Мама

Каждый раз, когда наступает вечер, мне становится не по себе. Который день преследуют меня нелепые воспоминания юности. Наверное, я выживаю из ума. И на закате моей жизни память о матери не дает мне покоя. Мать навсегда осталась для меня неразгаданным и удивительно добрым существом. Когда был еще жив отец, он подолгу рассказывал мне о том, как они подружились с мамой, когда были еще такими же маленькими, как я. Он с поистине детской восторженностью посвящал меня в сокровенные тайны их детской поры, красочно описывая все шалости и приключения. Передо мной вставал образ смелой взбалмошной девчонки, которая во главе мальчишек совершает налеты на соседский сад или прыгает на спор с крыши беседки. И как не сочетался этот образ с тем, что я видела каждый день – тихую, добрую, молчаливую женщину. Иногда отец так увлекался, что переходил к рассказам о том времени, когда дружба перерастает в любовь, забывая, что такой ребенок, каким была я, вряд ли поймет эти чувства. Но я понимала его. И всегда замечала грусть на его лице, когда он затрагивал эту тему. И вновь та, о которой рассказывал отец, - красивая, стройная девушка, заставлявшая восхищаться весь двор, а затем и сокурсников – никак не вязалась в моих мыслях с той матерью, которую я знала. У мамы было обожжено лицо. В молодости в горах она попала в пожар. Потом долго болела. Но ее худые, не по сроку состарившиеся руки казались мне самыми милыми и ласковыми, а изуродованное лицо – самым красивым и добрым.
Когда мне исполнилось семнадцать лет, отец умер. Мать тяжело заболела. Она то плакала, то впадала в какое-то оцепенение. Ночами громко бредила, просила вернуть ей сына. Я никогда раньше не слышала, что у меня есть или был брат. Это казалось странным. Когда мать понемногу начала выздоравливать, я напрямик спросила ее, какого сына она звала. Мама долго молчала. Затем она взяла мои руки в свои тонкие, почти детские ладони. Мне передалась ее дрожь. Я уже пожалела, что начала этот разговор. Не подступила бы начавшая, было, отходить болезнь. Но тут лицо матери прояснилось и стало твердым, как никогда. Она начала свой рассказ, и я надолго запомнила этот наш разговор.
- Тем летом мы отдыхали на турбазе в горах под Адлером. Все было прекрасно: лес, река. У мужчин я пользовалась колоссальным успехом. Тот вечер я всегда вспоминаю с содроганием. Моя подруга уже несколько дней встречалась с молодым человеком из Уфы. К нему приехали два друга. Оба, увидев меня, изъявили желание познакомиться. Подруга предложила провести вечер вместе. Согласилась я не сразу. Как человек, она мне очень нравилась. Но была у нее одна черта, из-за которой я предпочитала отдыхать без нее. Всегда она нарывалась на какие-нибудь приключения. Не следила за языком и поступками, чем неоднократно приводила в бешенство сопровождающего ее мужчину. Пару раз мы еле уносили ноги из ресторана. К сожалению, я все-таки приняла ее предложение. Вышло даже хуже, чем всегда. Молодые люди оказались грубыми и невоспитанными. К тому же, не в меру наглыми. Все это отразилось на подружкином поведении. Дело чуть не дошло до драки. Она вырвалась и убежала. А я оказалась в комнате с тремя подвыпившими парнями. Вся их агрессия обрушилась на меня. Отбивалась я, как могла. И словесно, и физически. Когда я, наконец, вырвалась, то схватила со стола графин и запустила со всей злостью в одного из них. Удар был настолько сильным, что тот без памяти свалился на пол. Эти типы решили, что я прибила их друга насмерть. Кто-то из них сильно ударил меня, и я отлетела к окну, разбив головой стекло. Как я не потеряла сознание, не знаю. Схватила стул, и, выбив им остатки стекла, выпрыгнула наружу. К счастью, было не высоко. Затем я долго бежала по лесу, не разбирая дороги. Одежда была разодрана, из головы сочилась кровь. Вскоре начало светать. Я совершенно выбилась из сил. Когда я готова была уже потерять сознание, рассеявшийся утренний туман открыл в ста шагах от меня небольшое строение, по-видимому, лесничество. Еле держась на ногах, я наконец-то, добралась до двери. Дом был новый. Еще пахло свежесрубленным деревом. Я зашла внутрь. Все здесь было аккуратно прибрано и уютно. Войдя в комнату, я тут же чуть не свалилась в изнеможении на кровать. Но, оглядев свою грязную, изорванную одежду, опустилась возле на пол. Вдруг за дверью послышался шум, и в комнату вошел высокий молодой мужчина. Счастливая улыбка на его лице сменилась испугом и недоумением. Он назвал меня по имени и кинулся ко мне. Я закричала. Меня очень удивило, что он знает меня. Я подумала, что это кто-то из турбазы отправился за мной. Я схватила с тумбочки ножницы и сказала, что если он придвинется еще хоть на один шаг, убью или его, или себя.
