Проститутка

- Гондоны мы, гондоны использованные, ты это понимаешь? Не стрелял я в них, ребёнок плакал, не стрелял я…, понимаешь? Морду мне разбил, пинал, урод этот, он, он из моего «граника» по ним. Я слышал, все слышали, что младенец плачет. Их же можно было.., да их двое всего там было они и эта баба с дитём, заложники их были. Меня сапогами, он тир устроил, пидор!!! Баба, с ребёнком на руках в окно высунулась и кричала: не стреляйте! Всё…, дыра, не плачет беби, дым, пыль и тишина. Понимаешь, жить ему, этому дитю и жить, и тишина. Нет ни бабы, ни дитя. Пидоры мы все..., я не стрелял, Слава, я не стрелял, понимаешь? Но, я ТАМ был…

- Не кричи, на нас уже внимание все обращают, сейчас выкинут отсюда. Да, зачисточка! Зачистили называется? Лёх, не мучься ты так, мне самому тошно, пей, давай допьём и по домам. Мне самому жить не хочется, не могу я здесь, чужой, туда просился, назад, не берут, говорят, что я дурак, что мозги мои теперь, дурак короче. Не могу, всё, туда тоже не берут…
Мы допили остатки водки из стаканов. Лёха наклонился ко мне, по его щекам текли слёзы:
- Назад? Не берут? А кому ты нужен теперь, гондон ты, я тоже гондон. Ну, не стрелял я…
Он усмехнулся и продолжал:
- Меня, уволили, не благонадёжный, из моего «граника», пидор он, она ведь молодая, как ты и я, понимаешь, просила… Ребёнок на руках, просила, кричала. Они меня уволили, уроды! Да совесть, Слава, совесть, вот что главное, да положил я на их все приказы, е*ал я их всех!
- Тихо, все уже смотрят, пошли?
Татарин продолжал дальше, но уже почти шепотом:
- Ты, туда назад? Ты забыл, как кишки свои собирал руками? Теперь, кто вас туда посылал? Китайцы нас туда послали? Что молчишь? Мы ведь пацанами были, па–ца–на- ми, и теперь, кому мы нужны? У мужиков крыши съехали, а мы? Тебе это надо было? Слав, у меня плачь ребёнка до сих пор в ушах стоит, ночами просыпаюсь от этого, рехнулся уже. Усну и баба эта во сне, ну, стрелял, не видел в кого, далеко стрелял, а тут я их видел, слышал. Всё, пошли, сейчас столы бросать начну.

Мы встали со стола и вышли на улицу, лето, но уже стемнело и недалеко ждало такси. Лёха покачивался и я его вёл, держа за локоть. Молча сели в машину, водитель, мужик лет сорока в полуоборот повернул голову и спросил:
- Куда?
Я назвал адрес Татарина и мы тронулись. Лёха смотрел в окно, но видно, что всё в нём ещё кипело и он обратился к водителю:
- Слышь, отец, отвези меня на свалку, нет, лучше на кладбище? Прости, ты тут не причём, вези домой, забудь, что сказал.
Поднялись с ним на второй этаж и не успел я поднять палец к звонку, открыла дверь мать Лёши:
- Славик, ну, зачем вы опять напились? Лёша печень себе посадит, я вся изволновалась…
- Тёть Нина, так получилось, мне надо бежать, такси ждёт.
Когда я сбегал по лестнице, успел услышать:
- Ма, прости, так получилось, опять получилось, прости…

Я сел рядом с водителем и захлопнул дверь, мы тронулись:
- Ну, вас куда?
- Не знаю, просто покатаемся, никто меня не ждёт, кати просто по городу.
Воздух обдувал в раскрытое окно свежестью, люди встречались иногда, город горел огнями редкими из окон домов, и фарами редких встречных машин. Мы молча ехал в строну центра.
- Слушай, командир, а где сейчас бабу можно снять?
- Ха, - оживился таксист. – У «Твисло», у «Победы». Побаловаться решил?
Я достал пачку сигарет:
- Да.

