Счастье

- Спишь, салага! - зычно рявкнул я, неожиданно возникнув в дежурке. Певнев, застигнутый врасплох, резко поднял со стола голову и испуганно уставился на меня.

- Шакалы все ушли? Точно? А дежурный где, в казарме?
 
- В казарме.

- Морковки просишь?! В казарме его нет. Я сейчас только оттуда.

- Ну, наверное, в столовую пошел... Там сегодня наши в наряде...
 
- Знаю, что наши! А ты должен знать точно, где он. Понял?

- Понял...

- Я не понял... Что за ответ?

- Так точно!

- Что "так точно"? Так, сейчас десять часов. Ложись спать. Я бужу тебя в час. Ну, там видно будет, может, попозже разбужу...

Певнев тотчас метнулся во вторую комнату дежурки , где стоял топчан. Через минуту из-за двери выглянула его замурзанная физиономия.

- Коля, у тебя курить есть? - жалобно проблеял он.
 
- Ты че, козлик, припух, что ли? Член, завернутый в газетку, заменяют сигаретку! Понял?

- Так точно...
 
- Ладно, ходи сюда. Он подошел, и я выложил перед ним начатую пачку "Стрелы".
 
- Спасибо, Коль!
 
- Отвянь...

Певнев исчез. А я уселся за пульт и потер ладонями виски. Очень болела голова. Я чувствовал, у меня температура. Закурил и звякнул в казарму. Дневальный сообщил, что дежурный завалился спать в канцелярии. Все шло, как обычно.
 
Через полгодика мне увольняться. Сейчас зиму дотянуть, а весной - долой шинель, пора на хауз! Все бы хорошо, если б не эта текучая простуда. Сдаваться в санчасть не хотелось - скучно там. Да и теплое местечко пропало бы. Стоять в постоянном наряде помдежа по части - занятие не хилое. А все долбанный наш кадрированный полк - людей, что кот наплакал. Все сплошняком в нарядах, и притом надолго. Певнев уже месяц дневалит в штабе, на него смотреть страшно - зачуханный, невыспавшийся, шакалы орут, сплошные "щетка-мыло", весь день то за шваброй, то за "машкой". Но в казарму не хочет. Молится на меня. Дрожит за свою привилегию , в казарме-то его вообще за два дня затуркают. Нашего куска и я побаиваюсь - даром, что одного призыва, - всю батарею замордовал. А при штабе и мне неплохо. Уборку, которую я делить должен с Певневым, и без меня есть кому делать, а мне не положено. В общем, служба по кайфу. Сидишь весь день в дежурке , начальству честь отдаешь, на телефонные звонки отвечаешь, вот и вся забота. Ночью тоже не скучно. Чаек попиваю. С телефонисткой треплюсь, почитать есть что, парадку к дембелю готовлю, альбомец докрапливаю.
Надоест, Певнева - за пульт, а сам либо к куску в каптерку - чай пить и о гражданке мечтать, либо в кочегарку, в душ, можно в столовую, когда там наши, пожрать чего-нибудь вкусненького... плов узбек-повар готовит, лучше не надо...
Нет, ну как башка болит? Сейчас бы на массу упасть. Но теперь этого поднять - уснет за пультом, гад, а дежурный нагрянет или проверяющий из дивизии, или позвонит кто из дивизионного штаба, вкатят мне, и кранты кайфу. Я докурил и взялся было за книжку, но болевшая голова ничего не соображала. Альбом делать поднадоело, для "парадки" нужен был клей ПВА, а мне его обещали принести лишь на завтра... И я решил заняться уборкой. Встал и прошел на узел связи, телефонистки сегодня там не было, за коммутатором сидел Парамонов, чмыреныш из первого взвода, лодырь и тормоз.

-Как дела, служивый?

Парамонов оглянулся и сразу заулыбался. Голова моя, бедная, болела все сильнее, зверски хотелось спать, и я тут же погасил парамоновскую улыбку:

- Значит, так. Все, как всегда. Второй этаж Певнев будет драить, твой, значит, первый. Сейчас щетку в руки, подметешь, а потом мастикой натрешь. Причем натирать не так, как в прошлый раз, козел! Как следует, понял! Чтоб блестели полы, как бляха у салаги! Вопросы есть, товарищ солдат?

