Оборотень

Смуглый, черноволосый человек в разодранной у ворота белой льняной рубашке прижимался спиной к глухой стене дома, по-волчьи зыркая на толпу янтарно-желтыми глазами.
- Чего вы ждете?! - выкрикнул кто-то возмущенно, - Оборотень он! Я сам видел!
Селяне заволновались, загудели, придвинулись плотнее, грозя кто вилами, кто куском старой оглобли.
- Да что же вы делаете-то люди добрые?! - высоким голосом запричитала пригожая девка Отрада, - Что же вы делаете-то? Волки ночью ходили, да следов и наостовляли, изба-то на отшибе, собаки-то всю ноченьку брехали. Да разве ж можно так-то?
- Да только так с ним, с ведьмаком проклятым, и надо! Давеча кто в овчарне овец задрал?!
- Да в твоей овчарне дыры одни! Грех волкам не поживиться! Был бы хозяин, разве ж крышу-то не залатал бы?!
- Когда это волки средь бела дня по селу ходили? - огрызнулся худой, ободранный мужичишка с синяком под глазом.
- Может, с ночи задрали, да ты к обеду только и проспался!
Завязалась перепалка. Пока мужичишка не махнул рукой:
- Да вы с него спросите-то! Глянь, как зыркает, чистый волк!
Но «волк» молчал, лишь время от времени содрогался сильной дрожью. Он, босой, стоял на снегу с той самой минуты, как взъяренная толпа выволокла его из дома.
Не любили Велада селяне. Он прибился к Жеренкам года два назад с проезжим обозом, да так и остался. Угрюмый, нелюдимый мужик лет тридцати, он никогда не рассказывал о себе, кто он и откуда. А тех, кто лез с вопросами осекал таким взглядом, что у любопытствующих пропадало всякое желание продолжать расспросы.
За лето отстроил себе избенку, да не понять куда ближе, то ли к селу, то ли к лесу. Молодые девки за то лето тропку протоптали к окраинному колодцу. Все стояли там, да поглядывали, как ладно голый по пояс Велад топором орудовал, да как узловатые мышцы перекатывались под смуглой кожей, блестящей потом.
Вот только хозяйством Велад так и не обзавелся. Жил все больше охотой. Что привозил из лесу, продавал в Торжище, там больше платили. Покупал в лавке хлеб и муку, а у бабки Повелихи - свежего молока. Единственную белую льняную рубаху стирал в ручье неподалеку от избы, да вывешивал на веревку у дома.
На гуляньях сидел с краю, пил мало, а говорил и того меньше. Долгие зимние вечера мужики коротали в харчевне. Велад приходил туда иногда. Компании не искал. Весь вечер сидел с одной кружкой, все больше слушал. За глаза звали его волком, да ведьмаком, бабы крестились вслед, мужики плевали, если им казалось, что он их не видит. А еще поговаривали, что в лес Велад безоружным ходит, и чего он там добывает одному богу известно.
И все бы ничего, да зима в ту пору выдалась лютая. Зверье совсем от голодухи отощало. Волки к самой околице подходить начали. Поутру их следы окраинные дома петлями не один раз обвивали. Собаки, те всю ночь брехали под их заунывный вой. Вот теперь и овец задрали прямо по средь села. И хоть хозяйство то худое было, да где ж это видано, чтобы серые совсем уж страх перед людьми потеряли?
- Он это! Он! - голосистая баба подхватила на руки вертящегося под ногами чумазого ребятенка лет пяти, - Сглазил телушку мою! А какая ладная телушка была! Глянул только один разок, она и начала хиреть, того и гляди сдохнет, родимая! Ведьмак проклятущий!
Баба с воем вцепилась в рукав Велада. Он шарахнулся, как черт от ладана, дернулся в сторону.
- Держи! - заорал кто-то. - Уйдет оборотень проклятый!
В ход пошли дубины и оглобли. Велад - мужик справный, оттолкнул того, кто поближе был, рванулся было в сторону леса, да не тут-то было. Сбили с ног, чьи-то вилы пробили плечо, пригвоздив его к земле. Он не кричал, лишь хрипел кровью, вызверившись, цеплялся за вилы, силясь вырваться даже так, хоть и без надежды.
