Они умирали

1. БАШНЯ

Норман поднимался на башню.

Эту башню он выстроил сам. Хотя слово "выстроил" здесь не особенно подходит. Скажем так, он её создал. Если вдуматься, она и была им. Когда-то давно, он сам уже не помнил, это была просто круглая площадка, выложенная камнем.

Этаж. И ещё один, и ещё. Винтовая лестница, змеёй вьющаяся по круглой стене. Так что, поднимаясь по ней, Норман был фактически вынужден видеть то, что находилось в центре каждой из имеющих совершенную форму круга комнат. Один этаж - одна комната. И в каждой...

Норман никогда не был таким как все. Он был иным. Он ненавидел. Трудно удивить кого бы то ни было ненавистью, но Норман ненавидел лишь одного человека во всей Вселенной. Позволял себе ненавидеть. Себя.

Бесконечная лестница, ведущая на круглую площадку на крыше башни, освещённой серебристым сиянием полной луны. Правда, в эту ночь, как и в любую другую, когда он приходил сюда, свет, падающий на стены башни казался скорее не серебряным, а ртутным.

Норман всегда ненавидел жития святых. Наверное оттого, что сам святым никогда не был. Потому эти правильные выхолощенные тексты казались ему ненатуральными и лживыми. Норман искал и находил свои пороки. И избавлялся от них. Первый камень в основание башни он заложил в полнолуние. Ровно через месяц он окинул взглядом идеально ровную и круглую площадку, отражающую загадочный лунный свет, делая его из загадочного мертвенным. И ещё через месяц он впервые пришёл к будущей башне и оставил там часть своей души. Ту, которую больше всего ненавидел. И в башне появился первый этаж.

И каждый раз, когда Норман поднимался по лестнице, он с кривой ухмылкой смотрел в центры комнат, через которые вела его лестница. Смотрел, как смотрят на пыльные головы давно убитых животных, по старой памяти всё ещё висящие над камином. Непонятно как, но лунный свет проникал даже на самые нижние этажи башни, заставляя тускло светиться и поблёскивать золотые статуи, стоящие там. Внизу башни стояли статуи животных, выше - всё чаще попадались демоны. Норман смотрел на побеждённых, и ему становилось смешно от того, что все они когда-то были частями его грешной души.

Когда Норман впервые вышел из башни, он почувствовал, что стал лучше и чище. Тогда он лишился того, что долгие годы позволяло ему выжить. Бывший циник и скептик последний раз обернулся на золотую змею, на зубах которой навечно застыли капли яда, засмеялся и вышел. Дверь за его спиной тотчас же исчезла, ибо был уже рассвет, но он знал, что ещё вернётся сюда. И для этого ему даже не требовалось видеть лестницу, ведущую дальше, к новой каменной площадке, в новое полнолуние. Просто он знал, что больше не сможет без этого обойтись.

Норман привычно уже поднимался по лестнице, казавшейся уже бесконечной, и думал. Он не мог понять, что ему делать здесь теперь. Когда он уходил отсюда в прошлый раз, ему казалось, что теперь он наконец идеален и совершенен. Сотни этажей, сотни статуй, сотни пороков. Он победил их все, он чувствовал, что теперь свободен от них, но когда вокруг него начали расти стены, вмести с ними начала появляться лестница, ведущая куда-то дальше. Он не знал, что останется там, наверху, и ему казалось, что он не придёт сюда уже никогда. Теперь Норман ненавидел башню, ибо она вобрала в себя всё то, что некогда рождало в нём ненависть.

Но прошло не так много времени, и выяснилось, что в его жизни не изменилось ничего. Всё было так же как раньше, и никакого честно заслуженного рая на земле не было видно и в помине. И тогда он понял, что в башне не хватает последнего этажа. Что в нём всё ещё осталось что-то, мешающее быть абсолютным и идеальным. Расставаться с этим не хотелось, и множество бессонных ночей было проведено в раздумьях. И в конце концов чувства отступили. Норман решил, что цель должна быть достигнута. Выглянул в окно и увидел, как над горизонтом поднимается полная луна.

