Парнас слушает!

 Уже кое-где маститый, но еще в полной мужской силе поэт Орфей Васильевич Степанов, вокруг светлой головы которого намечалось образуемое солнечными зайчиками некое подобие нимба, с утра почувствовал неясное томление духа.

 Надо признаться, Орфеем нашего героя звали не всегда. По паспорту он числился Мокием Васильевичем Степановым. Старинное русское имя дали ему при рождении папа с мамой, полуграмотные крестьяне из самой что ни на есть "глубинки".
 Мальчик вырос шустрым и смышлёным. Бойко рифмовал куплеты и сразу после школы уехал в столицу покорять Литературный институт. Покорил. И на первом курсе, увлекшись не на шутку античной мифологией, придумал себе звучный псевдоним. А поскольку сочетание "Орфей Степанов" выглядело несколько странно, он оставил от своей фамилии только первую букву. Сначала получилось очень здорово: "Орфей С." Потом вдруг на афише, возвещавшей о выступлении новоявленного Орфея, какой-то остроумец нарисовал маленькую черточку между именем и буквой "С". Вышло не совсем прилично, на приказчицкий манер: "Орфей-с". С тех пор Мокий Васильевич подписывал свои творения уже одним только именем. Знакомым и коллегам его новое имя полюбилось, и они стали даже в дружеской беседе называть поэта Орфеем Васильевичем, что Степанову, безусловно, льстило.
 Однако мы отвлеклись.

 Итак, Орфей Васильевич почувствовал томление духа. Оно вызывало некоторый дискомфорт и даже отдаленно напоминало позабытые уже "родовые схватки". "Схватки" эти Орфей Васильевич ощущал последний раз лет двадцать назад, когда познакомился с одной очень крупной поэтессой по имени Эвридика Иванова, оценив по достоинству её габариты и многочисленные таланты. Помнится, за какой-нибудь жалкий месяц он "родил" тогда целую книгу в твердой обложке.
 Крупная поэтесса Эвридика вскоре стала супругой Орфея Васильевича. Супругой заботливой, верной, но до зубовного скрежета ревнивой. Когда Эвридика заставала в рабочем кабинете любимого ту или иную музу, она устраивала "подлому изменщику" бурную сцену и с позором изгоняла незваную гостью прочь.
 Музы в результате перестали посещать Орфея Васильевича по собственной инициативе, а являлись только по вызову, в строго оговорённые часы, в отсутствии, разумеется, грозной Эвридики, и притом требовали за свои услуги определенный процент с будущих гонораров. Иначе они поступать не могли, поскольку не были больше вольными эфирными созданиями, а состояли на службе в одной очень респектабельной фирме с чарующим названием "ПАРНАС".

 Название фирмы было аббревиатурой, означающей: "Писательское агентство разнообразных неожиданных авторских страстей". По логике вещей, фирма должна была именоваться более длинно: "Писательское агентство ПО УДОВЛЕТВОРЕНИЮ разнообразных неожиданных авторских страстей". Но тогда аббревиатура получилась бы слишком неблагозвучной -- ПАПУРНАС -- и не отражала бы сути воистину благородной и возвышенной деятельности фирмы.

 ПАРНАС процветал. От заказчиков не было отбоя, ведь в положении Орфея Васильевича находилась целая армия маститых литераторов. Правда, музы оказались особами довольно строптивыми: всё норовили посетить кого-нибудь на стороне, тайком от начальства, и одаривали своих любимчиков вдохновением совершенно бесплатно. Непорядок! Конечно, приходилось принимать крутые меры -- вызывать самых недисциплинированных "на ковер", лишать квартальной премии... Но до увольнения дело не доходило: муза -- специальность дефицитная, во всём мире не наберется и десятка настоящих профессионалок.

