Записки из дурдома

Часть I "Записи на туалетной бумаге"

Дор и Роги
Дор и Роги - брат и сестра. Дор любит шоколад, Роги любит мед. Дор и Роги спят вместе, обнявшись и раздевшись донага. Однажды ночью Роги увидела своего брата в свете луны.
- Дор, Дор! Проснись скорее, - сказала она. Дор открыл глаза.
- Роги, это ты? - спросил он.
- Я, а кто же еще? - ответила Роги.
- Правда. А знаешь, мы скоро расстанемся, - грустно улыбнулся Дор и нежно провел ладонью по талии и бедрам Роги.
- Да, знаю, жаль, - тихо улыбнулась Роги.
И они в последний раз заласкали друг друга до сладкой судороги.

Красный кирпич
В одном доме из белого камня и темного дерева зажил светлячок и чирикал. Он был меньше всех в доме, меньше свечки, меньше спички. И вот настал день, когда светлячок выбрался из щели в полу и забрался на печь. В печи был красный кирпич.

Пуховая цепь
Цепь звенела, звенела, пела, гремела, хрипела, дребезжала, свистела, шипела, таяла, кипела, болела, ныла, плыла, кружила, стонала, шумела, шуршала, сквозила, взмыла и улетела.

Шаль
Жаль, что приходится это говорить, мама, но никогда я уже не вернусь под твою пуховую шаль.

Лена и Леня
Лена и Леня никогда раньше не встречались. И вот они встретились. "Он скажет мне что-то, и я улыбнусь", - подумала Лена. "Она уронит платок, я подниму его и скажу: "Вы уронили", - подумал Леня. Потом они еще о чем-то подумали, и еще подумали, да так и разошлись, не издав ни звука, а ведь это была та самая, настоящая любовь с первого взгляда.

Исповедь сытого художника
Я сытый художник. Я сытый художник, довольный собой. Я делаю то, что не может никто. Я делаю то, что. Но это не я, это я, но не я это я. А зачем? Что останется им, что за тем, что останется вам? Может быть, я и я, только я это я, ну а как же еще то? Вот и все, что я выжал из супа, из капусты, из мяса чуть-чуть и из киселя. Я сытый, но вот художник ли я, или просто наелся и сплю?

Кризис впотьмах
Тезауркурстивер обожал. Он обожал нежно, яростно и глубоко. Глубже, чем Марианская впадина, глубже, чем озеро Байкал, глубже нефтяной скважины. Тезауркурстивер был богочеловеком, человекобогом - кому как нравится. Ему нравилось просто бог, но вокруг была тьма. Тьма тьмы.

****
Может больше я верю, может меньше я... Ты железобетонная женщина. Тяжелей стопудовой гири ты, ты раздавишь коленом мои мечты. Ты чужая, немка!

Рождение большого дня
Из-под пня выползла змея, погреться на солнышке. На пень села птичка. Муравьи стройным ручейком забегали по солнечной стороне пня. Только филин спрятался в своем дупле. Начался большой день. "Какой хороший день!" - затянул песенку соловей. "Соловей, соловей, пташечка!" - запели муравьи на ходу. Солнца было еще мало, еще было сыро и прохладно, и только медведь.

Горячие блудни
Из песка. Песка, песком, пески, о песках. Горячие. Горячесть, горячему, огорячело. Вылезли. Вылезать, вылизать, влезть. Волосатые. Волосы, волосами, волос. Черти. Чертенята, чертенькие, черт.

Ляля Любецкая
Ляля была очень красива. Стала еще красивее. Пробовала виноград, шоколад, дыню, ела грибы. Ляля. Моя тринадцатая любовь. Сейчас у меня двадцать шестая.


Часть II «Пустяки»

Замелькали дни
Замелькали дни, замелькали. Мы с тобой одни, мы устали. Ты ко мне пришла, ты пришла. Ты теперь моя, ты моя. Милая, родная, мой пушок. Сладкая, волшебная, пирожок. Так тебя люблю, так люблю. Больше не уйду, не уйду, останусь.

