Император тоски

 - бросишь ради меня всё?
- а у меня нет, чего бросать.

 У меня была немытая голова, но всё равно я пошёл стричься. Тебе явно было неприятно, а я, к тому же, был ещё и не брит. Мерзкое зрелище – это был я. В это блудное утро буднего дня я был единственным посетителем в парикмахерской, и ты стригла мои грязные волосы. Я наблюдал за тобой, и было видно, что морально ты уже давно готова выгнать меня, но больше стричь было некого. У тебя больные глаза, глаза как мой серый свитер. Мне хотелось кричать: «Прости! Я только приехал! Я только с учений, а завтра мне надо быть стриженым, да и, вообще, столько всего», но я молчал. Тебе не было дела до того, скажу я что-нибудь или нет. Ты надела наушники плеера, ты слушала блюз, ты слышала блюз. Но больное подсознание говорило мне, что если я подам хотя бы звук, только попробую оборвать нить твоего движения, ты вонзишь ножи машинки мне в горло. Подсознание нам не властно.
 В этой жизни ты стрижёшь лучше всех в мире. И если есть жизнь после жизни, то и тогда стричься я хочу только у тебя. Мне хотелось лететь, когда руки твои прикасались моей головы. А, в сущности – обыкновенный полубокс. Полубокс, похоже, твоё призвание. На кармане табличка, на табличке имя – оно тебе не подходит. Кто тебе дал такое имя? Кто из родителей?
 Такие, как ты, не возвращаются. Такие, уходя, даже не оборачиваются. И даже вопрос выбора не возникает. Но как я могу тебя хоть в чём-то обвинить? Я – пыль, меня завтра не будет. А тебя, твою жужжащую машинку будут помнить тысячи. Я полон зависти к тем, кого ты потом наградишь полубоксом.
На часах ритм жизни давит
Кто-то мне ритм этот травит
Как увернуться от бумеранга
Свидетелей он не оставит

 Мы сели в один трамвай во время дождя. Я достал носовой платок для того, что вытереть волосы, и этим тебя покорил. Женщине очень важно видеть в мужчине кумира. Она, в сущности, выбирает себе кумира и идёт за ним. Иногда выбирает по носовому платку, а не по грязной голове. Что сделал я, чтоб стать твоим кумиром?
 Бывший, теперь уже, тесть, забрал вещи бывшей, теперь уже, жены. Сама приезжать она не хотела. Тесть поставил сумки и наотмашь ударил меня в челюсть. Я не пытался увернуться, упал – повело меня. Встал и засмеялся, но тесть не обиделся. Он обнял меня, а потом подарил тюбетейку. Зачем мне тюбетейка?

Будоражит только злость
Возбуждает только смелость
Этот гость похож на кость
Нету больше слова зрелость

 На столе слой пыли и остаток бутерброда. Слой масла был толще куска хлеба, и на нём, пожелтевшем, остались мерзкие отпечатки зубов. Не убирал уже месяц. Пил уже неделю. Только водку пил, и почти не ел. В голове моей рождались галлюцинации, как разрасталась моя печень. Где холодильник я не помню. Сколько не мылся – не знаю, но разило от меня изрядно.
 Ты первая, кого я повёл в театр, но там ты уснула. Выпила бутылку пива, поставила на пол перед собой и уснула. Игра великих актёров мира сего не сравнится с полётом твоей жужжащей машинки. Я бы приходил к тебе каждый день, если бы только волосы за ночь отрастали. Так что давай, стриги – любить тебя можно только за это.
 Чуть было не сгорел уже пустой чайник. Когда-то мне его подарили на день рождения полный красного вина. Мы пили вино прямо из носика.
 Под окном пели кришнаиты. Во что они верят? Думаю у них всё ясно - хочу петь с ними. А могу только пить, один.
 Неделю назад разбил машину. Вчера телевизор и зеркало. Машину разбил случайно, не знаю, как выжил. Телевизор надоел, а в зеркало смотреть невыносимо.
Мне не даёт уснуть армада мыслей
А если их прогнать, то я умру
Останови меня морозным утром
Но их остановить я не могу

 Сосед курил травку. После того, как накуривался, садился на подоконник и смотрел, что делается в окнах дома напротив. И очень часто ему было плевать какая погода на улице. Он как-то рассказывал, что пытался бросить, но трава ему стала сниться. Мне казалось, что он был болен. Сейчас, через открытую дверь балкона дурно становилось и мне. Это на голодный желудок, ну и на уже пьяную голову.
 Цветы засохли. Даже кактус не выдержал. Я выбросил его, потом вылепил из пластилина и вставил в горшок. Получилось, в общем, похоже. Теперь его не надо поливать.

