Железнодорожный портрет незнакомки

Под стук колес поезда хорошо думается. В детстве я не спал ночами накануне поездок, в предвкушении новых впечатлений. Стук колес был неким магическим звуком, который означал приближение совсем других миров, других людей, непохожих на жителей нашего города. Возможно, мне хотелось видеть их совершенно другими. Люди в других городах также ходят по улицам, в магазины, на работу. Я с жадностью искал отличия "других людей". Другое мороженное, другие трамваи, другой говор. Эти люди, мне казалось, также рассматривают приезжих, ищут в них нестандартные отличия. На самом деле живущим в городе, как правило, было глубоко наплевать на то,что к ним в город приехали чужие. Они были заняты своими делами выживания в городе. И чем больше город, тем меньше людей интересовали те, кто ходит задрав голову и открыв рот в восхищении от местной красоты. Я помню с каким восторгом лежа на верхней полке можно смотреть в окно и слушать стук колес. Запомнились плацкартные вагоны. Стояние в очереди с мамой. Радостный момент покупки билетов, пропитанный запахом вокзала. Он в каждом городе одинаков. Чужой город по разному встречал нас. То дождем, то солнцем. То с прохладцей, то с неистовостью спешащей к электричкам толпы. Первый раз я влюбился в восьмом классе. Это было странное ощущение. Мы были с мамой в гостях у родственников. Интересное было время! Еще на флаге огромной страны был серп и молот. А я был сликом молод. Молод для самостоятельности. Я засматривался уже на красивых девченок, на их сексуальные, как сейчас говорят, округлости и волнующие изгибы. Но находясь рядом с мамой я понимал,что мне остается быть только наблюдателем. Отца у меня не было. И мама навряд ли догадывалась, что у меня уже пробуждается желание общаться с девушками. Я даже не помню были ли у нас с ней разговоры на эту тему. Мне казалось, что она будет строго судить, а какое-либо знакомство будет верхом невоспитанности и предательства. Я понимал, что мое стремление заговорить с понравившейся девушкой рано или поздно приведет к каким-то результатам. Но не дай Боже, если бы об этом узнала мама! Тем более знакомство в чужом городе, с чужими девушками. В общем я был похож на кота сидящего на окне теплым мартовским днем, наблюдающим за резвящимися воробьями за окном. Мои внутренние табу. Примерно так, кот стукается лбом, когтями о стекло пытаясь поймать птицу. Потом виновато озирается по сторонам, сосокользнув с подоконника. Я стоял на балконе обычной квартиры обычного девятиэтажного панельного дома. Тот город назывался Вильнюс. Шел к концу третий день пребывания. Уже были "исползаны" основные магазины и музеи. Тетя Таня, хозяйка жилплощади занималась торговлей. Мама говорила, что она пробивная. Она то торговала в заготконторе шкурками пушных зверей, то выращивала нутрий. Мне она запомнилась всегда торгующей женщиной. Рано утром к ней обычно заглядывали какие-то люди. По голосам было понятно, что некоторые из них не совсем трезвые. Она громко ругалась на литовском языке. Иногда матом по-русски. Тот факт, что торговля хлопотное дело, я понял сразу. Ей несли все. Начиная от кофемолок и наборов посуды. Ее комната была похожа на маленький склад. Запомнилась гора яичных лотков в прихожей, похожую на Пизанскую башню. Да и совсем забыл. Еще она гнала самогон. И наверняка, не только для личных нужд. Сурово-небритые изможденные лица толпились у ее окон. Видимо с крепими напитками было тогда не очень. Я тогда еще не употреблял, но мне было искренне жаль "недобравших". Наверное вид у них был трагически жаждущий. Был конец рабочего дня. Я вышел на балкон. Мама с тетей Таней ушли в магазин. Это были редкие минуты , когда я был предоставлен сам себе. Об этих минутах я мечтал. Это были первый зов самостоятельной жизни. Балкон был заставлен ведрами с цветами. В основном это были розы. Будучи мужчиной, я не испытывал никакого трепета к эстетичности бутонов, и для меня они были лишь лишним препятствием на пути к перилам балкона. Я раздвинул колючие заросли в ведрах и высунул нос наружу. Светило яркое теплое солнце. Я был один дома -- верх свободы! Внизу махал листьями какадского флага клен. Слева я услышал стук. Так стачат по ладошке касетой для магнитофона. Так делали мои одноклассники в школе счастливые обладатели "Электроники" чтобы не зажевывалась касета. Этот звук я спутаю никогда с другими звуками свободной жизни даже когда буду умирать. Я высунулся наполовину, пытаясь увидеть человека издающего этот звук. И я увидел ее. Булгаков был прав, сказав : "Идем за мной, дорогой читатель! И я покажу тебе настоящую любовь!" О том как она пронзает сердце подобно ножу вора я узнал не понаслышке именно тогда. Это была первая любовь в моей жизни.