Сделав последние три шага, Норман оказался на вершине башни, последний раз тяжко вздохнул, крепко взял нож двумя руками - правой за рукоять, левой за лезвие - и резко развёл руки в стороны. Горячая струя красной крови коснулась холодной поверхности серых камней. Башня задрожала и начала расти. Этот этаж был последним, дальше лестница не вела.

То, что было некогда Ричардом Норманом, спускалось вниз по бесконечной лестнице. В нём не осталось ничего плохого, и оно шло радоваться всем прелестям жизни.

Шло, даже не взглянув на свою золотую копию. Впрочем, нет. С первого взгляда было видно, что это два совершенно разных человека, хотя и похожие, как близнецы.

Ибо золотой Норман улыбался.


2. БОЛОТО

Древняя Мудрая Черепаха возлежала в Древнем Болоте. Она лежала там очень давно - столько, сколько себя помнила. Почти вечность. Черепаха была мудра и никогда не выходила на берег. Она вообще никогда не делала ни шагу. Ибо считала это ненужным. Ходить, бегать, суетиться она оставляла другим, менее мудрым существам. Древняя Мудрая Черепаха пребывала в покое, который считала непременным атрибутом истиной мудрости.

А те, другие, которым она оставляла ходить, бегать и суетиться, ходили, бегали и суетились.

Самые мудрые из них, те, которые никогда не суетились и не бегали, но лишь ходили со всей степенностию, которая долженствовала создать иллюзию покоя в глазах непосвящённых, приходили к ней за советом. Но Древняя Мудрая Черепаха никогда не говорила с ними, ибо пребывала в покое. И те, считавшие себя мудрецами долго и степенно ждали разговора с Древней, дабы набраться от неё мудрости. Но Черепаха знала, что слова суетны, и в них нет ни истины ни мудрости, и потому никогда не говорила с ними. Мудрецы ждали долго по меркам собственного суетного мира. Но рано или поздно проникались её мудростию, неспешно степенно и почтительно кланялись и медленно степенно уходили. Уходили, ибо Древнее Болото было обителью Древней Мудрой Черепахи и ничьей больше. Они возвращались в свой суетный мир и предавались покою. Настолько, насколько этот мир им это позволял. И все дивились их мудрости.

А следом за мудрецами, теми кто никогда не суетится и не бегает, но лишь ходит со всей степенностию, приходили воины, те, кто никогда не суетится, но лишь ходит и бегает со всей величественностию. Все они жаждали истиной мудрости и шли по стопам мудрецов. Шли на Древнее Болото. И они приходили к Древней Мудрой Черепахе, и вопрошали её, и не слышали ответов. Некоторые из них проникались её мудростью и со всей степенностию шли домой дабы предаться покою. Некоторые из них были настолько нетерпеливы, что, не дождавшись ответов, досадовали на себя, на мудрецов, на Черепаху, покидали Болото и прибегали к мудрецам, давшим их такой бессмысленный, как им казалось, совет. Но в ответ на все их вопросы и обвинения, мудрецы лишь снисходительно улыбались, продолжая предаваться покою - непременному атрибуту мудрости. Большинство же приходивших к Черепахе вождей, не дождавшись от неё ответов, начинали злиться, требовать от неё ответов и угрожать ей. Но ничто не могло нарушить покоя Черепахи, ибо она была мудра. И всё заканчивалось так, как должно было закончиться. Неистовство вопрошающих несло им смерть, ибо Древнее Болото не терпит суеты.

Но настал день, и священной земли Древнего Болота коснулась нога Рыцаря, того кто всегда ходил, бегал и суетился со всем благородством. Ни душа, ни тело Рыцаря не ведали покоя, он будто олицетворял собой движение. Но, несмотря на это, Болото приняло его, как принимало до того мудрецов, никогда не знавших суеты. И Рыцарь пришёл к центру Древнего Болота, туда, где возлежала Древняя Мудрая Черепаха, и обратился к ней. И стал первым, кто не хотел от неё мудрости.

- Приветствую тебя, о Древняя Мудрая Черепаха! - сказал Рыцарь. - Я много слышал о тебе и хочу говорить с тобой. Я видел тех, кто возвращался от тебя и говорил с ними, и знаю, что ты никогда не размыкаешь уст, но я должен быть уверен, что ты слышишь меня. Прости, что нарушаю твой священный покой.