Мы ехали, а меня вдруг прорвало, теперь уже как татарина, не мог остановиться:
- Слышь, мужик, что мы там делали?
- Где?
- В Чечне? Вот, как ты думаешь, гражданский человек, что мы там делали?
- Воевали.
- За что воевали?
- Ну, это тебя спросить надо, парень. Раз воевал, значит было за что?
- А – а, послали, а зачем, не знаете? Так?
- Извини, я против войны, не обижайся. Я лично против, у меня у самого два пацана скоро в армию пойдут, как подумаю, так мандраж за них берёт.
- Правильно, не надо их туда, а их и тебя ведь не спросят?
- У меня пацан двоечник, в институт бы его, да балбес, не сможет ведь учиться всё равно там. И второй тоже не лучше, вчера мобильник потерял, достанется им там на орехи, в этой армии.
Я отвернулся и глядел в окно, а он всё продолжал про своих пацанов и свои дела – заботы. Понятно, не приятно ему со мной на эти темы, много тут таких, катаются в его машине, души изливают, ему это надо?

- Всё, приехали, вон они, куклы три стоят, тебя дожидаются.
Как только такси остановилось, три курящие девицы в коротеньких юбочках замерли в ожидании клиентов, глядя в нашу сторону и пуская дым в воздух. Одна от них отделилась и быстро побежала к нам:
- Мальчики, вы не к нам?
- Вообще – то к вам, - ответил таксист.
- Что хотите?
- Вас хотим!
Она нагнулась и дыша мне в ухо проговорила:
- Короче так: час стоит четыреста рублей, дорога не в счёт, чисто секс. Если «групповуха», - она покосилась на водителя, то с каждого по четыреста. Аппартаментов у нас нет.
Таксист рассмеялся:
- Нет, меня в расчёт не берите, не те годы.
- А если просто в машине? – поинтересовался я, везти её было некуда.
Водитель ответил:
- Пожалуйста, в машине, двести рублей, двадцать минут.
- Идёт, залезай, поехали.
- Нет, деньги вперёд! – твёрдо сказала она.

Я пошарил в кармане и протянул ей два смятых стольника. Она держа их в руке, побежала в сторону и отдала их парню, вышедшему из темноты, «крыша» наверное. Потом, так же бегом вернулась к нам и села на заднее сиденье. Я тут же пересел к ней рядом. Это была уже не молоденькая, полненькая, лет тридцати пяти девица. Она вызывающе смотрела на меня и улыбнулась, сказав:
- Ну–ну… Шеф, гаражи знаешь? Вези туда, за гаражи, прямо, потом на право, там никого, и напротив закусочная, пока там перекусишь, пол часика.
Мы ехали по кочкам да ямам, через блоки гаражей, женщина залезла в свою сумочку и посмотрелась в маленькое зеркальце, готовясь к работе. Я за ней наблюдал, думая: да, для проститутки возраст критический, когда уходит красота и сексуальность. Но, приятная, трезвая и без синяков под глазами. Моё сердце защемило и заурчало что – то в предвкушении скорой любви. Как не странно, я боялся, мне почему – то захотелось, чтоб мы ехали так и ехали мимо этих гаражей и никогда не приехали.

- Вот здесь остановите, - неожиданно сказала она водителю. Таксист потушил свет и включив тихо музыку вышел из машины.
- Приду через пол часа, деньги дай сейчас, рассчитайся.
Я ему протянул шесть сотен рублей, и он ушёл за угол гаража. В груди становилось жарко. Я трепеща всем телом смотрел, как она разрывает обёртку презерватива, и засовывает резинку в рот.
- Ну, ты чё? Снимай штаны.
Я послушно расстегнул ширинку и стянул брюки. Она наклонилась и начала однообразно делать движения головой. А я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. В какой – то момент, я взял её за плечо и развернул к себе спиной. Я вошёл в неё, и начал двигаться, одной рукой придерживая её за бедро, а второй лаская грудь. Не думаю, что я хороший любовник, но для меня это был не просто секс, для меня это было большее. Я несколько месяцев не был с женщиной, депрессия, запой, тяжёлая работа, всё это я выплёскивал на неё. Страсть моя была сильна. Потому, что начала двигаться она мне навстречу всё сильнее, и стала сладостно извиваться и тихо хрипеть. Потом мы оба кончили глубоким стоном.

Мы молча сидели рядом и курили. Нам было хорошо. И разговаривать не хотелось. Возможно, что уже двадцать минут уже прошли, не хотелось наблюдать и за временем, просто, хотелось вот так сидеть рядом с ней, с женщиной, что только что со мной была, она женщина, и за деньги она мне отдалась, меня это уже несколько не волновало. Главное, возле меня она, женщина. Она взялась за ручку и уже попыталась открыть дверь, я встрепенулся, и тут меня прорвало:
- Стой, только не уходи!
Я совсем обезумел и притянул её к себе, крепко обнял обеими руками:
- Не уходи, у меня больше никого нет и мне некуда идти, останься!
Я обнимал её всё крепче и крепче, и начал целовать её прямо в губы. Грёбаная жизнь, грёбаная война, которая поломала всю судьбу. Наверно, она была ошарашена, но вскоре стала отвечать на мои поцелуи.