- Что с тобой? Что случилось? Не молчи, - умоляюще просил он.
Но я еще больше забилась в угол и не могла уже произнести ни слова. Страх и боль сковали все мое тело. Он молча вышел. Вскоре появился с кружкой молока и пакетом печенья. Поставив все на стол, вышел, не проронив ни слова. Послышался стук входной двери. Минут пять я прислушивалась, но ничто не нарушало тишину. Потом я, по-видимому, потеряла сознание. Сколько я проспала, не знаю. Но когда очнулась, увидела, что лежу на кровати в той же комнате, вымытая, в чистой рубашке и с перевязанной головой. Рядом на стуле сидела пожилая женщина. Увидев, что я проснулась, она кинулась ко мне, стала что-то говорить. Потом заплакала и начала целовать мне руки. Женщина была как бы не в себе. Она называла меня то доченькой, то мамочкой. Я подумала, что кто-то из нас явно сошел с ума. Мне хотелось как-то утешить ее, но не было сил даже пошевелить рукой. Вскоре она встала и вышла за дверь. Я слышала, как они о чем-то спорили с хозяином. Он просил ее взять меня с собой в город. Но женщина умоляла его оставить меня, доказывая что-то. Я была настолько слаба, что не было сил ни удивляться, ни задавать вопросы. Сознание опять покинуло меня. Когда я вновь пришла в себя, гостьи уже не было. Хозяин же сидел за столом и что-то писал. Я, наконец, смогла внимательно рассмотреть его. Он был высок, крепкого телосложения. Тонкие черты лица, немного широкие скулы придавали его лицу несколько надменный вид. Но крупные серые глаза выделялись на его смуглом лице, затмевая эту надменность теплым, добрым светом. Во всем его облике была какая-то оригинальность и неповторимость. Мужчина почувствовал мой пристальный взгляд и, обернувшись, улыбнулся нежно и ласково. Но не проронил ни слова. Кто он? Откуда знает меня? И почему так заботится обо мне? Все последующие дни мучили меня эти вопросы. Но я не находила ответа. По какому-то молчаливому соглашению мы практически не разговаривали друг с другом. Его подолгу не было дома. Но я уже не чувствовала того спокойного одиночества, к которому стремилась раньше. Мне не хватало его заботливости обо мне. В ожидании я старалась забыться, рассматривая обои над моей кроватью. В диковинный узор были вплетены самые разнообразные птицы. Это занятие немного успокаивало меня. Я сравнивала это ощущение с долгими вечерами у походного костра, когда на причудливые языки пламени можно смотреть до бесконечности. Потом он приходил, начинал что-то писать или затевал уборку в комнате. И мне было хорошо, как никогда в жизни. Мне хотелось помочь ему, но я была еще очень слаба. Поначалу он работал в другой комнате, но теперь чувствовал, что нужен мне, и старался не оставлять меня одну. Через несколько дней я немного окрепла и даже смогла ходить по комнате. Он открыто радовался моему выздоровлению.
