На старой танцплощадке

Был теплый августовский вечер сорок пятого года. Закат догорал, отражаясь в реке. Рядом с колхозной конторой, на взгорке притулилась старая танцплощадка. Над ней на развешенных проводах, горело несколько лампочек. Она, ненужная во время войны, стала теперь оживать потихоньку, собирая к себе людей.

На низком столике в углу танцплощадки стоял патефон. На нем крутилась пластинка, звучал голос Клавдии Шульженко.

Синенький, скромный платочек
Падал с опущенных плеч.
Ты провожала
И обещала
Синий платочек сберечь.

Рядом с патефоном сидел дед Игнат. Это был одноногий, сгорбленный старик. Ногу он потерял еще в гражданскую. И теперь передвигался на самодельном протезе. Дед Игнат курил и молча слушал. Свободной рукой он придерживал на коленях свою потрепанную гармошку. Несколько клавиш в ней отсутствовали, но это не мешало односельчанам звать его на праздники и гулянья. Другого-то гармониста в деревне не было. Когда-то дед Игнат смог передать свое умение сыну, да тот погиб в самом начале войны. Где-то под Гродно. Слышал ли его погибший сын эту песню, или не успел? Не знал этого дед Игнат. Ведь эта песня появилась спустя несколько месяцев после начала войны.

Рядом стояли несколько женщин. У ступенек молча курил председатель. Он вернулся домой в самом конце войны, израненный, без руки. Теперь вот «воевал» с бабами. Трудно было. Ох, как трудно. Сейчас ему так не хватало мужских рук в колхозе. Даже больше, чем своей, отрезанной в одном из полевых госпиталей.

Чуть поодаль, на скамейке, сидели девушки. Не все из них дождались своих женихов с войны. Конечно, о них, о них думали сейчас девчата. Вспоминали их крепкие руки и несмелые поцелуи. И была среди них одна нецелованная, Зоя. Ее Петька, с которым она сидела в школе за одной партой, так и не осмелился поцеловать ее. Только и успел крикнуть из кузова военкоматовской полуторки, когда уезжал на фронт, что любит ее.

И пусть со мной
Нет сегодня
Любимой, родной,
Знаю, с любовью
Ты к изголовью
Прячешь платок голубой.

На скамейке перед соседней хатой сидела Марфа. На руках у нее спал пятилетний Колька. Рядышком присела ее дочка Светланка. Она только что принесла из хлева ведро с молоком и поставила его рядом. И теперь они слушали музыку с танцплощадки.

Письма твои получая,
Слышу я голос родной.
И между строчек
Синий платочек
Снова встает предо мной.

И в это самое время в деревню вошли солдаты. Их лица были суровы. Кое-где на гимнастерках были видны следы пуль и ожогов. Сапоги были в пыли. Они подошли ближе к освещенной танцплощадке, и их лица прояснились под светом.

Рядом с дедом Игнатом присел его сын. Молча прикурил от протянутой папиросы. Положил руку на гармонь.
- Как, играет еще?
- Играет, - ответил дед Игнат. – Играет, сынок, на радость и на горе.

Из патефона продолжала звучать песня. Поскрипывали доски под ногами танцующих пар.
Пришедшие молча танцевали со своими подругами, женами.

И мне не раз
Снились в предутренний час
Кудри в платочке,
Синие ночки,
Искорки девичьих глаз.

От группы солдат отделилась одна фигура и направилась к дому, перед которым сидела Марфа с детьми.
- Егор? – встрепенулась она.
- Здравствуй, Марфуша. Да, это я.
Егор, наклонился, поцеловал жену и прижал к себе дочь.
- Спит? – спросил он, глядя на Кольку.
Марфа засуетилась.
- Тише-тише, не буди, - сказал Егор, поглаживая сына по вихрастой голове.

Сколько заветных платочков
Носим мы в сердце с собой!
Радости встречи,
Девичьи плечи
Помним в страде боевой.

- Можно глоток? – спросил Егор, заметив ведро с молоком.
- Конечно, пей, Егорушка, пей. Ой, Светланка, сбегай за кружкой.
- Не надо, - остановил ее рукой отец. – Я так.
И он стал пить прямо из ведра, через край, делая большие глотки. Пил он долго, его кадык опускался и поднимался в такт глоткам. Из уголка рта потекла тонкая струйка молока. Гимнастерка сразу же потемнела в том месте, на которое оно пролилось.
- Хорошо! – наконец он смог оторваться от молока. – А старшенький наш где?
- Да где ж ему быть. На речку вот пошел, рыбу удить.

За них, родных,
Любимых, желанных таких,
Строчит пулеметчик,
За синий платочек,
Что был на плечах дорогих!

Песня заканчивалась. Звучали последние слова и аккорды.

Строчит пулеметчик,
За синий платочек,
Что был на плечах Дорогих!

Сын деда Игната встал, погасил сапогом папиросу и еще раз глянул на старика.
- Играй, отец. А мне пора. – сказал он и пошел к ступеням, что спускались с площадки. За ним последовали остальные мужчины. Только председатель остался стоять. Он плакал. Расставаясь, Петр наконец-то осмелился и поцеловал Зою в щеку.

Солдаты спустились с танцплощадки и пошли по дороге прочь. И с ними Егор. Они уже дошли до конца деревни. Все оставшиеся молча смотрели им вслед. Пластинка доиграла, и теперь иголка со щелчками прыгала на одном месте.

В это время вернулся с реки Сашка, старший сын Егора. Глянув туда, куда смотрели все люди и его мать, он все понял. Ведро выпало из его рук и несколько рыбешек забились на траве.

- Папа! Папка-а-а! – громко закричал Сашка.

Егор обернулся и помахал ему рукой. Сашка бросился бежать за ним. Да было уже поздно. Солдаты исчезли из вида.