- Меня Света зовут, а тебя?
- Света, какое имя, Света, слушай, ты ведь не была там, тебе не интересно, но, послушай меня, прошу! Мне над это всё кому – то рассказать, я не могу больше это носить в себе!
- Я не хочу тебя слушать, я пошла.
- Нет, послушай, хоть ты послушай, если не ты, то кто?
- Почему я должна твою брехню слушать? Как тебя кинула баба, какой ты теперь несчастный? Так эти песенки мне уже известны и зачем мне это?
- Просто, сиди и слушай, молчи и всё, поняла? Мне это надо, не тебе! Я был ТАМ. На базарной площади боевики пытались прикрыться женщинами и детьми, но десантник открыли огонь, а потом пошли в рукопашную. Женщины лежали с выпущенными наружу кишками, у некоторых были оторваны руки. Я подошёл к одном мёртвому мальчику, у того был выбит глаз, он вытек ему на щёку и уже успел засохнуть, наверное ударили прикладом, подумал я. Рядом со мной шёл Василь, бывалый СОБРовец, но тоже позеленел, когда увидел это. Запах стоял такой… Хотелось блевать.

Наверно, я в этот момент был не похож на самого себя, она глядела на меня и в глазах стоял ужас. И тогда я рассказал ей, про войну, про вырванные кишки, и выколотые глаза, про погибших друзей, как потом пил и по чёрному. Я рассказывал и рассказывал ей, а водитель всё не приходил, так как денег я ему дал на много больше договорённого. Слёзы собирались во мне и вырвались наружу. Я обнимал её за талию, а свою голову положил ей на грудь. Она нежно гладила меня рукой по волосам и тоже тихо плакала. Наверное это всё, что мне и было нужно, просто рука другого человека. Важнее, чем секс. Просто рука и сочувствие. Я никому не нужен и никто не будет меня слушать. А эта проститутка…, Она дарила мне жизнь и надежду. Про проституток говорят много всякой ерунды... Но, она слушала меня и плакала.
- Когда меня ранило, в живот, вот так кишки собирал сам рукой и туда клал, и мне было так всё равно, жить буду или нет, мне и сейчас жизнь по хую, не могу я больше, у меня всё чаще возникает мысль покончить с собой, то на мост тянет, то дерево глазами ищу. Таблетками пытался травиться, ну и что? Проспался и отблевался потом, наверно мало выпил.

Она резко меня оттолкнула и выскочила из машины с криками:
- Ты, ты, кишки вот так собирал, ах ты бедненький, собрал ведь, живёшь? А кто, кто мне моего сына соберёт? Ручки, ножки отдельно, головка отдельно, кто? Кто мне его кусочки сложит? Да вам, мужикам всем *** поотрезать надо, а не жалеть, пидоры вы все!!! Я вас всех ненавижу! Пошёл вон от меня, урод!!! Кишки он собирал, и плачется мне здесь, жить он не хочет… Нам что здесь, хорошо живётся, иди, иди, вешайся, пидор ты, нытик ты, жалуется и кому, проститутке?! Ха–ха–ха и тьфу на тебя!!!
Она пошла прочь. Я выскочил из машины и побежал за ней, оставив дверь открытой, покрапывал мелкий дождик:
- Постой, стой говорю!
Она остановилась.
- Какой сын, какие куски, ты что, ТАМ была?! Ты что, в том доме была?!
Как ты к боевикам попала?! Почему ты жива? Татарин говорил, весь этаж разнесло?!
Она побежала прочь, я её догнал и схватил за локоть:
- Нет, Света, ты мне сейчас всё расскажешь и Лёхе всё расскажешь. Он до сих пор слышит крики твоего сына!
- Отпусти! Господи, я его боюсь! Ты свихнулся. Я боюсь тебя, у тебя крыша поехала, отпусти!!!
- Нет, не отпущу, ты всё расскажешь, слышишь? Всё!!! И мне, и Татарину расскажешь, он мучается, он не стрелял, понимаешь, ни в тебя, ни в ребёнка, из его оружия стреляли, не он!
- Я боюсь тебя, отпусти!
- Рассказывай!