Итак, я увидел прекрасную блондинку с огромными голубыми глазами. Она смотрела с любопытством на меня. Мне захотелось сказать: " Привет", или что-то вроде того. Но язык мой не ворочался. Где-то в области затылка до сердца пробежала странная дрожь.Этот было какое-то совершенно новое ощущение. Что-то вроде первых опытов обучения езды на велосипеде. Когда ты понимаешь, что крутить педали и держать равновесие уже можешь. И тебя уже несет ,захватывает вперед скорость. И лишь ветер в ушах все сильней. Я был растерян. Спрятался за стенку разделяющую этих два балкона. Вскоре заиграла музыка. Какая я точно не помню. Скорее всего нечто вроде "Ласкового мая", или модного тогда "Миража". Я снова выглянул. Она стояла уже облокатившись о перила и смотрела прямо на меня. Когда наши взгляды встретились, она повернула голову в сторону клена. Я ощущал себя неуклюжим краснеюшим идиотом. Я просто не мог с ней не заговорить. Молчание предательски затягивалось. Она снова стучала касетой Мк-60 по своей ладошке, а я все не мог начать. Я тупо смотрел на ее пушистые русые волосы. Видимо, она только что из ванной. Смотрел на ее руки, грудь обтянутую розовой майкой. И чем дольше я смотрел на нее, тем больше впадал в состояние ступора. Наверное ей тоже было интересно дождаться заговорю я или нет. Она наверняка уже умела ощущать удовольствие от мужских взглядов. Я же был несмышленым ребенком. Как оказалось, и робким в вопросе любви. Пока я думал, что и как у нее не банально спросить, зазвонил звонок. Пробираясь через ведра с цветами, я побрел открывать. Пришла мама с тетей. Они зашли, спросив дежурно как тут я не скучал. Я дежурно ответил, что не скучал, и соврал что смотрел телевизор. Они пошли как обычно на кухню, обсуждая какие-то непонятные мне бытовые вопросы. Я же бросился на балкон. Ее уже не было.
"Не дождалась! Эх, ты, Дон Кихот Ламанчский! Даже серенаду не спел! Что-то же надо делать!"
И я начал действовать. Я заскочил в комнату. Вырвал из тетрадки в линейку листок и написал:
"Милая незнакомка!
Вы мне очень понравились. Я не знаю как Вас зовут. Меня зовут Андрей..."
Дальше я написал мой почтовый адрес. Потом приписал в конце:
"Напиши мне! Давай дружить! Я уезжаю завтра утром."
Я вышел на балкон. Вытянул из ведра красивую красную розу и наколол свою записку на стебель. Колючки предательски сопротивлялись процессу нанизывания любовного послания. Я не думал над тем, что меня могут разоблачить мать и тетя. Ведь по сути это была кража цветка у собственной тети. Но я об этом не думал. Единственное что осталось, это перебросить розу на ее балкон. С этой задачей я справился быстро и четко. Перед сном я снова заглянул на место развития событий. Розы на ее балконе не было. Конечно, было бы неприятно, если моя записка попала в руки матери этой девчонки, а затем в руки моей тети и мамы.
За эту розу я бы бесповоротно потерял доверие у мамы.
Утром мы уехали. Я пошел в новую школу. Письмо от нее пришло через месяц. И по закону подлости оно попало в мамины руки. Она строго спросила от кого оно. Я соврал что оно от моей одноклассницы. Скорее всего мама не придала значения штампу на конверте. Обратный адрес был написан в конце письма, а в разделе "Кому" значилось лишь "Андрею" и мой домашний адрес.
Начиналось письмо так :
--Привет Андрей!
Пишет тебе твоя незнакомка. Меня удивило твое письмо и такое знакомство. Тем более что так со мной еще никто не знакомился. Признаться честно, мне это очеь понравилось..."
Далее она писала о себе. Что скоро собирается куда-то поступать. Заканчивалось письмо словами:
"Пиши если захочешь. Твоя незнакомка Кристина."
В конце шел ее адрес. Почерк такой ровный красивый. Письмо пахло нежными цветочными духами. Этот запах я даже сейчас помню. Я ответил ей только через год-- боялся маминого разоблачения. Сейчас это так смешно и немного грустно. Она больше не ответила. Учась потом в Питере я писал в течении трех месяцев. Ответа так и не дождался. Это был хороший опыт жизни. Я понял, что врать не всегда приятно и полезно. А ждать и тянуть резину не всегда верный путь. Особенно в делах любовных. Решительность? Я и сейчас робею, когда ощущаю трепет в моем сердце к симпатичному мне человеку и дрожь в области затылка.