Ни грусти, ни печали
Ни грусти, ни печали нет. Ни радости, ни смеха – то ж. Зачем я здесь – так надо. Хотел быть там – что ж. Теперь стихи только, потом – кровь, пот, молоко. Сладкое, пенистое, парное, с твоих сосков слижу. Видел я, ты хочешь этого, тугой лифчик. Как я, любивший кровь, всегда предпочитавший ее слезам, нашел, встретил, узнал. Что ближе к тебе – маечка или чулки под юбкой, о-о, милая, славная, здравствуй!

Безумный мир глазами
Безумный мир глазами смотрит на меня. Я его не вижу, я вижу только безумие. Без мира. Война? Пусть. Кто ее не любит? Я – люблю! Ни капли правды посреди вранья. Лишь правда вечных полководцев. Один из них – Александр. Шурик. Второй – Адольф. Адольф и рыбный день. Адольф и великий пост. Проиграл. Зачем заходил? «Так, согреться». Согрелся до тла. И вот – третий, Джордж. Нелепая фигура. Огарок из собственной нефти. Кого хочет напугать? Сам уже боится, меня.

Дети прощают матерей
Изглоданные кости у этих детей. Дети плачут, но прощают матерей.


Специально для больных раком
 - Покурим!?
- А то как же?
- Покурим?!
- Я уже курю!
- Покурим?
- …
- …

Архивариус Икс
Вы знаете икса? Нет? Ну тогда я расскажу про него. Икс живет на пенсию по инвалидности. Пишет стихи. Икс – это я, только я не живу на пенсию. Значит, Икс – это не я. Кто же такой этот икс? Да дался он вам. Кто вообще спросил про Икса? Ах, да, я. Ну так вот, никакого Икса я тоже не знаю. Да и архива, скорее всего, никакого у Икса нет. Смешно? Не очень.

Бриллиантовый закат
Тычки и удары – тем, кто не видел. Шрамы и шишки – тем, кто спал. В моду входит бриллиантовый закат. В чем же его прелесть? В бриллиантах, рассыпанных по всему небу. В желтой луне, почему-то ставшей главным бриллиантом, но еще не видимой. Лишь солнце, скрывающееся в волнах прибоя реки.

«Варяг»
Все стоят по местам. Все поют. «Варяг» идет на дно. Никто не боится, не трусит – точно. Трусы уже уплыли на шлюпках к японцам, по ним никто не стрелял – жаль патронов. Капитан на командном мостике смотрит, как в трюмах течет вода. Вся команда: кочегары, артиллеристы, матросы, - на палубе. «Наверствуй, товарищ», - где-то в воздухе, еще ненаписанная песня.

Цыган
Он пел, не снимая шляпы, он пел, не снимая пальто. Ему было все равно, что жарко, ему было все равно. К его песне примешался бубен, танцующие женщины, «ой, да ну, да най!» Собаки сдерживали лай. Цыган поет!

Толоконный разговор
- Я сажусь. В свой. Гоночный. Автомобиль. Без тормозов. А бензина. Нет.
- Ну и что?
- Ничего. Еду.
- Куда?
- Заре навстречу.
- Доедешь?
- Не знаю. Трасса сложная.
- Не сложнее тебя.
- Да?




Шахматный бум
Бом, бам, бум, бим, баю-бим. Шашка, пешка, конь, слон. Кто ходит? Белые. Белые начинают и проигрывают. Почему? Нет воли. Мало воли к победе. Кто так ходит? Черные. Черные начинают. И…

Вожжи
«Хвощщи, брожжи, дрожжи», - написано на стенах. «***, пальто, смерть», - написал я. «Вот гад», - подумали все. «Гад, god, можно просто:…

Рудокоп
Он из земли извлекает железо. Он неопровержим. Он неудержим. Ему платят зарплату. За каждый грамм стали и чугуна, которые наплавит сталевар, которые пойдут на утюги, прищепки, велосипеды. Хороша его жизнь. Словно облако он оросит землю. Вот только уголь кончится нескоро.

