День 241. Поделом

Когда Рожков пообвык в почтальонах, он, что называется, быстро вошел во вкус "парки ласт". Он, отслуживший всего 8 месяцев, жил чуть ли не лучше всех в казарме. Массу привилегий давала должность. Отсюда же - благосклонное отношение к нему "дедов" и прочих обременных авторитетом жителей казармы.

Вдобавок, покровительство батарейного старшины, старшего сержанта Мигашвили переходило даже рамки привычного обхождения старшим младшего, если младший - птица. Даже одногодки Мигашвили ворчали на старшину, что, мол, он перегибает палку, но старший сержант знать ничего не хотел и однажды ночью собственноручно застелил ДВП полы в кабинете замполита, что было приказано замполитом Рожкову накануне.

Неприкосновенность Рожкова в батарее так или иначе передалась и на второй этаж казармы, где бал правили старшины мелких подразделений полка - ремроты второго, третьего и четвертого дивизионов. Рожкова знали все, и никто его не обижал. Даже кочегары - неуправляемое сообщество солдат родом из Армении, которые затаскивали в свою кочегарку всех без разбору, следующих мимо в туалет, на припашку, позволяли Рожкову мыться в их привилегированном душе, угощали чаем и южными деликатесами из посылок.

Сам Рожков видел, что занимает положение почти царское и внутренним чутьем понимал, что все хорошее когда-нибудь кончится. Но он ковал, пока горячо. Свободный от утренних уборочных работ, он запирался в своей каптерке, подшивался огромным куском "подшивы", драил сапоги и бляху ремня. На развод выходил сияющий и благоухающий одеколоном. Повара в столовой кидали ему лучшие куски и двойную пайку масла - повара были земляками кочегаров. Рожков завел себе "вшивник" - гражданский свитер, подтяжки и кеды вместо тапочек. Подтяжек не было у половины "дембелей", хотя носить их считалось верхом шика. У Рожкова были часы, брелок- ногтерезка и куча прочих ценных и полезных и бесполезных вещей. В каптерке у него были запасы книг, журналов, бумаги для писем. Съестные припасы у него были тоже. В каптерке стояла бочка с ацетоном и замполит под страхом "трибунала" приказал беречь его как зеницу ока, но полковые наркоманы жаловали "химку'', а многие из полковых наркоманов были авторитетами. Бочка пустела медленно.

Ко всем доброжелательный, Рожков по настоящему дружил с Витьком Ногиным. Витек был "дедушка Советской армии", но авторитетом среди дедушек не пользовался. Не то, что бы его заживали в его правах, но Витек охотнее общался с "щеглом", чем со своими одногодками.

После отбоя Рожков с Витьком подолгу сиживали на горячих трубах отопления в казарме и разговаривали. В казарме кипела жизнь: кто пил чай, кто варил "химку'', кто курил ту же "химку", и только молодые спали. В один из таких поздних вечеров Рожков с Витьком вышли покурить на улицу и решили прогуляться до кочегарки - Витьку нужен был клей ПВА, обещанные кочегарами. Прогулялись. А на обратном пути Витек вдруг ни с того ни с чего обхаял своих одногодок, "дедов". Даже не своих, а из ремроты. Мол, козлы они. Витек так и сказал: "Мамед этот еще тот козел, да и вся его шайка". Сказал и сказал, а позади мелькнула тень.

Вернулись в казарму, сели на трубы. Сразу же к ним подошел дневальный из ремроты и сказал, что их ждут в каптерке Мамеда.

...Витька в ту ночь основательно избили, а Рожкова ударили лишь разок, но с комментарием: "Щегол ты еще, а борзеешь до хрена. Подумай лучше, тебе еще долго служить".

Удар был чувствительный, но он не был началом падения карьеры Рожкова. Рожков еще месяца два ''парил ласты" на полную катушку, а вышибли его из почтальонов в одночасье, по совсем иной причине.
 
16.06.96, Волгоград.