Колесо Обозрения Избранного 11. 1 Мята Перечная

Радует, что качество рекомендуемых текстов повышается. Интересно, наступит момент, когда я (о других не говорю) смогу ВСЁ ИЗБРАННОЕ рекомендовать в «Избранное»?

Виктор Санин. Покажи!

Классный юмор! Так и видится, как похихикивает автор, наблюдая за читающим эту миниатюру человеком. Подвох чудится изначально, но подвох вполне невинный: дети, наверно, познают друг друга!
Финал же вызывает совсем другие «чуйства», в том числе и такое: даа, господа-товарищи, дожили!

Вывод: в «Избранное»!


Светлана Панина. Князь пелингасов

«Солнце с настырностью пуделя пялило Котю в глаз», - это предложение мне не понравилось. Из-за странного глагола «пялило».
Еще показалось как-то не очень регулярное обращение к читателю – в духе 19 века. Да и самый первый абзац оттуда, из девятнадцатого… Хотя остальной текст – ярко выраженная наша современность.
Но что интересно: всё, вместе взятое, вполне органично соотносится друг с другом.
Рассказ, действительно, достойный, смешной и повышающий настроение. Особенно долго смеялась над «изумлением сопли, узнавшей полет»! Вот уж поистине – одушевление неодушевленного.
А рыбку, конечно, жалко… Смех сквозь слезы… Талантливо.

Вывод: однозначно – в «Избранное».


Поночевный Игорь. Домик на Васильевском

Если дворник, то Семен. Если профессионально сделанная проза, то… Игорь Поночевный! Великолепная повесть! На мой взгляд, это именно повесть, причем с интереснейшим будущим продолжением. С удовольствием его дождусь!
Весь текст – образец русского литературного языка. Почему-то вспомнился Акунин. Хотя, если бы Поночевный был известен прежде Акунина, то последний мог бы легко напомнить первого!
Единственное, чему не поверилось, так вот этому:
//– Ах, черт! – подумал он, – Брюки-то – совершенно новые, в сорок пять рублей мне встали у хорошего портного. Теперь разве только в помойку их выбросить.// - после того, как он раскроил хозяйке череп.
Слишком… топорно, что ли, преувеличенно, утрированно, откровенно и явственно цинично, не знаю, не могу найти слов, чтоб высказать мысль. Чересчур, короче. Потому и не верю. Надеюсь, автор поймет, что я пытаюсь сказать.

Вывод: в «Избранное» - номером 1.


Роман Юкк. Красная площадь

Что сказать? Эпизод из жизни. Грустно. Но мы же рекомендуем это в «Избранное»? Где стиль – образец русского литературного языка?

«Тёплый ветерок ностальгии» противоречит смыслу первого предложения: если уменьшительно-ласкательный суффикс, значит, навевает, да еще как навевает!

«Сердце России» величественно и безмолвно толкает кровь к конечностям всего организма, пытаясь насытить его кислородом. Но не греют оно конечности, кровь если и доходит туда, уже холодная» - канцеляризм махровый!

«Стайка школьников» да ещё «галдят» - штамп двойной.
Ну и так далее…
Вывод. Думаю, что автор и не претендовал на какую-то художественность и литературность своего очерка. А в «Избранное» попал из-за чрезмерной эмоциональности впечатлительного орка.

Владимир Войновский. Дядя валя

Рассказ-воспоминание? Очерковый характер текста вырисовывается; не слишком опытная или, напротив, «зажурналенная» рука человека, всю жизнь проработавшего в редакции газеты (районки) или журнала, прочитывается.
«На своем жизненном пути дядя Валя встретил…», «И хотя человеческому глазу ничего не было видно в сгущающихся сумерках…», «Прием пищи в этой семье имел свои неписанные традиции…» - ну, и так далее в том же духе штампов, канцелярщины и полной нехудожественности.
Вывод: причин для рекомендации в «Избранное» не вижу.

Lisnerpa. Фатум чтения

Написано прекрасно (перебор словечка «было» в первом абзаце не в счет). Состояние передано метко. Что еще? Может быть, это мне, как в песне, «всегда чего-то не хватает»? Мне не хватило ударного, даже убойного, финала. Но лишать из-за этого «Фатум чтения» законного места в «Избранном» я не стану.

Вывод: в «Избранное».


Иосиф Лазарев. Ты меня помнишь?

Рассказ, похожий на притчу. Возможно, поэтому чужеродными здесь кажутся многие слова, в том числе такие: «Холодные металлические зубья ковша равнодушно вгрызлись…», «Галантные тюльпаны предупредительно склонились над легкомысленными фиалками». На мой взгляд, надо здесь как-то по-другому…
Вообще, текст не ровный. Не знаю, потому ли, что писан он в соавторстве или потому, что попросту не вычищен. Много несуразностей, претендующих на красивость, типа «легко уязвимая беззащитность может воплощать собой бессмертие и что «хрупкое бессмертие» -отнюдь не игра слов, а самое неопровержимое из всех свидетельств жизни».
Или: «сочетание коллонадной строгости и зеркального изящества при обилии света».
И для чего упомянуто вот это: «Есть и третий простор – для торговли фантазией, но нам о нём мало что известно…»?

Вывод: в «Избранном» этот текст оказался только из-за темы. На мой взгляд, рано.


Роберт Итиль. Не наступите на мандарин.

Завораживающий текст. Больше похожий на осмысленную запись сна или бреда. Хорошо написано. Хорошо сделано. Этакие нереальные, жуткие метаморфозы в реальном человеческом мире… Фантастическая явь, неотделимая от фантастического сна.
«А потом вы вместе с ним проходите в твою комнату, не замечая взгляда твоего молчаливого отца, мечтающего о ступеньке – о той самой, ведущей всех на шестой этаж…» - АПОФЕОЗ!

Вывод: «Избранное». Однозначно.


Роман Пашкевич. Детское порно

Что-то совсем не впечатлило. Очень долгое вступление. Потом – обрывки мыслей. Понимаю, что это не художественное произведение и требования к тексту другие, но если читателю не интересна тема педофилии, начало статьи никакое, да и сама подача материала непонятная, зачем дочитывать? Я, конечно, дочитала. Чтобы оценить. Потому и поняла, что статья направлена «против», а не «за» растления малолетних.
Почитала под текстом рецензии. Да не обидятся на меня восторженные читатели: я бы этот текст в «Избранное» рекомендовать все же не стала.
Вывод: И не буду.

Олег Лукошин. Ад и возможность разума

Об этом произведении я высказывалась в прошлом выпуске. Но ссылку еще раз с удовольствием повторю.