Однажды его не было очень долго. Мне стало страшно, что он не вернется больше. Я заплакала. Но тут послышались шаги, и вошел он. Его напугали мои слезы, и сев рядом, он стал утешать меня. От него пахло лесом. Почувствовав прикосновение сильного, уже любимого мною мужского тела, я затаила дыхание. Мне хотелось крепко прижаться к этому телу, раствориться в нем, чтобы забыть всю свою прежнюю жизнь. Он ласково провел рукой по моим волосам. Стал целовать. Сначала лоб, щеки, затем губы. Мы уже не скрывали своих чувств…
Почти месяц прожила я в доме моего спасителя. Однажды он сообщил, что должен уехать по делам в город на несколько дней. Когда мы прощались, какая-то обреченность охватила меня. Почему-то я была уверена, что больше не увижу его. Я старалась не плакать, не хотелось расстраивать любимого человека. Но страшное предчувствие горя обжигало грудь. Он уехал. Пять дней терпеливо ждала я его возвращения, с ужасом думая о том, что самой мне уже давно пора уезжать. Отпуск подходил к концу, и я обязательно должна явиться на работу. Тянула до последнего дня. Но его все не было. Я оставили записку, что скоро вернусь, и направилась в поселок. Сначала долго плутала по лесу, но вскоре вышла на дорогу и уже без труда вышла к самой турбазе. Успокоив местные власти, которые после безуспешных поисков причислили меня к без вести пропавшим, в тот же день вылетела в Москву. Я была уверена, что чуть ли не в первый день улажу все на работе и смогу вернуться в дом лесника, который снился мне каждую ночь. Меня удивляло, что я так слепо отдалась своему счастью, даже не узнав, кто же мой спаситель. И хочет ли он, чтобы я всегда была с ним? Вылететь в Адлер я смогла только через неделю. Купив в поселке продуктов, я направилась в лесничество. Долго плутала по лесу, чуть было не заблудилась. Стало темнеть, и я заметила, что ноги сами собой привели меня обратно в поселок. На следующий день пришлось взять в провожатые местного учителя – доброго, чуть лысоватого старичка. Он охотно согласился, но всю дорогу уверял меня, что никакого лесничества поблизости и в помине нет. Я не слушала его, и за день настолько измотала старика по горным тропам, что он буквально валился с ног. Я и сама чувствовала себя неважно. Ныла пораненная месяц назад нога. Измученные, мы вернулись ни с чем. Я не верила ни одному слову учителя, и на следующий день собралась продолжить поиски в одиночку. Но утром нога разболелась настолько, что я с трудом могла наступить на нее. Мне пришлось возвратиться домой. Но я твердо знала, что вскоре еще вернусь сюда и буду искать свой «потерянный рай». Через некоторое время я почувствовала, что беременна. Начались страшные токсикозы, и ни о какой поездке не могло быть и речи. Но во мне теплилась его кровь. Не обращая внимания на все осуждения и сожаления, я трепетно ждала дитя нашей любви. Когда настал срок, я родила сына.
Мать замолчала. Ее лицо ничего не выражало. Все ее мысли и чувства были где-то далеко отсюда. Она хранила свои переживания в невыразимой глубине своего сердца, не выпуская их наружу.
- И что же, ты больше не искала его? – решилась я наконец-то спросить.
- Как я могла не искать его? Пока я вынашивала и растила ребенка, сердце мое было там, в горах. Когда сыну исполнился год, и он окреп для длительной поездки, я возобновила поиски. Больше всего я боялась, что заблужусь в лесу с мальчиком. Наверное, я совершала какое-то преступление. Но я верила, что на этот раз смогу вернуть отца моему сыну. И я нашла тот дом, который грезился мне долгие два года. Он оказался пуст. Хозяин, по-видимому, ушел в горы. Замирая от счастья, я вошла в комнату. Здесь, как всегда, было чисто и уютно. Я уложила ребенка спать. Присев рядом на кровати, стала напряженно ждать. Я не знала, как отнесется любимый к моему возвращению, как встретит сына. Взгляд упал на обои. Милые моему сердцу птички вновь радовали глаз.
