Что нас спасает, то и губит

Ты сидел в кресле в углу комнаты. Нервно перебирал слабыми пальцами чётки. Тебя трясло словно от холода.
Лёжа на полу в нескольких метрах от тебя, я всё ещё слышала каждое биение твоего сердца. Твоя кровь очень быстро бежала по венам, артериям, самым мелким капиллярам и снова возвращалась к сердцу, к началу начал.
Твои пересохшие губы хотели что-то сказать, руки – что-то сделать, ноги – встать и упасть на колени перед моим холодевшим телом. Но слова не выходили из твоих уст, застревали в горле, и ты продолжал сидеть, нервно теребя чётки. Уже было поздно, поздно что-либо изменить или вернуть назад, а тебе так этого хотелось.
Ты сидел в кресле в углу комнаты, и в твоём затуманенном сознании мелькали картины недавнего времени. Ты вспомнил нашу первую ночь: свет луны сделал нас бесстрашными, и, потеряв последнюю робость, мы отдались нашим желаниям, не думая о завтра и о последствиях, мы жили только той ночью. Нас было трое: я, ты и ночь. Тогда тот обычный луг был для нас шёлковой простынёй, а наша страсть, наша любовь – одеялом, накрывшим нас с головой.
Ты улыбнулся. Твоё сознание понесло тебя дальше по дороге твоей жизни. Оно остановилось, и ты увидел наше кафе. Старое кафе, на пересечении Ленина и Трудовой, часто служило нам местом встречи во время обеденного перерыва. Ты как хозяин, хозяин жизни, вошёл в просторный зал кафе и увидел меня с парнем. Я встретила своего бывшего однокурсника и решила поболтать с ним до того, как придёшь ты. Несколько шагов понадобилось тебе, чтобы оказаться рядом с нами, и ты со всей мочи вмял свой кулак в лицо моего собеседника. Ни вопросов, ни криков, ты развернулся и ушёл. Ты никогда не умел слушать, особенно меня.
С того дня тебя начала разъедать ревность, ненависть ко всем моим ближним: к мужчинам, к женщинам, к моим родным и случайным встречным. Ты обижал их, оскорблял, избивал,…убивал. Твоя ненависть к моему окружению переросла в манию, навязчивую идею их истребления. Иногда ты запирал меня неделями дома, отключал мобильный, но меня находили. Ты увозил меня в деревню, но где же ты видел деревню без людей.
Ты сидел в кресле в углу комнаты. Ты ненавидел прошлое, людей, даже воздух, разрушающий нас изнутри. Последняя картина, которая всплыла в твоём сознании, была часовой давности. Мы в спальне. Мой мобильный зазвонил и высветилось на нём имя «Игорь». Я хотела поднять, зная что звонит мой брат, но ты мне не поверил. Вырвавшись из твоих рук, телефон с треском врезался в стенку. Твои глаза горели, руки наливались кровью, ты замахнулся – и я полетела по пути телефона. Тебе этого было мало, мало. Ты схватил бронзовый подсвечник и, надеюсь в состоянии аффекта, сев сверху, начал месить мою голову этим предметом искусства. Я не кричала – ты продолжал. Я не билась в судорогах – ты продолжал. Я не дышала – ты продолжал.
Лёжа на полу в нескольких метрах от тебя, я уже не могла слышать твоего сердца. Кровь уже не бежала по моим венам, я не дышала. Я больше никогда не смогу улыбнуться. Я не буду жить. Меня, лёжа в холодной одинокой земле, будут поедать изнутри трупные черви. Я не буду существовать.
На улице выли милицейские сирены. На лестничной площадке засуетились. Ты встал и, передвигая свинцовые ноги к тумбочке, прошёлся по мне. Именно «по». Ты бесцеремонно наступил мне на живот, из которого через 8 месяцев должен был появится ребёнок, наш первенец. Тебе уже было не суждено это узнать. Ты достал из тумбы пистолет, приставил его к виску и, сказав: «Прости…», рухнул на пол рядом со мной.
Что такое любовь? Смесь запахов, дающая какой-то толчок в мозг? Или высокое чувство?
Что такое страсть? Мимолётное, но сильное влечение? Или временное умопомешательство?
Что такое ревность? Защита любви? Или её смерть?