Опять это утро. К счастью, мне сегодня на работу во вторую смену

Опять это утро. К счастью, мне сегодня на работу во вторую смену.
Я работаю учителем в средней школе. Я обучаю русскому языку и литературе малолетних бездушных уродов, которые мне «делают одолжение» приходя на урок. Они все время орут. Никогда не затыкаются. Все время. Все-все. Это ужас. Ужас видеть их каждый день. Ужас читать каждый раз списанные сочинения. Ужас. Иногда мне кажется, что их белая кожа покрывается шерстью, а вместо слов они начнут блеять. Бееее…

Я терпеть не могу моих коллег. Все мои так называемые коллеги – это женщины. И хоть одна красивой попалась! Так нет – одни старые уродины! Все, все до единой! Все! Все вонючие как стадо коров! Надушенные дешевым порфюмом (Красная Москва). Одетые, в изношенные, шитые-перешитые одежды. Старые и уродливые. Вечно жалующиеся на свою «несчастную жизнь». Вечно ноют. Хотя… есть что-то хорошее – мне указывают большие знаки внимания.
Кроме меня в школе работает еще трое мужчин. Один – физрук. Один – трудовик. И – учитель ОБЖ. Все остальные – дряхлые, бесконечно страдающие от преждевременного климакса старые суки. Суки и уродины!

С физруком мы иногда выпиваем. Трудовик вообще обсуждению не подлежит. Иногда мне кажется, что у него последняя стадия шизофрении. Учитель ОБЖ – вроде ничего, но я часто замечаю за ним гомосексуальные педофилические наклонности. Вот-то я удивился, когда даун Андрюшин получал у него одни пятерки. Наверное, хорошо попой работает. И языком. А, может быть… у него скрытые, никем не замеченные способности к осуществлению безопасности жизнедеятельности? *** его знает!
Женщин у нас в школе много, и, все они такие одинаковые, что, о них можно и не говорить. Внимания заслуживает только химичка Наташа, да старая дева Нина Александровна (моя коллега кстати) с которой мы проводили долгие вечера за приятными, откровенными, и щепетильными разговорами.

Одни раз, я даже с ней переспал. Было это очень давно. Помнится мне моросящий дождь, и темнота. Темнота во всем. В нас. В том месте, где я с ней переспал. И, честно признаюсь, мне это понравилось!