Куттера и каравеллы
Куттера и каравеллы – на моих глазах. Я пират, я в Дарданеллах видел чудеса. Я пират, я Пи рад.

Лают
Лают собаки. Лают, собаки. Вот кошка: не лает, а молоко пьет. Хорошо кошке. Плохо собаке. Вот поэтому она и лает.

Чудик
В голове моей опилки, мясо, кости, вилки. А вот мозга нету – сегодня не обедал. Пойду, поем, иди, споем.

Кайфолов
В ходе расследования архивов, затеянного учеными, был обнаружен доклад генерального директора бюро исследований, уволенного за пьянку на рабочем месте. Доклад имел название: «О вредном кайфе в среде ученых». Директор поднял в нем острый вопрос: «Быть или не быть научному кайфу. Тема раскрывалась в семи направлениях. Седьмое направление казалось всем тогда единственным выходом. В зале овация. После доклада несколько маститых молодых ученых выскочили на сцену. Слова им никто не давал. А они и не просили. Сняли штаны, показали всем жопы и ушли. В зале медленно настала ночь. Сидящие в зале и в президиуме кашляли. Потом встали и тоже ушли. Нам, потомкам, только и осталось, как зубоскалить на эту тему.

Задумался мальчик
Задумался мальчик, задумался. Останусь с ним я, останусь я. В его глазах – тюрьма, в моих – свет сквозь решетку. Все тот же, белый. Белый. Огня бы мне – закурил бы. Да нет сигарет, все у хитрого. Ноя хитрее: я сильный, а он слабее гораздо. Чего ему тут ловить? Все равно не обломится.

Неправильные стихи
За них меня расстреляют. Как водится, на площади, матами. Ну и хер с вами.

Самогонщики
«Я гонщик, я гонщик», - говорю я. «Ты гонщик, ты гонщик», - говоришь ты. Значит, мы оба – гонщики. Самогонщики. Куда же и кого мы гоним. Не знаю. Главный наш продукт – самогон. Течет по венам, по жилам, по костям, по нервам. Сладкий самогон. От него мы как во сне. Значит ты и я – мой сон. Ты приснилась мне, родная.

Расчленитель
Изобрели наши художники расчленитель. Нарисовали. Не понравилось. Никому не понравилось. Спрятали картину. Один мальчик нашел ее. Не стал никому показывать. Самому нужно. Зачем ему расчленитель? Расчленять вкусы. Сало отдельно от молока, огурцы с хлебом. Мы попробовали его стряпню. Ничего себе, вкусно. Одна бабка только недовольна. Ну и фиг с ней.

Гриб-карантин
У нас в больнице хорошо. Грибы растут. Везде растут. Заходите, погреемся. Не хотите? Пожалеете. А вот цветов только два. Какая тут любовь? Только так: порадоваться за.

Красное с белым
Кровь с молоком, кровь на снегу. День за красных, день за белых – война. Кто победит? Зеленое побеждает всегда. Весна скоро: почки, точки, квочки. Сила весны – в зеленом. Сила зимы – в белом, сила осени - в желтом. Сила лета – в желтом солнце.

Кровососы
Мозги мои наводнили кровососы. Они орут: «А-а! Больно!» Терпите, сволочи. Я еще не все сказал.

Три стандарта
Первый: холод – пространство тьмы. Тьма непроглядна. Света в тьме нет. Второй: еда – воплощение чудес. Чудеса многообразны. Разнообразие – король успеха. Третий: счастье – безоблачно. Облака фильтруют свет. Свет – апогей тьмы.

Тихое помешательство
Сидел на кухне. Тих, спокойно. Вдруг табурет размягчился, потек. Сидит в луже. Мать вызвала скорую. Привезли в распределитель. Там сказали: «Везите сюда». Здесь сидит на диване в гостиной. Тихо, спокойно.