 Периодически пользовался услугами ПАРНАСа, как мы уже упоминали, и Орфей Васильевич Степанов. Появившееся у него с утра неясное томление духа постепенно навело его на мысль снова обратиться в писательское агентство. Тем более, что ассортимент услуг его в последнее время заметно расширился.
 "Чем чёрт не шутит, - подумал Орфей Васильевич, - а вдруг появится на свет ещё одно дитя в твердой рубашке... тьфу, то есть в обложке! Ведь супруга-то долго будет околачиваться в Доме творчества..."
 С этими сладостными думами он протянул руку к телефонному аппарату и набрал шесть заветных цифр.

 -- ПАРНАС слушает! -- отозвался на другом конце провода восхитительный бархатный баритон.
 -- Кто у телефона?
 -- Генеральный директор Аполлон Кифаредов.
 -- Аполлоша, дружище! Степанов беспокоит.
 -- Как же, как же, помню, Орфей Васильевич, сиживали вы, бывалоча, на презентации нашего ПАРНАСа. А сколько мы с вами нектара тогда выдули!.. Что, опять наши услуги понадобились?
 -- Да, понимаешь, моя отдыхать укатила, а на меня как раз и "накатило". Видишь, уже стихами заговорил. Как там у вас с транспортом? Пегасики порезвее найдутся?
 -- Парочка есть.
 -- Тогда прими заказ. На сегодня. С двадцати трёх часов и до утра. Арендую. Только смотри, чтобы там проверили лошадку: чтоб все подковы на месте, чтоб крылья работали как следует. А то прошлый раз прислали какую-то клячу: хромает на правую заднюю, да и крыло помято.
 -- Учтем, учтем ваши пожелания, Орфей Васильевич. Вы же у нас самый дорогой клиент. А с того хмыря, что нашему пегасу по пьянке крыло помял, мы штраф за ущерб содрали. Сколько -- не скажу, коммерческая тайна. Будьте спокойны, Орфей Васильевич, жеребца подберем что надо. Орловского рысака! И крылья будут в полном порядке. Наш гиппо-орнитолог лично проверит. Ещё чего-нибудь закажете?
 -- "Кастальской влаги" бы мне. Побольше. Ящик. Духовная жажда, знаешь, томит.
 -- Вот тут, боюсь, придётся вас огорчить, Орфей Васильевич. С "Кастальской влагой" нынче напряженка. Только по пять бутылок в одни руки. Вот "Ипокрены" навалом. Можем хоть два ящика поставить.
 -- Да ну её, "Ипокрену", у меня от нее изжога. Я "Кастальскую" уважаю...
 -- Ну ладно, Орфей Васильевич, для вас -- так и быть. Десять бутылок. Но не больше.
 -- Да Пан с вами, давайте десять. А что с источником-то случилось? Почему влага в дефиците?
 -- Да загадили его, понимаете. Повадились всякие, вроде вас, оправляться прямо около источника. Всё в землю впитывается, с грунтовыми водами смешивается. Качество влаги, конечно, уже не то. Приходится применять двойную очистку, а это знаете какие потери...
 -- Но-но! Ты там не заговаривайся! Когда это я в Кастальский источник гадил?
 -- Виноват, Орфей Васильевич. Это я так, обобщаю.
 - "Обобщает" он! Эх, врезал бы я тебе по уху вот этой телефонной трубкой, кабы не самый главный заказ. Девочка мне нужна. Хорошо бы, если бы её звали Эрато -- уж больно я по ней соскучился. Сколько темперамента, чувственности! Блеск!
 -- Эрато на сегодня уже занята.
 -- Жаль. Тогда, может, Евтерпу? Тоже милейшее создание, мы с ней давно знакомы.
 -- И Евтерпа на вызове.
 -- А кто ж у тебя свободен?
 -- Ну вот, Полигимния...
 -- Какая Полигимния? Ты же знаешь, что мне медведь на ухо наступил. И голос хриплый.
 -- Тогда Мельпомена.
 -- Эта плакса? Заруби себе на носу: я не драмодел. Я -- поэт, ясно тебе? И я хочу Эрато!
 -- Но она освободится только завтра. Знаете, сколько у неё клиентов? Попробуй-ка всех обслужи! Когда только успевает ещё и на сторону бегать... А что вы скажете о Талии?
 -- Отправь свою Талию в корсете к какому-нибудь Эльдару Рязанову. Пускай этот старый боров сам с ней упражняется.
 -- Могу предложить Клио.
 -- Клио -- зануда.
 -- Остаётся Урания. Терпсихора-то по другому ведомству служит...
 -- Ну, вы там, ребята, совсем обнаглели! С этим-то сокровищем я что буду делать? Звёзды считать? Я -- почвенник, понятно?!. И, между прочим, есть сведения, что эта ваша утончённая Урания со всякими отщепенцами на Западе путалась, не иначе, как валюту втихаря зарабатывала. Ты хочешь, чтоб она меня СПИИДом наградила?
 -- Помилуйте, Орфей Васильевич! Какой может быть СПИД от бесплотного создания, при исключительно духовном контакте?
 -- Дурень, я говорю "СПИИД" - синдром поэтической импотенции и деградации!
 -- Не слышал о такой болезни.
 -- Она у всех твоих клиентов есть. Кроме меня. Я пока ещё -- могу! Что, больше никого нет?
 -- Нашёл, Орфей Васильевич, нашёл! Только что появилась Каллиопа. С вызова вернулась. Измучилась, бедняжка, защекотал её один старпер. Но к ночи она будет в отличной форме, уж мы постараемся.
 -- Да пошел ты в жопу со своей Каллиопой! Опять будет причитать, что я на сыночка её драгоценного не похож. И длинные поэмы строчить заставит. Во у меня где эти поэмы уже сидят!
 Орфей Васильевич шумно похлопал себя по тому месту, где, по его мнению, сидели поэмы, но собеседник этого жеста видеть не мог, так что ему оставалось лишь строить догадки.
 Кифаредов был опытным бизнесменом и умел найти подход даже к самым придирчивым клиентам. Понял он, как поступить, и на этот раз.
 -- На вас, Орфей Васильевич, не угодишь, -- жёстко отрезал Аполлон. -- Я предложил вам наши лучшие кадры, а вы отказались. В таком случае катайтесь на пегасе в одиночку. Или до завтра.
 С этими словами он аккуратно положил телефонную трубку на место и стал ждать. Аполлон знал, что делает. И не ошибся.