Посидев немного, я вышла на улицу, наивно надеясь этим как-то приблизить встречу. Я прошлась вокруг дома, спустилась к реке. И вдруг где-то неподалеку мне померещился его голос. Сейчас я уверена, что это был только плод моего воображения. Я бросилась вверх по тропинке. Но голос, казалось, удалялся от меня, как бы заманивая куда-то. Только через некоторое время осознала я свою ошибку. В изнеможении опустилась на траву. Тут я почувствовала запах костра. Забыв об усталости, побежала в надежде увидеть того, кого искала. Но это оказался не костер. Горело сухое поваленное дерево. Огонь разгорелся еще не сильно, но его языки уже обжигали соседние стволы. Я тут же сбросила куртку и начала сбивать пламя. Но тут справа повалил густой дым. Я обернулась и поняла, что моими усилиями здесь не справиться. Мое дерево было лишь маленькой искоркой от большого костра. В лесу начинался пожар. Меня охватил ужас. Я бросилась, было, в поселок сообщить о случившемся. Но мысль о ребенке заставила сменить решение. Я побежала к дому. По-видимому, от волнения я потеряла ориентир. Измучившись, так и не найдя дороги, я стала кричать. Слезы душили меня. Огонь подступал со всех сторон. Я не знала, в какую сторону должна идти, как спасти своего ребенка. Дальнейшие события помню плохо. Кажется, упавшая горящая ветка сильно ударила меня об голову, я потеряла сознание. К счастью, я оказалась практически около поселка. И меня сразу обнаружили.
Очнулась уже в больнице. Вспомнив все, я стала кричать, чтобы они нашли моего ребенка. Но санитарка, добрая полная женщина, стала утешать меня. Оказалось, что я не приходила в себя целых две недели. Она уверяла, что все мне приснилось, что пожар потушили, но никакого лесничества и ребенка там не было. Что я могла ответить ей? Она считала меня сумасшедшей. Я и сама удивлялась, как не сошла с ума после всего, что произошло. Два года восстанавливала я свое здоровье, не вылезая из больниц. Но две раны оставались незаживающими: ожог, который до неузнаваемости изменил мое лицо, и душа, которая раскололась на мелкие кусочки. Такой нашел меня твой отец, любивший меня еще со школьной поры. Получив когда-то решительный отказ, он уехал работать на север. Вернувшись и узнав о моей беде, он уже не покидал меня. Твой отец – очень хороший человек. Наверное, я даже любила его. По-другому – та любовь, которая родилась в горах Кавказа, ни на миг не оставляла меня – но он единственный любил и понимал меня. Я была очень ему благодарна. Потом родилась ты. С твоим появлением я вновь обрела счастье и спокойствие. Вся моя любовь вселилась в тебя. Я старалась забыть прошлое. Но смерть мужа сильно потрясла меня. Прости, что в бреду своем обращаюсь не к тебе, а к сыну.
Мама заплакала. По моим щекам тоже текли рекой слезы. Я решила, во что бы то ни стало, узнать, что же все-таки произошло с моей матерью почти четверть века назад. Нашла врача, который в те годы следил за маминым здоровьем. Он очень участливо отнесся ко мне. Оказалось, что в ту пору, когда произошло несчастье, он настаивал на поисках лесничества и оставленного там ребенка. Но поиски ни к чему не привели. Молодой лесник оказался плодом воображения.
- Но ведь мать где-то жила целый месяц? – спросила я.
- Да, конечно. Но в той местности много селений. А расспрашивать везде не было возможности, да и смысла.
- Но мальчик-то был?
- Да, был. И это самое горькое во всей этой истории. В поселке видели, что женщина ушла в лес с ребенком. Как и где потеряла она его, не известно. Как это ни странно, но все решили, что мальчик погиб в огне. Хотя тела его так и не нашли. Но много ли надо для такого хрупкого создания?