Жалко
У пчелы, у пчелочки оно острее ножичка. Ножики заточены, враги будут заколоты. Всем по перу, а я к оперу. Опер допросит, много не попросит. Просьба моя мелкая, да рука крепкая у меня в кармане.

Шумение
Все в дыму, в осколках мин, которые все еще взрываются. Война с грибами, сейчас, снова, в этот раз. Была война, прошла война, закончилась война. Нет войны. Нет – войне. Только мины. У кого есть детонатор?

Целое утро
Целое утро разбивается на кусочки. Так оно целее воспринимается. По парку – до набережной, по набережной – до парка, но это еще не все. Еще лестница и душ. Теплый, сладкий душ, и холодные умывания. Вторая – в столовую, Цыганок, где мусор? Чепуха.

Галлоны чуда
Мимо меня, сидящего на станции, мелькают эшелоны. На Москву – от Москвы. Под тентами с ракетной техникой прячутся военные. В цистернах – галлоны чуда. «Разве идет война?» - удивляются женщины. «Идет», - спокойно отвечаю я. «С кем же, если не секрет?» «Секрет». Я знаю, что война, несправедливая с самого начала, ведется с ними, с галлонами чуда. «Вот кончатся галлоны, и мы все вспотеем». Я спокойно гляжу, как мелькают эшелоны.

С колес
С места в карьер несется наша конница. Солдаты с гранатометами на тачанках. С комплексами «Град» на конной тяге. Откуда столько лошадей? Страна давно готовилась к войне. Ни соринки пыли на лафетах. Артиллерия без смазки. Гладкоствольные минометы. Чудеса.

Мадам де По
Укусила в попку легко. Мягкая, славная м д По.

Куклуксклан
Клан мышей и тараканов, клан зверей. Главарь говорит: «Вот что, звери. Мы долго были внизу. Пришла пора нам взять верх. Для этого ты, - главарь указал на главного таракана, - будешь с утра лазить по столу. А ты, - главарь указал на главную мышь, - будешь бегать по залу». Все согласились с этой резолюцией. Наутро мышь съела кошка, а таракана раздавили тапком. Куклуксклан продолжил работу.

Аю-даг, остров собак
На острове Аю-даг живут одни собаки. Они и любят только собак, и питаются ими. Невесела собачья жизнь. «Собаке – собачья смерть», - говорят. А собакам хотелось только любви. Вскоре они разучились гадить по-собачьи, метить территории, грызться из-за мяса. Научились питаться только молоком. Самки стали главными. У них теперь матриархат, все собаки – домашние. Приплыл корабль и забрал их всех на большую землю, к людям.

Дрова-вши
Не буду писать про дрова-вши. Ну что это за тема! Вот любовь – это да!

Крик
«Свистать всех наверх! Отдать швартовы! Поднять паруса! Все паруса! Бом-брам-бим стеньга!» - после уже что-то нечленораздельное. Все сбились с ног, а ничего не сделали – слишком много команд сразу. Потом вдруг одна команда: «Отбой!» Выполнили все. Так прошли учения на атомном ледоколе «Ленин».

Трое в душе
Трое в душе мыли уши. Мыли уши слушать души. Слушать души хороши. Хороши – хорошие.
Крутящаяся оболочка
Юра и Юра, Вова и Вова, - набор символов, знаков, букв, жестов, поз, выражений мимики. Сложим их все вместе – получится крутящаяся оболочка Земли. Оболочка создает себе оболочку: одежда, дома, автомобили. Оболочка слов, понятий, мнений, страхов, нет пока главной оболочки – любви. И вот приходит она.

Вашингтонский пост
Не было бы его – жизнь была бы другой. Какой? Представьте себе мир без войны и мира. Хаос без сумасбродного капитала. Музыка без звука, кино без изображения. Картина без мазков художника. Жизнь без суеты и безвластия. У всех – цари в голове. У всех – здоровье поголовно. Все влюблены, а большинство – любит. Но есть Вашингтонский пост.

