Питер

Вначале был удар, а потом слишком много крови. Она была повсюду: на тротуаре, пальто, платке и руках. Казалось, повреждена артерия, и теперь кровушку не остановить. Но всё было гораздо прозаичнее: слегка повреждённый фейс и полное отсутствие боли.
Я поднялась, цепляясь повреждёнными руками за водосточную трубу, попыталась встать и сделать пару шагов. Нет, сегодня не мой день, однозначно! Ну, кому в голову пришло запивать старомосковскую сорокоградусную невским медовым? Всем известное соперничество между столицами и здесь давало о себе знать. Но это ещё полбеды, т.к. в связи с постоянной периодичностью применения сей огненной воды, организм выработал свой иммунитет. А вот сигаретка, выкуренная полгода назад под лозунгом: «Последняя!», повторившись во времени, дала о себе знать. Она выпала из моих дрожащих рук, а там оставалась ещё целая затяжка, блин! Ладно, не время искать бычок «Альянса»- не солидно как-то!
Вроде иду, даже очень уверенно опираясь на стенку. Спутник мой, правда, слегка огорчившись моим: «Дай сигарету! Я свободная независимая женщина!», ушёл вперёд. Ничёёё! Я же птица гордая – сама долечу! Только голова кружится невыносимо! Оглядываюсь по сторонам, вижу: темнейшая улица в центре бандитского Питера – ни одного фонаря! – все ларьки битые-разбитые, знаменитые дворы-колодцы, и подозрительно тихо. Прямо достоевщина какая-то вместе с « Чёрным псом Петербургом» дэдэтэшников! Для завершения образа из-за угла стремительно вылетает нечто лимузиноподобное, останавливается в пяти шагах от моего шатающегося силуэта. Из пасти супермашины вываливаются два амбала и направляют свои стопы прямо к ларьку, за которым я пытаюсь двигаться. Вырисовываются в сознании пьяные, опущенные девочки Достоевского – куда подевалось чувство собственного достоинства?
 Егор! Иди сюда! Быстро! Я не могу идти!
- Ну подойди сама! Опять выёживаешься? Что ты руки у лица держишь? Ой, Анютка!! Что с тобой? Где ты так? Упала?
- Нееет!
- Откуда тогда у тебя царапины?
- Не знаю! Отстань! Лучше донеси до дома. Без вопросов!
- Блин, сколько крови! Держись крепко!
Временные границы стёрлись, мы прошли семиминутный путь за мгновение. По крайней мере, я ничего не помню. Оно понятно!
Открывшая дверь Кэт потеряла дар речи, втащила меня в ванную и стала отмывать от всего: от грязи, крови и только что появившейся рвоты. Джордж стоял рядом и суперсерьёзным голосом описывал ситуацию со всеми схемами и ощущениями. Теперь они охали и причитали вдвоём. Мне же, всё ещё не чувствовавшей боли, становилось всё веселее. Когда они уложили меня в постель, Кэт начала догадываться, что мне не так уж и херово, потому что смыв с моей физиономии кровь, стала проглядывать моя наглая улыбочка. Но надо было поддерживать статус потерпевшей и притворяться, но силы уже покидали меня. Наглое выражение моего побитого лица рассеяло сомнения в душах моих спасателей – теперь смеялись они. Такой порядок вещей меня ни в коем случае не устраивал, поэтому пришлось неприлично ругаться, что ещё больше смешило Джорджа и Кэт.
Наконец, устав от боли, нытья и ехидного хихиканья, я уснула и спала долго и счастливо. Пробуждение же не сулило ничего хорошего: с таким лицом было противопоказано появляться в публичных местах культурной столицы. Но пришлось. Правда, только на вокзале. Местное вокзальное население смотрело на меня с жалостью. Редкие нетрезвые граждане, почуяв во мне родственную душу, даже пытались обнять со словами: «Девочка, кто это тебя так?». Но со мной был мой верный спутник, который и должен был доставить меня в Первопрестольную в здравом уме и трезвой памяти.
С тех пор ушло много поездов в Питер и в Москву, скорых и не скорых, вечерних и утренних. Вскоре и я оказалась за бортом нашей великой Родины всё ушло. Но спутник остался. Надеюсь, уже навсегда.