Нина Александровна была из тех старых дев, что любят читать нотации ученикам. Я, этого терпеть не могу. Честнее выражаясь, просто ненавижу. Потому что, я давно понял – это бесполезно, и бесперспективно. А она это дело любила. И делала это всегда с таким изяществом, с такой роскошью. Элегантно. И походка у нее была дворянская. И одевалась она… весьма прилично. В ней был какой-то скрытый, забитый советской действительностью, аристократизм.
Была тогда темнота. И, мы, с нашими коллегами отмечали какой-то праздник. Какой, точно не помню, но помню, что спиртного было много…
Мы сидели в маленьком зале (в большом устроили дискотеку для школьников). Выступала наша директриса, что-то там говорила, моментами посылая проведать: «А, не блюет уже кто-нибудь из учеников, или, нет ли драки?!». Но, после трех-четырех бутылок весьма крепких напитков, нам всем было похуй на них, и мы полностью абстрагировались на нашей попойке.
Потом, меня направили в магазин за новой порцией спиртного. Детишки уже переправились домой, и мы почувствовали себя свободнее. Физрук собрал деньги, и я стал натягивать пальто, решил только заскочить в кабинет за пачкой сигарет. Заскочил, а там!!! Нина сидела на столе и курила сигарету в мундштуке! Меня это так возбудило! Кровь полилась по всем венам! Сердце застучало как сумасшедшее! Мне казалось, что я готов свернуть горы в этот момент!
Она сказала:
- Ну что, Анатолий Сергеевич, похожа я на Ахматову?
Ее смех наполнялся в классе, как наполняется лучшим вином бокал из хрусталя. Ее старческие изгибы приобрели богемную изысканность.
Я выключил свет. Луна отразилась на ее обвисшей груди. Нет, она не показалась мне в этот момент жалким последствием былой красоты и упругости. Нет! Она показалась мне эталоном изящества, достоинства, благородности!
Я захотел овладеть этим эталоном. Благовесть, и алкоголь делал свое дело. Я подошел к ней. Медленно, говоря при этом какие-то строчки из Блока. Она смотрела в мои глаза. Ее глаза были налиты слезами, и чрезмерно выпитым алкоголем. Она была прекрасна. В этот самый момент, что-то замерло. Картина остановилась, сфотографировалась, на один момент. Один, неповторимый, не на что ни похожий момент. Момент, который хотелось продлить вечно. Запечатлеть в своей памяти навсегда!
Но, это всего лишь момент. За ним последовала совсем обычная и банальная сцена хмельного секса. Я на нее накинулся… и трахнул Нину Александровну – учителя русского языка и литературы, педагога четырнадцатой категории без презерватива! Сперму вытер о ее длинную юбку…
Позже, наши трахи участились. Нам хотелось заниматься этим везде. И в школе, и у нее дома. И у меня дома (когда двух моих дур не было дома). Длилось это около двух месяцев, а потом…
Провалилось, как будто и не бывало - к чертовой матери. На хер! Сейчас вот, мы проходим мимо друг друга, и обмениваемся банальным «Здрасьте». Как чужие. Как люди на улице, которые никогда, никогда не увидят больше друг друга. Никогда.
На этом мой секс с коллегами пошел на нет. Больше, собственно, мне трахаться в школе было не с кем.
Была, конечно мишашка-Наташка, но между моим и ее возрастом встала пропасть дряхлой кожи, импотенции и стыдливости. С ее стороны будет только отвращение в мою сторону.
В общем – Наташа – хорошая девочка. Ей совсем недавно исполнилось двадцать три. Ученики часто (в общем то всегда) орут на уроках ее. Она, Наташа, говорит с легкой дрожью в голосе, опускает глаза на пол. Очень часто, я замечал, как она стеснительно натягивает юбку на светящеюся дырку на черных колготках, и томно смотрит на свои туфли, на которые нанесен дождь из пепла и серого песка. Наташа – хорошая девочка.
Самое интересное это то, что все ее как раз и воспринимают, как девочку. Маленькую и беззащитную. Маленькую.

Умиление.

Наташа повсеместно пытается доказать, что она уже взрослая, и вполне самостоятельная. Но… ее жалкий вид, кривые ножки, дрожь в голосе, маленькие серо-желтые глазки, немытые волоски, облезлый розовый лак на ногтях, потерянная в кошачьих волосах старая блузка, неуверенная походка, сутулость, детское повизгивание при повышении голоса на учеников, потные ладони, и, и, и, и, и, и – птичий, дышащий материнским молоком вид, мешал.
Воистину мешал. Мешал много. Очень много. Наташа – хорошая девочка.

Сегодня, как и обычно, я сижу в классе и объясняю ученикам новую тему. Им на это похуй. Каждый занят здесь своим делом. Каждый чем угодно, главное не русским языком. Им на него похуй.
Кто-то читает книжку (браво!). Кто-то красит свои ресницы. Кто-то играет с сотовым телефоном. Дети нашли себе замечательную игрушку – мобильный телефон. Им нравится эта игрушка. Очень. Не пройдет и пяти секунд, как тот или иной ученик не потискает свою замечательную игрушку. Счастье. Особенно, я заметил, что существует среди них некий авторитет такого индивида, который сможет закачать себе на мобильный как можно большее количество мелодий, и хвастаться всем – я крут. Я кончаю от своей крутости.
Очень много стало в последнее время появляться шалав. Их как будто выпустили из сарая шалавности, и сказали: «Ваше дело, сестры, обратить как много больше молодых сук в наше сообщество! Все юные девственницы должны немедленно отдаваться грязным парням с потными подмышками, которые курят «Балканку» и пьют самогон, запивая его дешевым пивом! Уррра сестры! Вы должны брать в рот немытые члены, и обсасывать их так, как будто ничего лучшего в вашей жизни не происходило! Ваши головы не должны заполняться знаниями, ибо только ваш тупизм даст дорогу вам, многоуважаемые шалавы, к великой истине – мешку халявы из «Макдональдса». Уррра сестры! Помните, от вас, и только от вас зависит будущее грудей, сытых и грязных грудей, нашей родины!»
Шалавы везде. Они заполонили все, для них привлекательные члены. Они распространяются со скоростью света, и могут уже вполне на законных основания зарегистрировать свой сайт, или клуб, или (что будет более эффективно и полезно) политическую партию.

