится его дочь. Ты, без сомнения, не мог не слышать о ней, но я расскажу тебе больше, дабы ты знал, кто твоя спутница, зачем она едет с тобой, и почему её отец вступился в твои планы.

Досточтимый Василий рано овдовел, потеряв первую жену родами; она была не слишком знатна, но горячо любима своим мужем и оставила ему единственную утеху – дочь. Младенческие годы девочка провела при отце, а затем он, как нередко бывает, пришёл к мысли – или его привели к ней родные – о необходимости нового брака. Вторая его жена родовита, связано родством с самим императором и имеет от первого брака сына, которого Василий усыновил. Новое супружество открыло Василию путь к высоким должностям и понудило его перебраться в столицу, однако жена воспротивилась его желанию взять с собою дочь, и девочка осталась расти в отцовском имении под присмотром выбранных им наставников.

Спустя время новое назначение вынудило досточтимого Василия покинуть столицу и отправиться на новое место, однако жена не пожелала, следуя за ним, оставить дом в Константинополе и императорский двор. Тогда патрикий снова вспомнил о дочери и выписал её к себе, не желая оставаться одиноким. Девочка уже вошла в отроческие лета и успела перенять у своих учителей те науки, которые они могли передать ей; теперь за её взрастанием следил сам отец. Он всячески баловал дочь, бывшую для него единственной отрадой, старался не расставаться с нею, и невольно дал ей воспитание, более подходящее для юноши. Меж тем, ему пришёл срок вернуться в столицу; на сей раз он не смог расстаться с дочерью и привёз её с собою, невзирая на недовольство жены. Вот тогда-то и посыпались на него беды.

Первой причиной для них было то, что Василий, считая пасынка и без того обеспеченным – наследством от родственников жены, а также их покровительством при дворе – хотел большую часть своего имения отписать дочери. Стоит ли удивляться, что жена была против, а приёмный сын – и подавно? Попреки, угрозы, происки – всему тому патрикий сумел противостоять. Родные всячески пытались переубедить его, патрикий стоял на своём; жена и пасынок не отступались, желая сохранить наследство за собой, и говорят даже, что девушке дважды подсылали яд; в первый раз она чудом выжила, переболев, во второй сумела распознать отраву и разоблачить поднёсшего её слугу. Желая обезопасить дочь, патрикий подыскал ей жениха – знатного и со связями, дабы сразу передать во владение дочери большую часть своего имения, а также получить в лице зятя опору для себя и защиту для девушки. Его намерениям не суждено было сбыться – невеста, к всеобщему удивлению, отказалась от выгодной партии, и причиною тому было то, что девушка открыто почитала иконы, тогда как жених, подобно императору и значительной части двора, отрицался такого поклонения, считая его язычеством. И тем самым её сводный брат получил новое средство для достижения своей цели – убрать девушку со своего пути и получить имение отчима.

По восстановлении благочестивой матерью императора почитания святых икон подобной угрозы, казалось, быть не может; девочка была воспитана на примерах святых жён, в годы гонений скрывавших у себя иконы, и самой благочестивой императрицы, до поры скрывавшей приверженность иконопочитанию с тем, чтобы истина полнее восторжествовала в назначенный срок. Однако в предшествующие сему годы словно бы вновь повеяло дыханием гонений: император пожелал последовать примеру своего деда, преследовавшего поклонение иконам.

На почитание дочерью патрикия икон могли бы и не обратить внимания – её отец был знатен, а за молодость и красоту женщинам нередко прощают дела большие, нежели неумеренное благочестие; к тому же император не спешил идти против Церкви и определения собора. Однако брат девушки, пользуясь поддержкой родни, начал настраивать против сводной сестры двор и самого императора. Она же словно сама давала им в руки оружие против себя, открыто порицая тех, кто отвергал почитание икон, обращаясь в письмах к матери императора и призывая ту образумить сына, а также во всеуслышание обличая императора за его неверность благочестивой супруге. Последней каплей, переполнившей чашу терпения императора, были слова о том, что не желающий зреть образ Божий недостоин зрения вообще. Император приказал схватить её и бросить в темницу; в случае, если она не откажется от своих слов, строптивицу надлежало казнить; если же она согласилась бы принести покаяние, император удовлетворился бы ссылкой. Никто, впрочем, и не сомневался, что девушка смириться не пожелает.