Чей-то пронзительный визг заложил уши. Кто присел в ужасе, кто побросал палки. Визжала Отрада. Да так громко, что воронье с опушки поднялось на крыло и с карканьем закружило в небе.
- Чего орешь, дура?! - отец Отрады хлестко ударил ее в лицо. Она примолкла, осела на землю. Русая коса зазмеилась по снегу, растрепалась.
- Вот дура девка! - плюнул кто-то.
- Что ж вы делаете-то? - всхлипывала Отрада, размазывая по лицу кровь и слезы,
- Что делаете-то? Будь он оборотнем, уж обернулся бы давно, да погрыз бы вас всех… Грех-то какой…
- И то, правда, - подали голос из толпы, - Увезти его на опушку, пущай там волки разбираются оборотень он или нет…
- А ты, девка, марш домой! Ужо я тебя! - пригрозил отец, хватая Отраду за косу, со злой силой к дому направляя.
Велад уже и не шевелился совсем, лишь ребра судорожно вздымались в такт сбивчивому, хриплому дыханию. Его связали, волоком за санями свезли к опушке, да там и бросили, рассудив, что так или иначе - волки сожрут, а нет, так сам сдохнет - и то не жалко.
Солнце клонилось к закату, безоблачное небо обещало ясную, морозную ночь. Резкие, четкие тени от молодых елок, длинные, синью снег красили, а где в ложбинке, так совсем чернью заливали. Отрада неуклюже пробиралась по санному следу кое-где отмеченному красными мазками хорошо заметными там, где предзакатное солнышко играло на больших комьях снега.
Велад лежал на боку, разметавшись по снегу черными волосами, забивающимися спутанными прядями за ворот рубахи. Вокруг - россыпь алых бусин, словно с рябины ягоду осыпало. Охнув, Отрада торопливо скинула овчинный полушубок, накрыв им недвижное тело, схватилась за путы, со слезами дергая непослушные узлы на холодных, как у мертвеца, посиневших, ободранных в кровь, запястьях Велада.
Он застонал коротко, открыл свои волчьи глаза, уставившись на нее не мигая, чуть дрогнул побелевшими, бескровными губами.
- Я сейчас, сейчас, - всхлипывала Отрада силясь непослушными пальцами развязать тугие узлы. Велад напряг мышцы, на руках взбухли вены. Веревка глубоко врезалась в тело и… лопнула, соскользнув в снег черной змеей. Отрада вскрикнула, попятилась, опрокинулась в снег, приоткрыв рот от изумления.
Велад сел, растирая запястья. Прижал руку к окровавленной рубахе на искалеченом плече, поморщился.
- Не смотри на меня так Отрадушка, - глухо сказал он, глядя на нее исподлобья,
- Не причиню я тебе зла.
- Да как же это?! Неужто ж… - начала Отрада и примолкла, опустила голову. - Как быть-то теперь? Избу-то твою сожгли всю, как есть… Как же ты теперь?
- Не переживай обо мне, Отрада.
Велад встал, рывком поднял ее из сугроба, накинул на девичьи плечи полушубок.
- Иди домой, поздно уж. Солнце скоро сядет. Не ровен час, хватятся тебя.
От елок отделилась серая тень и неспешно потрусила к ним. Поджарая, крупная волчица ткнулась носом в снег подле Велада, фыркнула неодобрительно, глянула на Отраду умными глазами, села, настороженно поводя мордой в ее сторону.
- Не бойся, Отрадушка, иди. Волки - не люди, зря не обидят.
Отрада пошла, оглядываясь, зная, что не свидеться им больше, что с другой этот волк повенчан. Потом спохватилась, побежала к селу и уже не видела, как за ее спиной, встряхнувшись, встал на лапы здоровенный, черный матерый волчище и, задрав к потемневшему небу лобастую башку, завыл тоскливо, жутко, а впереди, вторя волчьей песне, зашлись в остервенелом лае селянские злющие собаки.


Конец

22 марта 2006г