А че?!

Шалавы везде. Шалавы повсюду. Шалавы задают ритм. Шалавы выбирают музыку. Шалавы танцуют на дешевых дискотеках, где с одной стороны ****ят их подруг, а с другой они берут в рот вонючие ***. Давятся от слишком больших, захлебываются слюной от слишком маленьких. Вдыхают гормоны с мошонки. Видят, как с этих кудрявых волосиков скапывают испарения в виде жирных комочков потных выделений и полового признака им на щеки. Они видят это и смеются. Радуются. Хохочут. Прыгают, вертя костлявой задницей под вибрирующие ритмы. Завлекают к себе богатых ублюдков, которые «с у довольствием» согласятся трахать их в облеванном туалете в ритме сорвавшейся собаки.


Будущее этих дам – в лучшем случае роль деторождящей суки на грязной кухне, в худшем – дешевой шлюхи на окружном шоссе…

Рядом с ними (в углу) стоят девственники. Это особая категория учеников. Все их мысли и деяния сосредоточено только на сексе. Они часто, очень часто, очень-очень часто, очень-очень-очень часто, думают (и еще раз думают) о сексе. О великом сексе! О том сексе, в котором они лишь зрители. Наблюдатели. Эксгибиционисты. В каждой девочке, девушке, женщине, они видят сексуальный объект, и, в тайне, никому не говоря, мысленно раздевают, представляя их с трясущимися грудями на своих плечах. А чаще, или редко, они с бешенной скоростью отправляются в грязные туалеты, и, начинают там усиленно мастурбировать. Сильно-сильно. Кое у кого выплескивается в награду белая и густая, а у кого-то еще недозревшая жиденькая водичка с беленькими крошечками…

Секс царит в их жизни ВСЕГДА!

И когда они играют в футбол. Стягивают с себя дешевые майки, мысленно говоря: «Девчонки, пора уже и обратить на нас внимание! Мы взрослые! Мы ждем того сладостного момента, когда вы подставите свои ****ы на встречу нашим ***м! Да-да-да мы уже взрослые, и отлично знаем как распоряжаться нашими хуями! Знаем теоретически! Знаем про – оральный, анальный, вагинальный, групповой, однополый, садо-мазо; короче мы знаем все! Нам нужны только ваши ****ы для практического освоения секса!»

Наивность forever.

Они пристают… пристают повсеместно к только что образовавшимся девичьим грудям. Они пытаются засунуть руку девушкам «между ног», но девушки возмущаются, и дают им своими потными ладонями по подростковым прыщавым щекам.
Они пристают… заманивают девочек в «темные углы» достают свои писиньки. Трясут ими. Хвастаются набирающим силу волосяным ковром. Радуются. Девочки смотрят на их *** с раскрытыми глазами. Они просят, чтобы девочки поцеловали его. Девочки бьют каблуками по яйцам… мальчики корчатся от невыносимой боли в темных и грязных углах.
Секс занимает в их жизни главное место. Очень главное. Они без него жить не могут.

У меня спросил как-то местный клоун: «Анатолий Сергеевич, а у вас в рот когда-нибудь брали?» Класс (ученики) замерли, затихли, замолчали. Тишина. Они ждут моего ответа, а я не знаю что им сострить (т.к. любые, абсолютно любые шутки относящиеся к интимной близости, или к этому состоянию имеют взрывную силу. Даже любое симулированное деяния аля ритмические движения вперед тазом, вызывают ухмылки. Хм.) Я думаю. Долго. Шутник думает, что он победил. Тишина. Все молчат. Я говорю, что если его это так интересует, то пусть, сначала, он сам похвастается своими сексуальными достижениями, ибо его дело в своем возрасте – тихо дрочить под родительскую порнушку, а не выебываться на преподавателей со своими «якобы» экспрессивными вопросиками…

**

Помню, как-то я, проходя мимо одного дома (было поздно) застал одну принепреятнейшую сцену. Группа подростков ссала на местного дауна Олега. Его даунизм имел приобретенный характер. В детстве, врач сделал инъекцию «неправильно», это как-то повлияло (не силен в медицине) на интеллектуальное развитие ребенка. Родители пытались подать в суд на врача, но им во время закрыли рот. Врач был родственником «тех» и «те» закрыли родителям Олега рот. Остались в конечном счете без ничего. Одни. Одни, наедине со своим горем. Неописуемой трагедией, глубина которой засела так глубоко…
Никто и ничто не может помочь. Трагедия. Пустота. Безвыходность.

