Утро, кофе, полигон

 Идёт совсем не весенний дождь. Я люблю полигон и дождь. Пожалуй, это я люблю больше всего на свете. Мало кто может это понять. Но мне плевать на то, что кто думает по этому поводу.
 Грязь липнет мне на ботинки, и мне кажется, что подошва не выдержит до конца учений. В вещмешке ждут очереди запасные. Рыжая грязь прекрасна на моих берцах. Так она может быть прекрасна только в середине апреля.
 Курит и пьёт кофе под навесом из плащ-накидки. Интересно, какой кофе по счету. Мы не спали по-человечески почти двое суток, и почти двое суток шёл дождь. Он смотрит на меня опухшими глазами и мне кажется, что его глаза ледяные. Твой позывной Гранит, но сейчас на этот камень ты не похож. Я молча киваю головой.
 Как-то я пришёл к нему в гости. Он убирал квартиру, мыл пол. Вместо тряпки были женские панталоны. «Кто-то забыл, не помню кто. Вот, пригодились, правда, тряпка из них неважная», - ответил на немой вопрос. Через пару месяцев он женился на очень милой девушке – лейтенанте медицинской службы, которая стандартно мечтала о красной спортивной машине. А получила его УАЗик цвета хаки. Возможно, это её трусами он мыл пол. Они усыновили ребёнка, потому что своих детей у неё быть не могло. Никакие условности в этом плане его не смущали, и мысленно я приклонялся перед ним за это.
 Когда идёт дождь надо расслабиться и не обращать на него внимания, иначе будет истерика. Я пытаюсь расслабиться. От дождя уже не спасает никакая одежда, но всё равно он нравиться мне.
 Море. Оно такое разное. Я смотрю на него, и море сливается с небом. Море и небо одного цвета, и струи дождя совсем стирают грань горизонта. А ещё вчера было не так, совсем не так. Я не замечаю погоды, как будто чего-то жду.
 Мой дед говорил, что нет ничего хуже, чем ждать. Когда он умер, я нашёл его книжку снайпера. Во время войны он ждал их, а после войны они,возможно, ждали его.
 Капля дождя струйкой стекала по лицу. Катилась со лба, рядом с носом, катилась по губами и падала вниз с подбородка.
 В дожде только охранение проплывает перед глазами, патрулируя периметр лагеря. Ночью я застал одного из смены спящим. Молча взял его автомат и молча ударил прикладом. Он правильно всё понял, вытер кровь и пошёл на маршрут.
- За что тебе платят деньги? – Глядя на его кофе, мне ужасно хотелось пива и пиццу.
- Не знаю. За стабильность, возможно. – Он отставил напиток в сторону, на бампер командно-штабной машины.
 Что это такое, стабильность? Это - рутина. Стабильность – это когда каждый день в одно и тоже время ты стоишь на одной и той же остановке, а вокруг такие же, как ты. Но к полигону это не относится. Здесь нет рутины, хотя здесь тоже, такие как ты. Но как ты другой. Здесь ты мокрый. Здесь динамика, но её ещё надо дождаться. Мне платят за рутину? За то, чтобы не было динамики.
 Когда-то, в детстве, в моём детстве, мы жили в Монголии. Жили рядом с полигоном, отец там служил. Уже тогда полигон мне нравился. Своими запахами, своими звуками и своим движением. Сотни людей идущих в одном направлении, куда-то в степь, которой и конца то не видно. А вот дождей там я не помню. Горы и степь – это да, это было. Дождей не помню.
- Как тебе это утро? –
- Оно настоящее. –
- Это как? – Наверное, его кофе совсем остыл.
- Не знаю, просто я слышу это утро через дождь, и мне хочется, чтобы оно повторялось каждый день. А так как это абсолютно невозможно, то хватит и одного такого за полевой выход. –
- Ты говоришь, как гражданский, а они ведь строем не ходят. – Он хрипло засмеялся, и от этого окончательно треснула его губа.
- …и тельняшки не носят. –
- Тебе надо подстричься, - он перешёл на уставной тон.
- Я понял, три миллиметра в глубь и лёгкие кровоподтёки.

 Ночь. Городская квартира. От выпитого кофе ужасная изжога, и он всё ещё не может уснуть.