Марионетки и кукловоды. Глава-9

Глава 9

День у Анатолия Горюна, маркера бильярдного зала ресторана «Ветразь», выдался нелегкий. А точнее, такого скверного дня не было еще за четыре года его службы.
Уже третьи сутки в ресторане гулял и безобразничал одни негодяй.
Привели его с собой два местных авторитета — бандиты крупного масштаба, — что-то они там отмечали. Как всегда, устроили ужасный бардак, бросались деньгами, поили всевозможных дармоедов и проституток. В три часа ночи телохранители погрузили их в бессознательном состоянии в машины… Но только этих двух, местных. Их же товарищ (по слухам — бывалый питерский вор) в пьянке участия не принимал, а практически весь вечер и ночь провел в бильярдной.
Начинал он поначалу скромно, держался весьма прилично и приятно отличался от своих друзей, которых, кстати сказать, тем не менее очень ценил директор ресторана, поскольку во время их загулов прибыток вырастал почти вдвое.
Так вот, упомянутый господин оказался просто-таки бильярдным корифеем и опустил нескольких уважаемых завсегдатаев на крупные суммы. Как потом хвастался — всего около тысячи долларов. И по мере того как разыгрывался и богател этот гость, он все больше смелел, наглел, требовал к себе внимания со стороны ресторанной обслуги.
На другой день он заявился после обеда, заказал в главном зале три столика, куда насобирал ресторанных шлюх, мелких жуликов, наркоманов, а затем поил и кормил их на выигранные деньги целый вечер. Там билась посуда, раздавалась отборная брань, бабское хихиканье и грубый мужицкий хохот. Питерец крепких напитков не пил и почти не сидел в этой компании, поскольку целенаправленно «высаживал» из денег бильярдных любителей. В ресторанный зал он заявлялся перекусить, отдохнуть и послушать дифирамбы, которые пела ему загулявшая на его же деньги шатия. Особливо старалась Маринка, дешевая проститутка. Привычная алкоголичка, одуревшая от французского коньяка, она поймала кураж и буквально сбивала с ног официанток своими глупыми, противоречивыми заказами. Заказы она делала властным тоном, выкрикивая: «Эй, ты!», «Фью, как там тебя…» и подобное. А Пашка Сморжок, ресторанный шут, подонок, угождая питерскому корифею, своему кормильцу, то и дело подлетал к оркестру и, кривляясь, заказывал песни в его честь, выхватывал у музыкантов микрофон и называл его «батюшкой», «закадычным другом» и «милым, дорогим человеком».
Ресторанная публика была сильно недовольна таким поведением. И охранникам давно б было пора выкинуть и бильярдиста и его братию на улицу, да нельзя было эту мразь трогать, поскольку привели сюда беспокойного гостя люди, под прикрытием которых, в принципе, «Ветразь» существовал. Все сотрудники это знали, а тем более — директор, Ашот Гаспарян, давший строгое указание всячески ублажать питерца, потакать его капризам и прочее.
А гость не унимался. На второй день он выиграл еще больше и на третий кормил и поил вдвое большее количество народу, вдвое больше было шума, и обстановка делалась злокачественно нездоровой. В результате возникла ссора между одной приличной компанией и сбродом, гулявшим на деньги бильярдиста. Ссора намеревалась перерасти в потасовку, которую с трудом удалось предупредить. Да не совсем: спустя десять минут в уборной, при невыясненных обстоятельствах, кто-то расквасил нос одному парню из вышеупомянутой приличной компании. Кто-то вызвал по телефону наряд милиции, и Ашоту пришлось вести долгий неприятный разговор с лейтенантом в своем кабинете, давать деньги.
Но и это б еще не беда, начхать бы Анатолию Горюну и на ресторанных посетителей, оскорбленных поведением шатии питерца, и на Ашотовы деньги, которых у него прорва. Всё дело в том, что этот наглец с час тому назад крепко оскорбил самого Анатолия: прилюдно плеснул ему пивом в лицо, обругал «сукой» и «шмаровозом».
Анатолий, будучи человеком маленьким, тем не менее всегда болезненно переживал унижения своего достоинства. Еще в детстве, по причине разнообразных болезней, он отстал от своих сверстников в телесном развитии и неизменно подвергался физическому и моральному гнету с их стороны. Вплоть до пятого класса, день за днем, его истязал один здоровила. Поколотив несколько раз, он властвовал над волей Толика и изощренно, с безжалостной изобретательностью малолетка издевался над Горюном. Даже сейчас не может вспомнить без дрожи Анатолий, как терроризировал его тот одноклассник приказами, хамскими подколками, оскорбительными прозвищами. И всё при девчонках. Толик знал, что в их глазах он раб, безвольный пигмей, поганка. Приходилось прятаться на переменках по всевозможным закуткам школы, или вовсе убегать на улицу и бродить по району, — настолько не выносила его ранимая душа тех издевательств. Сколько раз подмывало броситься на здоровилу и колотить, колотить сжатыми до боли кулаками по ненавистному толстому лицу, ударить в пах коленом!.. А там — будь что будет. Однако знал Анатолий, что ввиду своей трусости не то что броситься на мучителя, а даже возразить ему не осмелится. О, как ненавидел себя за это Толик! От затаенной обиды на свою физическую слабость он на переменках, тайком, искусывал до крови руки, а дома, в одиночестве, заходился истерическим плачем злобного карлика и бился лбом о стену.