- Я не знаю никакого Лёхи, у меня мужа Ильёй звали. Причём тут Татарин?
- Вот и выложи всё по порядочку про сына! Про какие куски тут плела?!
Её трясло, возможно, от страха, что она стоит среди гаражей с свихнутым идиотом, меня трясло от услышанного про ребёнка и я тогда думал на сто процентов, что это та женщина, что не даёт Лёхе спокойно жить. Лил дождь ещё сильней, я прижал Свету к своей груди, теперь она нуждалась в моей опёке и помощи, я это чувствовал.
- Ты, ты не хочешь жить, а я брата после армии сразу похоронила. Двойняшку моего, Сашу, выросли месте. В гробу лежал, потом сын, я ему тоже уже имя Саша дала и они хотели жить, а тебя спасали, прошёл такое и теперь… Я поклялась, обоим поклялась, что буду жить за троих, за брата и сына, а ты?! Да, где мне заработать на инсулин маме, она после смерти Саши знаешь, как заболела? Думаешь, приятно мне с вами всеми? Думаешь, что люблю я это дело? Думаешь…

- Свет, расскажи мне всё, легче будет?
- Брата убили после армии, пошёл на танцы с другом в другое село, ну, там его друга бить бросились местные, кажется приревновали к кому? А Саша вступился, подбежал милиционер их и прям в середину как стрельнет. Все разбежались, мент убежал, друг убежал и рана у него была такая, что спасли бы. Да ночь, всё село спит и он посереди дороги лежит, от потери крови умер.
- А сын?
- Я замуж вышла. За нашего же, с села. А он, он меня гонореей заразил, ребёнка я ждала, Сашей уже назвала, и врачи настояли, чтоб аборт сделала. Если бы родила, то ребёнок бы родился слепой. Уже большой, во всю шевелился. Я до сих пор его крики слышу. Представляешь, роды вызвали и он не идёт оттуда, они его тащить, да по кускам, а я голос его слышу, как плачет. До сих пор иногда от этого плача просыпаюсь. А ты? Ты, живой и так разнылся, жить не хочу?! Эх, ты?!

- Так что, ты там не была?
- Где?
- Ну, там, в Чечне?
- Нет.
- Фу, я думал ты та, Лёхина, мучается он.
- Пусть мучается, но не вешается. Знаешь, теперь у меня никогда не будет ребёночка, врачи сказали. Вот от чего повеситься хочется, но я должна жить за моих Сашек, жить Слава, жить… Не хочу, противно, но должна…
- Света, я тебя провожу, тебе куда?
- На Кудыкину гору, не ходи за мной, тут не далеко, не ходи.
Света удалялась, а я побрёл в другую сторону весь промокший и пристыжённый, тем, что не хотел жить, и так долго не хотел жить, я чувствовал себя перед самим собой предателем. Я – трус? Нет. Я не трус, всё будет: дом, баба, дети, всё как людей, и бизнес открою свой, подумать надо над всем этим, надо жить и Лёху настроить. Хватит, жить надо, бабы, проститутки нас сильнее получается. Тяжело ведь ей, Светке.

Я направился на квартиру к хозяйке, эта бабуля мне отделила одну из комнат, а другую занимала сама. Стыдно, конечно, так поздно, хоть и бабка, а спит чутко и половицы скрипят, но не ходить же до утра мокрым и под дождём? Как можно тише открыл ключом дверь, но половица всё равно два раза предательски скрипнула. Я открыл форточку, сел за стол и закурил. Зашла хозяйка, открыла холодильник, налила себе пол стакана молока и обратилась ко мне:
- Слав, тебя с работы выгонят, если пить так будешь, я без денег тебя держать не могу, сам знаешь, на мою пенсию..,
- Баба Поля, я больше, кажется, не пью. Печень ведь посадить могу, а семья впереди, дети? Мне всего – то двадцать два.
- И то верно, Слава, неужели кто надоумил? Женщина? Влюбился? И кто же эта счастливица, познакомишь?
- Нет, не познакомлю, это женщина, но не моя, на не будет никогда моей женой.
- Почему?
- Она за меня не пойдёт, старше меня на много лет, да и я ей не очень приглянулся. У нас ничего не было, просто, поговорили…
- А–а, ну, я пошла спасть.
- Баб Поль?
Она повернулась, уже державшись за ручку двери.
- Баб Поль? Извините, что поздно так.
- Ладно, сынок. Твои годы молодые. Спокойной ночи.