Толстая негра
Я не против негры. Мало ли, почему. Ну, любовь у меня, была, правда. А вот нету уже. Шире – есть, а уже – нет. Зачем мне шире? Будет шире – будет все в жире. Это я не о тебе, миленькая, тебя мне хочется больше всего. Как вспомню твои изгибы – все, что я сейчас написал, хочу разорвать. Вдруг это тебя обидит. Но ведь нет? А, милая? Спишь?

Огурцовая цивилизация
Огурцы и огурцы – что может быть прекраснее. Огурцы самоопыляются ветром. Ветер – необходимость их жизни. Что еще? Дождь, удобрения. Дождь есть, а вот где удобрения. Нужны коровы. Кто будет водить их пастись и доить – так и так нужен еще кто-то. Это место в огурцовой цивилизации занимает человек.

Пьяница
Когда он выпивал, его боялись все, но дело в том, что он не пил уже несколько лет, а выглядел – все равно, что пьяный. Водка, самогон, трояр, настойка пустырника, - выпить было достаточно, но он не пил. Пьяная рожа, шаткая походка, - это внушало страх окружающим, но он был трезв как стеклышко. Бутылки и бутыльки регулярно опустошались, ему не доставалось ни капли спиртного. Так он и жил, и живет, пьяница, которого все боятся.

Кашалот
Я ничего не знаю о кашалотах, но я знаю меню на сегодня. Лот №1: каша манная, каша лот, хотя ее немного, даже это: мало. Но меня это не беспокоит. Главное, что от голода я не умру, как бы ни хотелось. Это всего лишь пустяк.

Испарина
Лоб его покрывали маленькие капельки пота. В каждой капле переливалась мысль. Мысль первая: где достать денег? Мысль вторая: денег взять негде. Мысль третья: даже если деньги и можно взять, унести их с собой невозможно. Мысль четвертая: курить охота. Мысль пятая: курить нечего. Мысль седьмая: хочется есть. Мысль двенадцатая: хочется выпить. Мысль двадцать седьмая: хочется согреться. Мысль сорок пятая: хочется к морю и т.д. Он взял полотенце, стер пот со лба и расслабился.

В придорожной траве
Лежу в придорожной траве. Огонь бежит по крови. Огня много, воды мало. Лежу. Лечу в придорожной траве. Лечу придорожной травой. Я сам – трава подорожник. Путник повредил ногу – я тут как тут. На месте. На его больном месте. Путник, возьми меня с собой. Несколько шагов – и я здоров.

Бестактность
Кость на кость, кость по кости. Бестактность. Прости. Бестактность. Прощай. Мясо на мясо – не обещай. Где взять его среди молока. Но не грусти пока. Будут кости – мясо нарастет. Только времени много пройдет. Сладких снов.

Пенсионер
Я пенсионер, живу на подаяние от республики. Мой доход – семьсот рублей. Отдать за квартиру и сигареты. На еду остается триста. Я ем только хлеб и кашу, пью воду. Мое существование жалкое, но я себя не жалею. У меня ко мне нет жалости. Сам виноват, так мне и надо. Я великий пенсионер. Мне надо поставить памятник: я с протянутой рукой. К черту меня, к черту Республику. Республика довела меня до этого состояния. Дала мне силы, дала волю, а потом все это отняла. Ура!

Окуляция
Окуляция – это нечто среднее между оккупацией и овуляцией. Окуляция – это операция по улучшению зрения. Пока все сделанные экспериментально на собаках окуляции привели к тому, что собаки переставали бегать и лаять, а день деньской лежали на солнышке с открытыми глазами, смотрели мультфильмы. Собаки смеялись до слез, видимо, хорошие мультфильмы. Опыты по окуляции на людях не запрещены, но их никто почему-то не делает.