В шестом классе Горюну стало особенно тяжело сносить издевательства этого изверга, который год от года лишь здоровел и уже чуть ли не вдвое превосходил Толика в весе. Рос и психологический комплекс Горюна перед своим мучителем, при одном звуке голоса которого юношу пробирала дрожь. Он всерьез подумывал о том, чтобы уговорить родителей перевести его в другую школу. Но где уверенность, что на новом месте не найдется очередной одноклассник-сатрап, что будут там так же упорно травить Анатолия? Чутье подсказывало, что так будет везде. Потому что знал, ох знал парень свою врожденную, до пота в ладонях, трусость, неспособность за себя постоять. Но жизненно важно было что-то менять. И Толик нашел выход.
Он последовательно, используя все возможные средства, начал искать себе друзей-приятелей из числа сильных, но не таких агрессивных, как ненавистный здоровила, одноклассников и учеников старших классов. В ход пошли лесть, подкуп, услужливость, помощь на контрольных; Горюн давал списывать домашнее задание нужным людям, угощал их в буфете лакомствами, а главное — старался не отходить от них ни на шаг. Его уже хлопали по плечу «крутые» парни-ровесники, весело окликали и здоровались старшеклассники, его начали ценить. И здоровила, заклятый враг Толика, вскоре отстал. Такие люди звериным нюхом чувствуют силу или слабость и не суются туда, где можно встретить отпор или получить по шее. Более того, полгода спустя Горюн наладил хитроумную интригу и, сам оставшись в тени, натравил на здоровилу двух старшеклассников, которые жестоко его отметелили. После чего заклятый враг и вовсе сделался кротким.
С той поры Анатолий всегда ставил себя на такие жизненные позиции, где менее всего можно подвергнуться насилию, физическому и моральному унижению, перед которыми все-таки имел неизбывный комплекс. Конечно, было бы предпочтительнее войти в интеллигентную среду, где преобладают не звериные, а человеческие взаимоотношения. Но, помимо всего, Горюн и умом не вышел — провалил он в свое время две попытки поступить в вуз. Тогда окончательно уяснил Анатолий, что его козыри — хитрость, предусмотрительность, умение ладить с влиятельными и сильными людьми.
Если кто думает, что место ресторанного служки, занимаемое Анатолием, есть место несолидное, непрестижное и малооплачиваемое, то это ошибка. Ресторан «Ветразь» является одним из самых известных, дорогих и приличных заведений нашего многонаселенного города. Только здесь есть бильярдный зал на пять столов, что размещен отдельно, на третьем этаже здания изящной архитекторы. Зал работает по шестнадцать часов в сутки, бывает — всю ночь, сюда собирается самая состоятельная публика и, разумеется, здесь вращаются не самые малые деньги. Зал, помимо уборщиц, обслуживает девять человек, работающих по замысловатому графику. Но в каждый момент здесь находится не менее трех высококвалифицированных маркеров. В их обязанности входит: следить за порядком и правильным подсчетом очков, предупреждать конфликты, подавать и мазать мелом кии, расставлять шары, выполнять разнообразные заказы клиентов и прочее. Одно тут строжайшим образом запрещается — приносить алкогольные напитки, включая пиво. Ибо бильярд — игра тонкая, требует безукоризненной координации. К тому же ставки здесь бывают нешуточные, а крупные деньги способны порождать крупные же конфликты, в которых алкоголь хороший помощник. Одним словом, надпись перед входом в зал «Внос спиртного строго запрещен» — святое правило не только для персонала, обслуживающего бильярдную, но и для постоянных ее посетителей, и для всех остальных граждан. Конечно, и прежде случались нелепости и недоразумения, однако их удавалось благополучно гасить.
Но недавно, час назад, произошел случай, просто невообразимый по своему нахальству и подлости.