Черепаха молчала. Выждав некоторое время, Рыцарь продолжил:

- О, Древняя Мудрая Черепаха! Я знаю, что для тебя я всего лишь молодой и глупый человек. И я знаю, что ты молчишь, ибо пребываешь в покое. Я знаю, что для тебя мудрость означает покой. Не размыкая уст своих, ты учишь меня мудрости, но я пришёл не за тем. Когда я сказал, что хочу говорить с тобой, я не имел ввиду, что пришёл вопрошать. Я хочу рассказать тебе что-то, но должен быть уверен, что ты слышишь меня.

Но Черепаха продолжала молчать. Рыцарь, не дождавшись ответа, грустно вздохнул и произнёс:

- Знаешь... Все, вернувшиеся от тебя, говорят о твоей мудрости, о тебе говорят многие тайные книги, все мудрецы и всё учёные мужи знают твоё имя и нередко заменяют этим именем слова "высшая мудрость", но... Но когда я шёл к тебе, я считал тебя мудрее. Ты проповедуешь покой, но он лишь внешнее проявление мудрости. Он даже не является её составляющей. Я познал покой и отринул его. Возможно, я и не равен тебе, но я могу сообщить тебе то, чего ты не знаешь. А ты отмахиваешься от этого знания, будто оно ничего не значит для тебя. В этом нет ничего мудрого. Я бы даже сказал, что это... Впрочем, ты старше и почтеннее меня, и не мне указывать тебе на твои ошибки. Я пришёл говорить с тобой. Это намного важнее, чем ты думаешь, поэтому я не могу сейчас уйти. Я буду ждать тебя. Но знай также, что я очень спешил, дабы донести до тебя эту весть вовремя. Я не знаю, сколько у тебя времени, чтобы выслушать меня, но могу сказать, что его очень мало. В любом случае, я буду здесь, рядом, пока ты не захочешь со мной говорить или не станет слишком поздно. Позови меня, если передумаешь.

С этими словами Рыцарь достойно и степенно покинул Черепаху. И тогда произошла очередная странность. Впервые воды Древнего Болота осветились пламенем костра. Не менее странным был небольшой скромный шалашик, построенный в нескольких десятках метров от Черепахи. Но вдвойне странным было то, что Болото не покарало наглеца. Было похоже на то, что оно приняло с своё лоно второго обитателя - Несущего Свет Рыцаря. Он не принимал чужих правил и ставил свои. Он оставался воплощенным движением, останавливаясь лишь для сна. Для него каждую секунду находилось занятие, и казалось уже, что он позабыл о Черепахе. Лишь иногда он смотрел в её сторону, сокрушённо мотал головой и возвращался к своим делам.

День много раз сменил ночь, прежде чем Рыцарь, взглянув на Черепаху, не отвёл глаза, а долго смотрел, будто пытаясь что-то прикинуть в уме. Потом он подошёл к ней и смотрел ещё около минуты. Потом он сокрушённо вздохнул и вернулся к своему шалашу. Рыцарь тщательно затоптал костёр, потом скрылся внутри своего нехитрого жилища. Вернулся он оттуда с рюкзаком на плечах, обернулся на Древнюю Мудрую Черепаху и сказал:

- Мне очень жаль. Я сделал всё, что мог, но я не властен помогать тому, кого хотя немного уважаю, против его воли. Скоро ты и сама поймёшь то, что я хотел сказать, но это знание уже ничего не меняет. Слишком поздно что-то менять. А поскольку я уже не могу ничего изменить здесь, я ухожу туда, где всё ещё нужна моя помощь.

Несущий Свет Рыцарь развернулся и пошёл прочь.

- Постой, человек! - пророкотала Черепаха. Сказав это, она удивилась странному привкусу во рту, но... Она очень давно не раскрывала его и могла забыть, как это бывает.

- Постой, человек. Ты ждал долго, подожди ещё минуту. Возможно ты был прав... Скажи, что хотел.

- Ты очень давно в этом Болоте, Древняя, - ответил Рыцарь, - и ты слишком давно не двигалась. Болотный грунт коварен. Ты тонешь. Я спешил, чтобы сообщить тебе об этом, и когда я пришёл, ты ещё могла спастись. Но теперь слишком поздно. Мне очень жаль.