Я император этой тоски
Сломана ножка у стула
Только четверг давит мне на виски
Пороха запах повеял из дула

 Я сказал себе: «Брось, беги!» Я встал и собрал вещи. Она смотрела на меня с фотографии. Улыбалась. Она коллекционировала свои грустные улыбки. Все стены были в улыбках – до тошноты её ирония. Достал её фото из рамки, взял с собой рамку. Я всё ещё пьян. Открыл со скрипом входную дверь. Скрип был такой, будто всхлипывал ребёнок. Ребёнок, которого ты убила. На меня упала паутина. В коридоре воняло дустом – травили блох и тараканов.
 Ты никогда мне не верила. Единственное, что тебя могло успокоить – это следы на снегу или моё слово офицера. А мне в жизни просто необходимо состояние борьбы. Нет борьбы – нет жизни, но от борьбы я устал и просто так слово я не давал. Я должен сейчас же бежать – сейчас это моя борьба. Больше я сейчас ничего не могу.
 Я застрял в лифте на час. В общем, не много, но всё равно не приятно. Когда я всё же вышел. на первом этаже, обычно потухший фонарь, загорелся. Я сказал ему: «Молодец, у тебя есть будущее».
 Почтовый ящик очередной раз был пуст. Что за привычка такая - быть постоянно пустым? Зачем вообще надо быть, если ты постоянно пуст.
 Хочешь сказать – напиши. Хочешь пропасть – бери билет на поезд в том направлении, куда бы ты никогда в жизни не хотел бы поехать. Я пил всю дорогу, я не помню тех людей с кем я пил.
 
Я знаю все твои секреты
Во всём виноват контратакующий стрелок
Безалкогольное пиво как моча
А я обречён как мишень номер восемь

 Что это за место? Я пошел, не поднимая головы, – я не хочу видеть вывеску с названием станции. На меня пялился каждый, кто меня встречал – я никого не встречу. На вокзале хулиган ударил меня по лицу, я рассмеялся – что-то часто смеюсь. Хулиган достал нож, я всё смеялся, и он ушёл. Мой путь известен – три тысячи локтей на север. Я иду. Я почти бегу. Не улыбайся мне больше никогда.
 Я на конечной остановке, не знаю какого, маршрута, не знаю в каком городе. Обычное троллейбусное депо. В отстое стоял пустой троллейбус, в троллейбусе горел свет. На поручнях раскачивалась девушка.
 Зазвенел мобильник и я вспомнил, что он у меня есть. Звонила она, звонила из фотографии. Как у неё получается быть, когда её уже нет. Я заорал в трубку: «Тебя нет!». Я побежал. Я отлично бегал, я мог долго бежать, и я бежал, пока не протрезвел. Бешено стучало сердце.
 - Завтра 8 марта. – её голос, как мне показалось, питал какие-то надежды.
 - Позвони мне, я тебя поздравлю.
 - Я позвоню твоей матери, когда тебя пристрелят. Не раньше.
 - Не те времена, ждать придётся долго. Скорее я сдохну от цирроза печени. – что же ещё она скажет в след уходящему поезду?
 - ты где? – опять она.
- я говорил тебе, что у тебя голос джазмена? -
- я задала тебе вопрос! –
- три тысячи локтей на север –
- придурок! – а то я не знал этого.
- от тебя остался только гель для дёсен. – она выключила телефон.
 Я задал ей всего один вопрос. Задал когда-то очень давно. Задал вопрос, когда уже не знал что ещё спросить: «Неужели мы с тобой так похожи?» Я хотел бы застрелиться, если это ненастоящая любовь, но … не застрелился. В кафе нам подали салат в посудине похожей на ту, в которой стоял мой пластилиновый кактус.

 Бегом марш! Может там есть река, я буду бежать рядом, рядом с течением. У меня там новая тоска, впереди, я её уже вижу.