Питерскому бильярдисту сегодня особенно везло. По приблизительным подсчетам Горюна, к девяти часам вечера он выиграл уже тысячи полторы. Вокруг него собралась уйма любопытных, среди которых были, судя по всему, люди денежные. Обуреваемый жаждой «нарезать» как можно больше долларов, питерец почти не спускался в ресторанный зал, чтобы отдохнуть. Часов в восемь Анатолий заметил у него в руке банку пива и хотел было сделать замечание, но не осмелился. К тому же он не отвечал за стол, где играл этот наглец; там управлялся Федька Кандыбин, который также никаких замечаний питерцу не делал.
Подогретый пивом и весомым выигрышем, бильярдист был в настроении отличном. Он явно позировал перед посетителями, скопившимися около его стола, играл на публику. Жесты его, надо признать, были элегантны, движения выверены, голос зычный, уверенный, фигура видная. Это был детина лет сорока, красномордый, упитанный, ядреного здоровья. Горюн ненавидел такой тип людей, поскольку всегда пасовал перед здоровьем и силою. А чертов питерец, словно учуяв это, постоянно, уже на протяжении трех дней, мордовал бедного Анатолия мелкими придирками, заказами и приказами. То кий ему кривым покажется, то мел мокрым, то сбегай ему вниз за сигаретами, то кого-нибудь позови, то что-то кому-то на словах передай. И именно Горюна подзывал, будто бы в зале других людей из обслуги не было. Да притом так властно, подлец, оскорбительно выкрикивал: «Эй, человек! Ну ты, сутулый!» Да за всю службу здесь никто так к Анатолию не обращался.
И вот сегодня: казалось бы, закрыл глаза Горюн и на пиво его, и на поведение излишне шумное, так не приставай же ты, образина, к человеку. Ан нет! В половине девятого затеял питерец брататься с одним бизнесменом, которого только что выставил на долларов триста. Утешал, обнимался, давал свои координаты, обещал помочь, «если что», а в добавок вызвал к себе Анатолия и велел принести два бокала пива, чтобы «обмыть сердечную дружбу». Это было уже чересчур. Горюн взял официальный бесстрастный тон и деликатно растолковал, что это никак невозможно, поскольку у них не разрешается вносить спиртные напитки в бильярдную, что, если господин желает, то может спуститься вниз и заказать что угодно… Он не договорил, так как этот бандит страшно изменился в лице, одной рукой ухватил его за грудки и, прошипев: «Раздавлю, падло, по стенке размажу!» — выплеснул из банки, что держал в левой руке, остатки липкого пива Горюну в лицо. Анатолий готов был от обиды заплакать. А питерец ткнул его кулаком в грудь и, на смех присутствующим, приказал: «За пивом, бегом марш!» — и грязно выругался.
Обескураженный Анатолий повернулся и побрел к выходу. На ходу достал носовой платок и как мог отер лицо, рубашку и пиджак от мерзкой жидкости. Ему показалось, что вместе с пивом на его лицо выплеснулись и слюни этого подонка. «Бегом, я сказал!» — куражился тот вслед.
Горюн припустил к выходу, но направился не в зал, а в кабинет Ашота Гаспаряна, директора, с решимостью пожаловаться на питерского бильярдиста, потребовать, чтобы того призвали к порядку. Ашота в кабинете не оказалось. Анатолий спустился на второй этаж и выяснил, что директор уже уехал в неопределенном направлении. Распаленный безутешной обидой, парень набрал номер его мобильного телефона и доложил ситуацию.
Ашот, который в тот момент бражничал с приятелями, был ужасно рассержен звонком такого ничтожества, как Горюн. Он сурово отругал бестолкового подчиненного, обозвал «ослиным хвостом» и велел мчаться в бильярдную и исполнять все желания дорогого клиента, а иначе завтра Горюну не поздоровится, и так далее. В заключении пообещал, что если тот еще раз оторвет его от важных дел своими пустяками, то может искать другое место работы.
Совершенно убитый, парень прибыл в бар, налил два бокала пива и, стиснув зубы, отнес их своему обидчику. Все видели его унижение.
После этого Горюн заперся в уборной и зарыдал, как школьник. Было мучительно жаль себя, потому что жизнь еще раз напомнила Анатолию, что он червяк, которого может раздавить каждый богатый да и просто безжалостный и сильный человек. Смывая под краном слезы и сопли, парень сокрушался над тем, какой он слабый, одинокий, никем, кроме матери, не любимый человек. А мама, для кого он действительно дорогой и любимый, вот уже полгода лежит в параличе, и нет никакой надежды, что выздоровеет. А когда покинет его мама, за которой и трудно и мучительно ему ухаживать, то уж совсем ни одной близкой души на останется на земле у тридцатилетнего Анатолия. Одни враги, обманщики, злопыхатели. Он даже семьей обзавестись не сумел, потому что не любят его женщины, такого несмелого, и вынужден Горюн покупать их ласки за деньги. А хочется, ужасно хочется уютного семейного очага, детей хочется. Анатолий очень любит детей…