Наркотический туман
Все в тумане. Мысли – туман, зримые образы – туман. Туман – это последний блеф на сегодня. Больше тумана не будет. Туман – прочь из моего я. Хватит.

Эксперименты в чужих очках
Эксперимент 1: я раздеваюсь донага и выхожу на улицу. Люди не обращают на меня внимание. В троллейбусе никто на меня не смотрит, пока не входят контролеры. У меня, очевидно, нет билета, ко мне подходит контролер: «Ваш билет». Я говорю: «Нет билета». Контролер нервно смеется и выходит.
Эксперимент 2: в жаркий полдень в середине июля я выхожу из дома в полушубке и цегейковой ушанке. Все снова без происшествий, в отчаянии я выбрасываю очки, и мир преображается, я вижу множество улыбок, люди оборачиваются впереди меня. Чудо! Очки подействовали!

Реальность
Самое вкусное было забраться на крышу и крикнуть по-петушиному. На второе надо было перепрыгнуть на другую крышу и забраться на чердак. Там было много бесполезных вещей, которым Рад находил специальное применение. На третье – вылезти на крышу, еще раз кукарекнуть и уйти. Вот, собственно и все, если бы не реальность. В реальности Рад уже давно лежал на спине, привязанный ремнями к кровати, и питался только своими мечтами, на первое, второе и третье.

Альфа Центавра
Командир сказал: «Летим на Альфу Центавра». Это было в последний момент перед стартом. Потом все уснули. Корабль медленно набрал скорость цвета Б и скрылся в пространстве. У самой Альфы корабль возник снова. Мы вышли на соленый грунт новой планеты и закрыли глаза от яркого света. На планете светило голубое солнце. Деревьев почти нет. Из животных только птицы. Это и понятно: ходить по такой земле небезопасно. Командир достал зажигалку и поднес к грунту. Грунт вспыхнул на мгновение и погас. Можно было лететь обратно. Планета была спасена.

Тормошень
Из глаза я вынимаю бревно величиной с дом. Сила, с которой я это делаю, равна ядерному взрыву. Но мне что-то неспокойно. Теперь я подвержен влиянию суеты. Мне видятся многие образы: русалки, медведи, слоны. Хочется вернуть бревно на место, но я держусь. Держись, я!

Еврохит
Я задался целью написать песню, чтобы мне рукоплескала вся Европа. Еврохит начинался словами: «Ты прекрасна, о Родина наша, Европа». Но в песне ясно сквозила ложь: сам я живу в азиатской части Страны. Ложь смешалась с фальшивыми звуками, и вышла какофония. Но и не солгать я не мог, например, спеть так: «Ты прекрасна, о Родина ваша, Европа». Вышла бы бесформенная чушь. Поэтому моя попытка написать еврохит безнадежна.

Список Мурзика
Мяу и муй, мур и миу, миу мяу, и другие отголоски Вселенной, - перед вами список, составленный Мурзиком. За авторство борятся еще Бобик и Шарик, но лидерство за Мурзиком. Мурзик – верховный мудрец, Мурзик – суперавтор. Хвала Мурзику, позор Бобику и Шарику.

Новый день
Новый день настал – радуйся. Свет глядит в окно – живи. Тьма прошла – радуйся. Сытно хочешь есть – ешь. Новый день, новый день, новый день. Рядом тень, тень, тень, рядом! Иди со всех ног, маши со всех рук – аплодируй себе, ты – живешь!

Разведенная
Я долил воды в стакан и выпил разведенную. От одного вида разведенной могло «сорвать крышу», но мою не сорвало даже, когда я ее выпил. Я выпил разведенную залпом и налил еще, еще воды. Теперь я мог как барон Мюнхгаузен поднять себя из-за стола за волосы и швырнуть в угол комнаты. Это было легче всего. Потом я поднял себя из угла и задвинул в стол. Тема была закрыта.