А группа подростков ссала на Олега. Они кричали ему, что это чай, и чтоб он открывал рот пошире. А Олег открывал рот пошире. Олег улыбался. Улыбался во весь рот. Ширше. Глубже. Глубже лилась моча по пище проводу в желудок. Олег стоял раздираемый рвотными рефлексами, но смело подставлял свой рот ***м этих ублюдков. Когда моча их закончилась, Олег постоял немного, опустил голову, еще постоял немного, а потом пошел своей дорогой. Ублюдки кричали ему вслед. Кидались в его голову пустыми пластиковыми бутылками. Орали на него матом. Предлагали дать в рот. А он шел, шел, своей дорогой, предоставляя ей свой пустой, отсутствующий всякой жизни взгляд.
Я был ошарашен. Долго стоял и смотрел. В голове, хотя возникали такие мысли, что мол, пора подняться к этим уродам на квартиру и хорошенько дать им ****ы, но здравый смысл победил. Их много. Им сейчас на все похуй. Их еще раз много. А я - один наедине со своим недовольством. И еще, что я пятидесятилетний слабак мог сделать этим здоровым ублюдкам, которые готовы буквально но ВСЁ?! Ну вышел я к ним, хорошенько на них повыебывался, что мол, нехорошо детишки себя ведете. А они бы всей кучей наехали бы на меня, и от****или с превеликим удовольствием. Вот так. И провел бы я остаток своих дней либо в реанимации, либо в сырой земле с памятником и оградкой.

А Олега жалко.

Жалко не только потому, что он не познает, т.е. не сумеет познать всех радостей жизни. А жалко потому, что он не имея «вины» «виноват». Что он, является объектом насмешек быв дауном – урод. Урод, потому что он даун. Даун, потому что он урод. И он (естественно) виноват в этом. С детства не обделенный вниманием других детей, Олег часто оплевывался, обругивался, ввелся. Ввелся, даже не представляя (не понимая) что над ним издеваются.
Олег имеет четко сложенную координацию движений. Очень часто он «гуляет» кругами. Бывает дойдет до определенного места, постоит немного, потом обратно пойдет. Присядет где-нибудь. Встанет. Опять дойдет до определенного места. Т так всегда. Как по определенно слаженной схеме. Как по механизму. Вызубренному однажды, и использующемуся на всю жизнь. Всю жизнь. Всю жизнь можно записать в несколько строк. С одинаковыми буквами, и расстояниями между ними. Однообразие.

**


( Отзывы на реплики по поводу того, что шалавы – это шалавы, а девственники – это девственники)

Шалавы. Мы не шалавы. Нет. Мы не можем ими быть. А если, некоторые считают, что наш образ жизни «****ский» то пусть так и считают. Нам похуй. Мы не согласны с тем, что мы берем в рот. Мы не берем в рот! Никогда! Это по-****ски! Нам это не нужно! Мы только, можем себе (иногда) позволить поцеловать себя, но только это. Только это! И ничего больше! И ничего больше! Мы не пьем! Мы не курим! А, вообще – МЫ ПОРЯДОЧНЫЕ, ПРИЛИЧНЫЕ «ДЕВУШКИ»! Мы стремимся к лучшему, и самому прекрасному в нашей жизни – деньгам! И нет в ЭТОМ НИКАКИХ ПРЕГРАД! НИ-КА-КИХ!!!

Девственники. Мы не дрочим. Нет. Нам этого не нужно. И мы, не какие-нибудь сексуально озабоченные уроды! Нам этого нахуй не надо. Да. А минет нам делают девушки с удовольствием. Да. Мы не дрочим. Нет Нам этого не нужно. Мы полностью сосредоточены на учебе. Да. Мы отлично понимаем, что мы – будущее нашей великой родины! И нам, только нам предоставлять ЕЙ высококвалифицированные кадры. Во всех отраслях. Да. Во всех. Мы поднимем нашу великую родину. Да. Мы не дрочим. Нет Нам этого не нужно. Мы занимаемся здоровым, порядочным сексом со здоровыми порядочными девушками. Да. Мы не дрочим. Нет Нам этого не нужно.

Олег. Идет бычок качается, вздыхает на ходу…