Почему стоит остерегаться гостей

 Оставались уже последние штрихи, последние позвякивания разводного ключа о литую сталь и вот оно! Чудо юного мастера готово! Миша провёл рукой по неокрашенной гладкой поверхности своего нового переднего амортизатора и отошёл на несколько шагов назад, чтобы со стороны оглядеть своё сокровище – советский велосипед «Десна», лишённый всех заводских стандартов и превращённый в заграничный «байк», увиденный однажды мельком в чужом заграничном журнале. Он был явно доволен собой и, оседлав своего «железного коня», не без удовольствия наваливался всем своим девятилетним телом на руль, проверяя на мягкость и прочность амортизаторы, снятые с отцовской «Верховины». Велосипед то податливо проваливался под натиском хозяина, то горделиво выпрямлялся, доставляя Мише просто неописуемый восторг. Нечто подобное он испытает лишь через семь лет, когда новая деревенская пассия Лена будет также покачиваться под ним и тихонько постанывать, напоминая именно эти приятные звуки пружин, утопленных в солидоле.
 Не пропуская ни одной кочки, он мчался по ухабистым узким улочкам своего городка, чтобы показать своё детище Серёге. Только Серёга мог оценить это великолепие и позавидовать так, как никто другой. У отца Серёги не было «Верховины» и Серёга не мог стырить у него амортизаторы, а значит Серёга, второй после Михи велосипедный фанат в городе, во-первых, осознает всю гениальность его «байка», а во-вторых, в очередной раз поймёт, кто здесь главный.
 Через пять минут Миша был на месте. Серёга как всегда возился со своим «Школьником» возле подъезда, привинчивая какую-то очередную ерунду, и очень долго деланно не оборачивался, изображая трагикомедию «Мастер занят, приходите завтра!». Он даже представить себе не мог, что даже сто таких его ерундовин не стоят Мишиного амортизатора и что всего через пару секунд он будет готов вырвать с корнем свою экзотическую каучуковую трещотку, звучащую, как китайский павлин, лишь бы опробовать в действии новое творение Первого Мастера.
 - Привет! – незатейливо и якобы безразлично поздоровался Миша. Типа он заехал просто так!
 Серёга обернулся, отёр испачканной в смазке рукой свой чистый лоб, будто бы взмокший от усиленной умственной работы, и что-то коварное блеснуло в его глазах. Миша знал этот блеск и он всегда ему не нравился.
 Второй мастер явно оценил амортизаторы и явно готов был сорвать свою трещотку, чтобы прокатиться разок, не отбивая на кочках свою задницу, но что-то было не то в этом взгляде. Пожалуй, можно было даже подумать, что Серёга вдруг повзрослел и откинул все пристрастия ради чего-то более важного, чего-то жизненного и философского. Можно было бы так подумать, но ведь ему, как и Михе, было девять, а в таком возрасте велосипеды не меняют на философию. Оставалось только ждать. И Миша терпеливо ждал, пока друг сформулирует то, что уже несколько секунд не мог сформулировать.
 На молодой берёзке пели какие-то птички, во дворе носилась детвора, где-то ожесточённо выбивали пыль из ковра, а Серёга всё молчал. Не то чтобы он долго молчал, нет, молчание длилось всего несколько секунд. Но они были какие-то длинные и мучительные, казалось, что их можно прямо брать в руки и рассматривать, а при желании прицепить на футболку вместо значка. Именно поэтому в мозг и врезались все эти посторонние звуки окружающего мира, мира, который, по ходу, оставил их вдвоём в прострации, чтобы разобраться с чем-то важным.
 - Ты экс… - начал было Серёга, но опять наморщил лоб и задумался. Потом в его глазах снова что-то вспыхнуло, и он попробовал ещё раз. – Ты меня эксплуатируешь.
 После этих слов они оба громко вздохнули с облегчением, хотя никто ничего не понял. И Серёга не понял, что он сказал, и Миха не понял, что сказал Серёга, но стало легче на душе. Теперь было слово, над которым можно было подумать, поспорить, поспрашивать друг у друга об этом слове, да и вообще вести нормальный диалог мало знающих о жизни девятилетних пацанов.
 Но Серёга не собирался останавливаться на достигнутом. Наоборот, эта передышка дала ему немного пространства в голове, и он выскреб оттуда ещё фразу, потом ещё и далее полилась его легендарная речь о свободе личности, преступной наклонности некоторых личностей подавлять эту свободу и ещё о многом и многом.
 - Мало того, что я попал под твоё пагубное влияние, - ожесточённо кричал он, - так ты ещё, почувствовав это, провоцируешь меня этого не замечать!
 - В смысле? – Миша оторопело защищался от неизвестно чего. Глаза его округлились, а губы сложились, как если бы он хотел сказать букву «у», причём говорить её долго и отчётливо.
 - Не перебивай меня! – крикнул Серёга и сам себя сбил с мысли. Он вновь что-то вспоминал и был похож на самого себя под Новый год, когда на утреннике, стоя посреди зала в детском саду, забыл последнюю строчку стиха и ненавидящим взглядом мерил Деда Мороза за то, что он такой интересный и заставляет своим загадочным видом думать о подарках, о ватной бороде, в общем, о чём угодно, но только не о стихах.
 - Слушай, я знаю где можно ещё переднюю вилку от «Верховины» достать, я не виноват, что у меня она есть, а у тебя её нет!
 - Дурак, я вообще не об этом! Я о том, что я могу вырасти ведомым членом общества, а не лидером!
 Миша громко рассмеялся, но скорее по привычке, нежели действительно оттого, что ему стало смешно. Просто, пока ещё слово «член», как и «второстепенные члены» на уроке русского языка, ассоциировалось только со смешным.
 - И не смейся, я серьёзно говорю! Нам нельзя дружить вместе!
 - Чо я тебе сделал-то? – не выдержал Миша. – Кто тебе вообще это всё сказал?
 - Надежда Васильевна вчера маме говорила по телефону… Я со второй трубки подслушал. - Серёга смачно шмыгнул носом и подошёл к «Десне», рассматривая новые амортизаторы. Он понемногу успокаивался и через пару мгновений уже, похоже, жалел о сказанном. – А у кого можно ещё одну вилку-то достать?
 Серёга был похож на незадачливого гостя, который выучил красивый восточный тост, рассказал его посреди праздника, но, не поняв какой-то тонкой восточной истины, поведал его неумело, беззубо, не сделав акцент на главном, чем заставил неловко чувствовать себя присутствующих, а сам готов был провалиться сквозь землю от стыда.