Я снова еду в поезде. Еду из Питера. Мне тридцать пять. И перебой колес меня уже не трогает так, как в детстве. Я снова лежу на верхней полке. Напротив меня расположилась девушка с немного восточными чертами лица. Мой взгляд болтается по ее аппетитным изгибам бедер как заблудившийся парусник по волнам океана. Она лежит на спине. Ей надоели стандартные вагонные приставания соседа снизу. Мне тоже как-то неловко за его туповатые попытки распросов где хуже-лучше, что пьете, что едите. Она и наверх-то залезла ,чтобы отстраниться от слишком общительного попутчика. И вот мы лежим и смотрим кто куда. Мой взгляд официально в окно, неофициально на нее. Ее глаза то в книгу смотрят , то на меня. Она лежит ногами к окну. Я же как обычно головой. И понимаю вдруг , что мне интересно ее рассматривать. Как то на вокзале во время отправления поезда вроде не обратил на нее внимания. А теперь просто оторваться не могу. Руки у нее потрясающе красивы. Такие правильные длинные пальцы, острые изломы контуров кистей. Я художник, и уже хочу ее нарисовать. Она уже спит. Я завораженно смотрю на нее. Такое ощущение, что само совершенство находится совсем рядом. Хочется провести рукой по рассыпаным на железнодорожной подушке каштановым волосам.
Я не устаю смотреть на нее в упор. Она открывает свои карие красивые глаза. Я изучаю ее лицо. Немного больше обычного скулы. Милый носик. Вздернулись немного вверх брови. Она тоже смотрит на меня. Промелькнула мысль, что так долго смотреть в глаза незнакомой девушке неприлично. Но тем не менее это захватывает. Мы периодически изучающе смотрим друг на друга. И я понимаю, что у обоих это наблюдение вызывает хорошие эмоции --каждому приятно что он интересен. Я просто расплываюсь в улыбке. По-моему она тоже улыбается. Первая цель достигнута -- она улыбнулась в ответ? Или я что-то путаю? Мужик с седыми усами снизу опять пытается предложить ей поход в вагон-ресторан. Она отворачивается и вроде бы засыпает. А я все смотрю на нее. И понимаю, что я обожаю уже эти руки, эти губы. Я разумом художника пытаюсь анализировать ее внешность, ее восточное лицо. Я влюбляюсь в эти черты так просто и естественно, как растворяется утром ночь.
Я смотрю на нее почти всю ночь. Но похоже она крепко спит. Я рисую ее в полутьме спящего вагона на обрывках бумажек которые я нашел у себя в паспорте. На визитках. На газете. Рисую неистово и рвано.Лежа на верхней полке напротив прелесной незнакомки. Я уже не влюблялся четыре года. Мое выжженное покалеченное сердце оказалось способно ощущуть позабытый трепет. Я счастлив. Она рядом спит и навряд ли подозревает, что я наблюдаю за ней. Я подумал, что наверное человек должен ощущать на себе чужой взгляд. Взгяд чужого города, чужого человека. Мне бы стало приятно, если бы она услышала этот взгляд. Но она похоже крепко спала. План созрел быстро. Я вынул из паспорта билет на посещение Русского музея и написал:
"Милая незнакомка!
Извиняюсь за столь неправильный способ знакомства, но к сожалению большую часть пути Вы спали, и другого способа я не нашел. Поступаю так чтобы потом не жалеть о том, что не сделал. Мне кажется, что Вы очень похожи на мою судьбу."
Потом я нарисовал ее спящую на этом билете и написал номер своего телефона.
Поезд прибывал на мою станцию рано утром. Все еще спали. Я решил положить записку на полку, где лежала ее кофточка и книга. Когда записка-билет практически водрузилась на место, она проснулась. Удивленно посмотрела на меня и спросила:
--Что Вы хотите?
Я ответил:
--Вам подарок!
--Спасибо! Я потом посмотрю! -- потянулась она за запиской .
Я достал шоколадку и протянул ей:
--С праздником!
--Христос воскрес! --ответила она.
--Воистину воскрес! --улыбнулся я в ответ. Совсем вылетело из головы, что праздник Пасхи уже наступил и пришло время поздравлять.
Приехав домой я написал картину "Чуткий железнодорожный сон". Попутчица так и не позвонила. Картину купил какой-то норвежец через пять лет. Я по-прежнему люблю весну и Пасху.