Рифмуем жизнь или по жизни со смертью

Что-то упорно тянуло на дно.
Может кто-то где-то рядом скажет,
что есть в мире оно?
О чем я просил?
Кому доверить маленькое розовое щебечущее чудовище?
Улетая в пустоту между нами,
закрывая окна руками,
расхлебывая всю эту кашу мозгами,
удушье ползет по соседней стене.
Упорство извне.
Нигде, ни во мне, ни в тебе.
Порхать в глубине,
вдалеке
и упасть в провода,
в никуда.
Я устал уходить от людей,
от идей,
от серпов с молотами,
от пронырливых выкриков «только вперед»,
и остался подъезд и все та же табличка с гвоздями
и опять поезда и опять ни мое, ни твое и ничье.
Знаешь, как-то убого так выглядят наши сужденья,
падают вверх все отрывки, куплеты,
все те, что не спеты,
и уже не собрать по помойкам, бачкам и парадным, на стенах где как везде и у нас красуются чьи то творенья,
не Рембрандт и не Пикассо даже. А так задумчиво грешно упасть на асфальт и валяться искать продолженья,
и узнать что ушло вдохновенье,
не туда где обычно живет мечта, а туда откуда уехала сдача,
не пришло, не ушло и не пискнуло даже,
Просто знать где-то ходит кругами и не знает дороги другой,
просто ждет ни у моря погоды, а меня и мой долгий запой.
Не вернусь я сегодня, никогда, и не даже к тебе, а сюда, в тот рыхлый медленный танец, со звездами над небесами,
унылыми листьями пахнет сентябрь, тобой пахнет дом, не мой, ни твой, ни наш даже. Уходи, не хочу я ни ждать, ни страдать, умереть в пустоте,
вдалеке, ни у нас на устах,
ни в кустах,
оттопыренными пальцами, закрывая глаза от грозы, уносить в дальние страны,
все то, что достали.
Убого так, просто,
сбежать на затерянный остров,
не просто, а очень,
убежать и оставить все с нами, парапет, мостовую,
не просто асфальт, а немножко живую.
Пойми, все что слышу, я этим дышу, я это все вижу.
А ты как нелепое что-то, на том самом,
где кто-то, в каком-то угаре,
не факт что не с нами, уже все что сделал, упал и уснул,
улетел, навсегда и ни с ними и даже ни с нами,
просто выпил ту грязную жизнь, и обрывками смысла
исчез в промозглом тумане.
Перестань улыбаться, смерть где-то, вон за теми домами.
Упали, уснули, не мы – капли, или все-таки пули.
Не дули,
не мы и не с вами,
и даже уже не с врачами.
Удушье сползло по стене, перепачкалось в луже, узнало меня и тебя и ее и
уже не ушло.
Осталось.
С теми, кто понял, что смерть не за теми домами,
а здесь рядом с нами.
Подняли на вилы
все то, что забыли.
Не трудно достать, обогреть, отряхнуть,
Но проще пихнуть, докурить, растянуть.
Вы не знали,
что сердце украли.
И я не знал.
Упал,
опять упал.
Спотыкаясь, поскальзываясь, поднимаясь, отряхаясь,
иду, идем, идут дни недели,
все то, что успели,
успели похоронить
и долго грустить
по поводу свадьбы, дня рождения друга, подруги,
как сильно упруги
все ходы все строчки из воска,
не смотри на меня слишком жестко,
я устал, просто забыл подписаться
под словом живу на листке на столе, достать тапочки под старой кроватью,
согреться, забыться, влюбиться.
Уснуть, не проснуться.
Молиться.
Успел, не успел.
Уплыл или в брод перешел.
Утонул или выплыл,
по пустыне безлюдной,
по каналам парусами
алыми или стальными корпусами
субмарин,
уйти от невыносимых мин.
Увы и ах, но ветра нет в наших парусах.
Ушел, заблудился, влюбился, разбился, остался,
На все на всех и на тебя и на меня забил,
не пережил.
Усталость ночи, мрак подвала,
сырость, духоту, любовь.
Ее так мало…
Узнал ее?
И она тебя, меня, ее уже не помнит,
не вспомнит,
не пустит слезу, лишь страх и ненависть упадут на плечи,
но как же этого не заметить?
Устали все, вот в руки цевье,
идти добывать себе жилье,
любимую, жизнь свою, а не чужую,
Не внятно, осторожно, можно.
Играть, поигрывать, крутить, вертеть,
сажать на кол, на вилы, дубу, на колесо и знать, оно – твое.
Понять и обеспечить делом
все то, что в голову влетело,
от этих долгих нудных слов
и не мороз,
не паника, не даже разуменье,
а отвращенье.
Удушье разом в ноги,
смерть со спины косой по горлу, все.
Ни я, ни ты и ни она,
не поняли что все – хана.