- Вопросов нет, товарищ сержант!

- Приступай.

- А где щетка?

Ну, начинается! Я готов был убить этого тормоза.

- Щетка, милейший, за дверью, как всегда, мастика там же, в ведерке. Все там!

И нервов мне не подымай.

Пока Парамонов орудовал родными инструментами, я посидел за коммутатором. Невелика премудрость! Звонят мало и я отмазываю своего спящего дежурного, дескать, "товарищ майор вышел проверять караул". Пусть в караулку звонят, я соединю! В караулке, соответственно, отвечают, что у них майора еще не было, и тогда я "вспоминаю", что дежурный в столовой. А в столовой телефона нет. Очень выгодно, когда дежурный по части спит. Не ходит, сонный и злой, нос свой в наши солдатские дела не сует... Как мне хреново, чума, чума возьми! Проклятая простуда! Уже вторую неделю так. Мучает, зараза! По утрам горло болит. Ну, ничего. Осталось-то служить пустяки. А уж дома я оторвусь, как следует! В любом случае! Что бы меня там ни ждало, на гражданке! Да что там может быть-то? Ну, разве Киска легла под кого-нибудь... Так неприятность эту мы переживем. И флаг ей тогда в руки, а барабан на шею... Да нет, Киска дождется. Обязательно. Так я хочу!..

Парамонов полы отделал неплохо, и я его отпустил с миром, не стал издеваться. Освободил ему место, и сам вышел на улицу, завернул за угол штаба - не только мы с Певневым, но и все "шакалы" "звонят" тут - туалета при штабе нема.
Все, хватит. На массу хочу. Возвратился в дежурку, прошел в спальню , включил свет.

Певнев спал, как младенец, подложив под щеку неотмывающуюся ладонь. Честное слово, мне жалко его, как брата родного! Я стащил с него одеяло, шинель. Грязное п/ш на нем стоит колом, даже когда он лежит. Нечищенные сапоги стоптаны, портянки горкой стоят рядом с сапогами. Но... жалко у пчелки, пчелка на елке, елочка в лесу, и я ору у него над ухом:

- Рота, подъем!

Просыпается Певнев сразу, а вот слезать с топчана ему не хочется.


- Сколько времени?

- Полпервого, слезай!
 
Он начинает медленно обуваться, а я тем временем провожу ночной инструктаж:
 
- Значит, так. Парамонов первый этаж убрал, твой второй. Убирать хорошо! Ну, ты знаешь. Спать за пультом - упаси бог! Изуродую! Меня не будить до тех пор, пока шакалы не приедут. На завтрак я не пойду, а ты слетаешь метеором, притащишь мне пайку хлеба с маслом, сахар возьмешь себе. Если сейчас дежурный нагрянет, отвечать четко и толково. Часы тебе оставляю. В тумбочке лежит журнал - можешь почитать. Но не спать! Там, на пульте, я тебе оставил пять штук сигарет. Молись на меня, салага! Все, выметайся.

Выпроводив Певнева, я оглядываю спальню. Как все мерзко! Вшивый топчан, жесткий, застеленный пыльным одеялом, подушка в наволочке, черной, как уголь, воздух в комнате спертый, провонявший мастикой, пылью, портянками.
Я закурил и стал разуваться. Снял сапоги, улегся и едва удержался, чтобы не заснуть сразу. Вытащил из кармана своей шинели чистое полотенце, накрыл им подушку. Кинул на себя шинель, потом мерзкое одеяло, а уж поверх него - ничейную шинель, висевшую в дежурке постоянно. Проглотил таблетку аспирина и крикнул:

- Певнев! Он мигом появился.

- Потуши свет.

Все, спать оставалось часов шесть. Не так уж и мало, не так уж и плохо. Хотелось перед сном о чем-нибудь подумать хорошем и приятным. Хотя бы о Киске. Но я не успел. Заснул, как убитый. Это было счастье.
 
А.Рувинский, Волгоград.
1990.