Из разговора с врачом я поняла, что мать моя очень больна, и приступы уже не оставят ее. Он долго утешал меня, говорил какие-то мудреные научные слова. Я уже не слушала его. Моя бедная мама навсегда останется инвалидом. И я ничем не смогу ей помочь. Приступы и вправду возобновились. Я терзала себя ненужными угрызениями совести. Мне казалось, что если бы я была внимательнее к матери, то смогла бы вырвать ее из придуманного ею мира, уберечь от болезни. Я укоряла себя за ревность к давно погибшему брату, которого мама любила больше меня.
Однажды я застала у нее гостя. Это был невысокий мужчина лет пятидесяти. Лысоватый, с небольшой бородкой. В лице его было что-то иконописное. Его привела медсестра, которая уже долгое время делала маме уколы и успела стать другом нашей семьи. Он стал приходить каждый день. Но всегда, когда я входила в дом, любезно прощался и уходил. Я не противилась этому новому маминому знакомству. К тому же с радостью замечала в ней некоторые перемены. Она уже не бредила ночами, стала чаще улыбаться. Спокойствие вернулось к ней. Однажды я спросила маму, не врач ли ее гость? С минуту подумав, она ответила: « Да, для меня он врач. Он открыл мне правду и вернул надежду». Я раскрыла от изумления глаза. Мама продолжала: «Я увижу своего сына и его отца, но не в этой жизни, а в другой, следующей. Просто Богу было угодно, чтобы я на миг узнала, какое счастье ожидает меня в будущем».
Я начала понимать, о чем так долго беседовали они со стариком. Что ж, переселение душ – факт не доказанный. Но видя, что вера в это помогает близкому мне человеку, спорить я не стала.
Через год мама умерла. Тихо, без мук. Просто остановилось сердце. Лицо ее никогда не было таким спокойным и умиротворенным. Казалось, что все последнее время она ждала только этой минуты…
Это было давно. Очень давно. Моей дочери уже двадцать. Я назвала ее в честь матери. Какое еще имя могла я ей дать? В этом году она вышла замуж. Муж – отличный парень. Заканчивает лесотехнический институт. На днях поделился, что после защиты диплома едет в только что созданный заповедник под Адлером. А следом поедет и его жена, моя дочь. Рассказал, что уже строится для них дом. Моя дочь настолько влюблена в мужа, что готова за ним, хоть в тундру. К тому же она у меня романтик. Вечно походы, поездки – вся в бабушку.
Адлер… Именно упоминание этого города разбудило мою память. Я не спала всю ночь. А на утро купила билет и вылетела на юг. По рассказам зятя я без труда нашла новое лесничество. Строительство дома было практически завершено. Я долго не решалась подойти к двери. Ноги словно приросли к земле. Но я собрала всю свою волю и взялась за ручку входной двери. Просторная прихожая, кухня. Наконец – комната. Яркий солнечный свет бился в оконное стекло, освещая эту обитель будущего счастья. Через минуту я уже шла через лес по направлению к поселку. Я не чувствовала под собой ног. Мысли путались в голове. Ведь я была практически уверена в том, что увижу здесь это – маленькие причудливые птицы, смотрящие на меня со стен комнаты.
Наверное, разум покидает меня. Но мне не страшно от этого. Я знаю, я твердо знаю, что в скором времени муж моей дочери приедет к месту своей работы. А через несколько дней и она отправится к нему. Но что-то случится с ней в дороге. И муж встретит ее истерзанную, всю в крови. Так и не узнав, что же произошло, он позвонит мне. И в тот же день я окажусь возле моей дочери. И в тот же день я вновь увижу свою мать… И я буду плакать над ней, буду просить зятя оставить ее с собой, не отправлять в больницу. Моя дочь простит меня. У нее впереди – полная радости жизнь. А лишать свою мать единственного месяца счастья я не могу и не имею права.
Мать, дочь… Как смогу я жить дальше, объединяя эти два образа в одно целое? Но я счастлива. Ты вернулась ко мне, МАМА.