 Орфей Васильевич послушал несколько секунд короткие гудки, тоже, в свою очередь, положил трубку на место и задумался.
 Прокатиться на пегасе -- оно, конечно, неплохо. "Кастальской влаги" -- маловато будет... И главное, черт возьми, муза, муза нужна! Он уже пробовал сочинять без нее -- всякий раз выходило тускло и убого. Не иначе, придется всё-таки заказывать Каллиопу и начинать очередное эпическое полотно. А завтра... А что, собственно, завтра? Завтра он может уже и не почувствовать томления духа.

 В кабинете Аполлона Кифаредова раздался победный звон. Генеральный директор фирмы довольно ухмыльнулся и поднял трубку:
 -- ПАРНАС слушает!
 -- Это опять я, -- глухо просипел в трубке знакомый голос. -- Извини, Аполлоша, я погорячился. Присылай Каллиопу.
 -- Хорошо. Сейчас приглашу секретаршу, она оформит заказ.
 Секретарша, бледная растрёпанная девица по имени Арахна, попавшая в ПАРНАС по чистой случайности, приняла из рук шефа телефонную трубку и начала заполнять бланк. Потом деловито осведомилась:
 -- Таксу знаете?
 -- Обижаете, девушка, я к вам не впервой обращаюсь, -- заверил Орфей Васильевич.
 -- Имейте в виду: если задержите оплату, взимается пеня. Ожидайте.

1996