Две недели я всё опять и снова вспоминал разговор наш со Светой, всё в мелочах: а ведь права, вставила мозги в голову, разнылся, навиделся, натерпелся, один я что ли? Жить, надо жить, за ребят тех, там убитых жить. Бог дал мне возможность дальше жить, а я? Поговорю с татарином, расскажу о ней, может и познакомлю, а что? Пусть и ему, чуть – что так же ответит. Надо же, баба, а как она меня? Молодец! Прошли две недели, а у меня всё больше и больше росло желание увидеть Свету. Просто, пообщаться, поговорить, так просто. Прихватил деньги, даже подумал, о чём говорить буду, я ей ещё так много не успел сказать. Просто, пусть так же положит руку, и посидим вместе. Ну, да, заплачу это время, она на инсулин работает. Ей надо. Всё, решил, иду. Пусть отдаст этому мужику деньги и я её куда в парк уведу общаться. А секс, нет. Она сказала, что мы ей противны. Нет, больше нет. Я тоже, значит, противен. Почему меня к ней тянет? Ведь никогда не женюсь, проститутка, старая для меня, детей не будет, чем взяла?

Подошёл к двум её коллегам, они стояли на том же месте:
- Девочки, а где Света?
- А ты кто ей?
- Друг.
- Вы что, друг, газет не читаете?
- Нет.
- Свету убили, она в морге.
- Как?!
- Неделя, как там, клиент убил, отвёз в лес и убил, она до дороги немного не доползла, он ей нож в живот всадил, ползла, не доползла, крови много потеряла, в лесу нашли. Вы что, вообще газет не читаете?
- Нет. А где она?
- В морге, это по проспекту прямо, на втором светофоре вправо и до скорой помощи идти, это здание обойдёте, там и морг. Пустят ли вас туда? Да, её фамилия Кузнецова.

У меня стучало в висках, две недели назад, я тискал эту женщину, вылил всё наболевшее в душе и вот… Ведь она меня надоумила дальше жить, она меня стыдила за сопли? Света, Света, как же ты так?
Дверь морга была на замке, надписи не было, но было ясно и так, эта дверь была единственной. Подошёл хромая молодой мужчина с щетиной на щеках и попахивало водкой. Я сидел возле на лавочке у двери.
- Тебе что тут надо, служивый?
- Мне надо в эту дверь.
- Я хозяин этой двери, захочу, впущу. А кто тебе там нужен?
- Мне надо очень важное что – то одному человеку сказать, очень надо.
- Так, там это, покойники, им уже всё равно…
- Там моя подруга. Света, Кузнецова Света.
- А–а, проститутка?
- Она мой друг.
- Извини, мужик, огрубели мы все. Выпьем у меня в коморке? Сторож я здесь.
- Послушай, открой мне дверь, пожалуйста, мне надо ей сказать что–то?
- Да, мне не жалко, но ты не долго, там ведь холодно, холодильник. Странный ты какой–то, парень, ты, случайно не ТАМ был?
- Был.
- И я там был. Странно, я как тебя увидел, сразу признал, был тыл там, молодой, а глаза столько уже твои навиделись, как отражают ту скорбь. Эх, горемыка, я вот, тоже на протезе прыгаю, и живу как сыч в этой каморке. Погоди, за ключом схожу.
Он открыл. Показал на стол, где накрытый клеёнкой должен лежать труп Светы.
- Ну, я на лавочке посижу, ты, поговори, ладно?
- Спасибо, мужик.

Я приподнял клеёнку, это был труп Светы, белый, холодный, в волосах засохшая кровь.
- Света, я не на долго, только сказать. Я должен с тобой ещё раз поговорить. Прости ты нас, мужиков, столько мы тебе горя принесли. Прости. У меня никого нет, я найду твою маму, мы тебя похороним и я ей буду покупать инсулин. Ты будь спокойна. Теперь, ты встретилась со своими Сашами. Я всё понял, я обещаю, я буду жить теперь за тебя. Возможно, что стану сыном твоей мамы. Всё, вроде всё. Прости.., я пошёл.
Я накрыл ей голову клеёнкой и уж направился к выходу, резко повернулся и опять откинул клеёнку, сказав:
- Да, я тебе обещаю, я женюсь и первого сына назову Сашей, а дочь родится, Светой. Всё, теперь пойду. Прости нас…

2006