И тогда Черепаха узнала вкус, который появлялся у неё во рту каждый раз, когда она открывала его: вкус болотной гнили. Она попыталась пошевелиться, но было действительно поздно, Рыцарь не бросал слов даром. Она поискала его взглядом, но не смогла увидеть. Рыцарь уже давно возвращался быстрым шагом в свой суетный мир дабы донести весть о глупой гибели Древней Мудрой Черепахи.


3. СВЕЧА

У него никогда не было имени. Да и зачем ему было имя? Он играл в ночном небе, купаясь в свете звёзд и луны. Полёт был для него всем. И ему не было нужно ничего кроме ночного неба. Сделав ещё одну затейливую петлю, он в очередной раз посмотрел на чёрную громадину замка, закрывающую от него свет тысяч звёзд. Именно за это он не любил замок. Но тут он увидел свет в одном из окон. "Зачем отнимать у меня данное природой, чтобы потом дать взамен то же самое?" - подумал он, и ему стало интересно. Он подлетел ближе и немедленно пожалел бы об этих своих словах, если бы не забыл о них немедленно. Да он вообще обо всём на свете забыл, ибо никогда не видел ничего более прекрасного и величественного. Влетев в окно, он впервые в жизни увидел Свет во всём его величии. Это не было не похоже ни на что в мире. Оно было большим, размером с тысячу звёзд, сложенных одна к одной, и света давало будто тысяча лун, святящих вместе. В слепом восхищении он полетел навстречу, но Свет обжёг его. Он очень удивился, ибо раньше свет не обжигал никогда. Он всегда мог лететь к луне очень долго, до тех пор, пока воздух не переставал держать его крылья, и от этого становилось лишь холоднее. Наверное, тот свет не был истинным.

Не зная, что делать, он огляделся по сторонам. Крылья принесли его в мрачную, гнетущую каменную комнату. Недалеко от окна сидел человек и сосредоточенно рассматривал что-то, лежащее перед ним. Странное чувство охватило его, как только он увидел этого человека. Он почувствовал родственную душу. Оба они стремились к Свету, всем своим существом, не щадя ни сил, ни крыльев. (Только не говорите, что люди бескрылы. Некоторые - возможно, но не все - точно!) И обоих этот Свет обжигал. Человека, кажется, даже сильнее. Присмотревшись, он заметил рваные дыры подпалин на его крыльях. На них почти не осталось живого места, но они были расправлены. "Как же он несчастен!" - подумал ночной гость. - "И какой же он сильный! Как бы мне хотелось лететь к Свету с ним вместе! Наверное, это было бы воистину прекрасно..." Он начал кружить вокруг человека, но тот, кажется, не замечал его. Поняв, что обратить на себя его внимание ему не удастся, он приостановился и ещё раз взглянул на него. На сей раз не на спину, а в лицо. И увидел, что человек слеп. Нет, он вполне мог ходить, не натыкаясь на стены, но взгляд его был пуст и полон боли. Свет выжег его Глаза. "Бедный!" - в очередной раз подумал гость. Сделав ещё несколько кругов по комнате, он решил: "Но ведь он всё равно летит к Свету. Крылья уже почти не держат его, ему больно, он уже даже не видит Света, не видит, куда летит, но при всём при том не останавливается и продолжает стремиться туда же, куда и раньше. И это величественно и восхитительно. Он прекрасен! Хотел бы я быть таким же. Да будет так!"

Набрав как можно большую скорость, он устремился вперёд. В объятия Света.

Свеча вспыхнула, и Дик оторвал глаза от книги. "Мотылёк..." - подумал он и болезненно улыбнулся. "Иногда я чувствую себя таким же точно мотыльком, рвущимся в огонь. Почему они так к этому стремятся?... А почему я так стремлюсь к..." И он посмотрел в окно, на башню без последнего этажа, башню, которую он ненавидел. Потом он перевёл глаза на книгу и покачал головой. Книга была очень старой, засаленной и растрёпанной. Было видно, что не одна сотня людей прочитала её. Неужели они столь слепы, что не заметили? Они видели лишь то, что хотели, а ведь она лежит там множество веков без всякого движения... Впрочем, неважно. Завтра я отправляюсь в путь, и сегодня надо отдохнуть. Быть может, я ещё успею помочь.

Ричард задул свечу.