Я обратился с твоим делом к Василию в момент разрыва помолвки его дочери. Он как раз ломал голову – как уберечь её от надвигающейся напасти, и ухватился за мои слова, решив, что для дочери лучшим исходом будет покинуть страну на срок, достаточно долгий, чтобы загладить дело. Он-то и обратился с ходатайством к императору – а жена содействовала ему, считая, что так быстрее и легче избавится от падчерицы – и получил для твоих планов одобрение и небольшие средства из казны. Однако супруга его не могла предвидеть, что Василий употребит большую часть того, что назначалось в приданое дочери, на снаряжение каравана много большего, чем намечалось вначале. Вот почему – и только поэтому! – ты получил в своё распоряжение столь значительные средства, но именно поэтому ты должен знать: рассчитывать на помощь в ближайшее время тебе не придётся. Думаю, что твоя будущая спутница прибудет примерно в одно время с моим письмом, ибо ей пришлось добираться к тебе окольными путями.

Надо сказать, что плыть в чужие земли она не хотела, желая проповедовать здесь и – если понадобиться – принять мученическую кончину. Всё уже было готово к отъезду – а над головою её уже сгустились тучи – но девушка шла наперекор отцу, отказываясь отправляться в путь. Патрикий уговаривал дочь не гибнуть во цвете лет, не лишать его единственного утешения, упрашивал подождать хотя бы до его кончины, убеждал не вводить в искушение гонителей, заставляя их брать на себя лишний грех, но, как и раньше, укротить её было нельзя, а угроз отца она боялась не больше, чем императорского гнева. Наконец Василий привёл ей слова апостола: «Если вас гонят в одном городе, бегите в другой», и только тогда удалось заставить её прислушаться. Поразмыслив, девушка сказала, что обратится за советом к своему духовнику; видимо, духовник поддержал отца, ибо после беседы с ним она согласилась отправиться в путь. Но и здесь дочь патрикия поступила по-своему: вместо того, чтобы выехать немедленно, она захотела взять с собою кое-кого из своих единомышленников, помнящих прежние гонения и предпочитающих переждать новые вдали от империи. Собирая их, она потеряла время и чуть не была схвачена посланными за нею стражниками. Как ей удалось ускользнуть от них – не знает никто; она просочилась как вода сквозь пальцы, и это вызвало перешёптывания о чуде – хотя кое-кто поговаривает, что девушка просто бежала от стражей по крышам, чего те не ждали от женщины.
Итак, она вскоре будет у тебя. Ради всего святого заклинаю тебя – как только она появится, немедленно отплывай! Не поддавайся на её требования подождать кого-то ещё, ибо ради одного-двух ты подвергнешь опасности десятки и сотни тех, кто не имеет к тому делу никакого отношения. Если Северный край вновь скроется от вас – не спеши возвращаться, ищи прибежища в окрестных землях и выжди там; прежде, чем возвращаться, разузнай о делах в империи.

В то же время не будь в общении со своей спутницей слишком резок. Не спеши проявлять власть; следуй примеру досточтимого Василия, что сумел убедить строптивую дочь словом. Помни также, что среди твоих спутников много людей её отца. Сама же она не будет в пути обузой, ибо выросла бережёной, но не избалованной; владеет оружием, как мог бы владеть юноша её лет, ибо отрочество провела среди воинов, составлявших стражу её отца. При всём том не забывай, что везешь с собой женщину – будь осторожен с нею. Не думаю, впрочем, что она даст тебе повод недостойно с нею обойтись – с её строгостью может поспорить лишь молва об этой строгости; недаром круг придворных женщин за глаза прозвал её «монахиней» – увы, и многим монахиням наших дней она могла бы дать пример, подражая в этом целомудрию императрицы.

Раз уж речь зашла о женщинах, позволь напоследок предостеречь тебя: в чужом краю будь осторожен, берегись подвохов и ловушек; не уподобляйся Алкивиаду, которого распутство заставило посягнуть на спартанскую царицу, чрез что он и утратил расположение приютившего его царя.

На этом я прощаюсь с тобой. Мне очень жаль, что я не увижу тебя напоследок – я хотел бы напутствовать тебя на дорогу. Будь осмотрителен в чужом краю, не спеши вверяться местным, остерегайся обмана и ловушек; следи за своими спутниками, не допускай через меру близкого общения с варварами; изменников карай без пощады – дабы, наказав одного, избавить от угрозы многих. Не забывай прислушиваться голосу своих людей, к их словам и советам – это убережёт тебя от многих ошибок и усилит их преданность тебе, но конечное решение принимай всегда сам. Храни верность Богу и Его Церкви, да не отступит от тебя милость Его.

Желаю тебе попутного ветра и спокойного плавания; то, что мог, я сделал для тебя – дальнейшее в руках Провидения. Да пребудет с тобою покров Всевышнего и заступничество святого, имя коего ты носишь.

Написано апреля месяца одиннадцатого числа в лето от сотворения мира шесть тысяч трёхсотое .