Берлиоз продакшн
Компания «Берлиоз продакшн» запрещена на государственном уровне за злоупотребление словом «любовь». Любовь поэтому запрещена? Нет, ее можно. Можно что? Брать. А дарить? Тем более. В чем же запрет? В самом слове.



Шампанского!
Выпить пора – пора выпить. Наливай! Шампанского. Амаретто. Сладкого ликера, недопитого буржуями. Моя мысль опережает все мысли. Я пьян. Говорю на непонятном языке. Шампансшпеам. Много – больше. Кранты! Споемте, граф. Гриф, гроффен. Всякая всячина в голову лезет. Вино – на караул! Смиррна!

Ничего нет
Мы глядели на солнце, которого не было, пили воду, которой нет. Ели хлеб, который нигде не растет, и курили табак, суть которого – дым. Облака нерастраченной фантазии плыли по небу несбывшихся надежд. В океанах пустоты тонули придуманные нами корабли. Вся наша жизнь была лишь мечтой, лишь мечтой.

Покопаюсь
Недавно я заметил, что во мне живут экстраверт и интроверт. Интроверт – мои Содом с Гоморрой. Там есть ад и есть рай, но один неотличим от другого. Красота смешана с безобразием. Я пробую это на вкус: кислая сладость с привкусом горечи. Все равно – вкусно. Так я питаюсь. Пытаюсь питаться. Это моя энергия, гремучая смесь воздуха с водородом. За все за то, что будет, выпью и налью еще.

К магометянам
Магометяне, не понимаю я вашего бога. Пророк сказал. А кто этот пророк? Я не знаю. Дайте мне знать, если знаете сами. Обычный человек, не любил сало. Теперь всем нельзя. Смешно.

Прекрасноденное
Солнца лучи мягко легли на постель. Мягкая дорожка с черными полосками. Немыслимо, до чего хорошо. Гладкие ладони гладят меня, гладят тебя, милая. Мы обнявшись лежим рядом. Я целую тебя в губы, целую в лоб. Нежность охватывает нас. Я ласкаю кончиком языка твой сосок, твой пупок. Ты такая странная, целуешь меня взахлеб. Мы оба погружены в поэзию поступка, вечного поступка.

Город Зеро
Казалось, отсюда не было выхода. Ну ничего – ни лазейки, ни щелочки. Но выход быть должен. Как я об этом узнал? Многие уходили из города безвозвратно. Идти по их следам бессмысленно. Я и пошел своим путем. Вот так я и вышел. Не верите? А как бы иначе вы об этом сейчас узнали?

Форма
Все приобрело вид строенной буквы Т. Не было ничего, что бы отступало от этой формы. Триединство тела, духа и смерти, триединство пустоты сосуда. Лишь глаза сохраняли давно забытый блеск. Все отправлялось в небытие, а глаза за этим наблюдали. Вот и все. Форма не смогла заменить содержание и вскоре распалась. Иллюзия формы равна нулю. Пластик, нейлон, …

Классификация кошмаров
Кошмар растительный: я смешиваюсь с гумусом и водой и вырастаю в сорняк, который вырвут из земли, несмотря на то, что он мог бы через три года вырасти в плодовую культуру. Кошмар животный: я становлюсь носителем вируса, несущего легкую простуду, меня искореняют, несмотря на то, что через несколько дней я бы спас пациента от кровоизлияния в мозг. Кошмар пустотный: я пустота безо всего.

Отцы и дети
Проблема отцов и детей решается просто: ремнем по жопе. Проблема матерей и детей решается сложнее: через дурдома и исправительные учреждения. Причина обеих проблем – отсутствие любви. В дурдоме утро.

Мишки на Севере
Мишка №1, KEN, сплавился по реке вместе с дровами. Дрова – самое ценное для Северной Сибири. Мишка №2, Тимитин, разогнал дрова по своему каналу. Русский бизнес, неокупцы, неоторговля, в противовес наркоторговле, торговле черным наркотиком, нефтью. Тюмень засохла в нефтяном дыму и угаре. «Где он взял дрова?» - думал Тимитин. «Где он взял клиентов?» - думал KEN. В пересечении мировоззрений эта сказка стала былью.

Кардинальная решимость
Это не война с блинами, это реальная жизнь. В ней есть опасности, подводные рифы и айсберги. Но главная опасность – в голове. Страх парализует мысли и действия. Наглостью, хитростью и бесстрашием будем города брать. Вот так, еб эту мать.

Respect
Я проникаюсь безмерным уважением к этой жизни, к этому морю, солнцу. В мире царит гармония, а я подглядываю за ней в замочную скважину своих глаз. Вот, прошел человек и оставил следы на песке. Вот и я, идущий следом. Следом – сле-дом. Ну что еще после меня должно быть?

Одухотворенные дети
Дети играли в пирамидку. Снизу – большие диски, сверху – поменьше. Все бы ничего, но пришел дядя Вася. «Смирно, дети, теперь строим все наоборот. Снизу – маленькие диски». Дети посмеялись между собой, затушили бычки и продолжили по-старому. Дядя Вася загрустил, наполнил стакан и выпил без закуски.

Жабы
В животе урчало, шкворчало. По глазам пробежались жабы. Интеллектуальные чудовища с выпученными навыкат. Ква-ква, зеленые, прыщавые, две, да такие жирные, как будто это они съели мою курицу, а я за это съем их ляжки, как истинный фр.

Островитяне
 Острые, как штыки, оскалились на меня его зубы. Едко впился в мою ногу его взгляд. Раненое колено, запах крови привлекал зверя. Мы были на острове одни, я и зверь. Первым должен погибнуть тот, кто проявит слабость. Я мерно строю частокол, ловлю птиц и рыбу, зверь не может этого делать. Я восстанавливаюсь после крушения, рана на ноге затягивается. А зверь все ждет. Слабея.




Маневры «Большой Надежды»
Бригантина «Большая надежда» затерялась в бескрайних просторах Индийского океана. Пройдя без остановки мимо цепочки безлюдных островов, капитан приказал устроить маневры, суть которых – бой с невидимой вражеской подлодкой. Маневры прошли неудачно: невидимая подводная лодка сумела победить в этой схватке. «Большая Надежда» оказалась слишком большой.

Спи, ври…
Спи, ври, бери, рви, грызи, дери, кури. Я бросаю курить. Я бросил курить. Я не курю, я не дурю, я не вру, я не беру, я не в дыру, я не в трубу. Не дымлю, не копчу, не горю, не топчу. Хорошо бы, хорошо-хорошо.

Макет катастрофы
На столе под кипой бумаг Райв обнаружил макет Вселенской катастрофы. Макет был сделан давно, из материалов, которые теперь не выпускают. Макет подтверждал визуально все известные теории катастрофы. Погасшее солнце, свертывание Вселенной в одну точку и т.п. Райв повертел макет в руках и уронил его на пол. Макет разбился на множество мелких кусочков. Вселенская катастрофа была предотвращена.

Яростный штиль
Над воротами инкубатора была надпись: «Больше кур, больших и вкусных». Новый директор птицефабрики приказал снять ее и повесить новую: «Куры – не смех». С этого момента и начались в инкубаторе чудеса. Все яйца теперь, вместо того, чтобы через какое-то время лопаться от клюва вновь рожденной птицы, продолжали расти дальше, ввысь и вширь. Пробовали разбивать яйца – без толку. Выключили тепло – то же самое: растут. Так они и растут по сей день, где-то там…

Ударный батальон
В первый же день в батальоне мне сломали четыре ребра. Но я остался, посмотреть, что дальше. На второй день мне сломали руку. Теперь я не мог отдавать честь старшим военнослужащим. Сержант за это заехал мне в лицо и выбил два зуба. Напоследок я упал в колодец и сломал ногу. Скоро мне выдадут медаль за отвагу, потому что я все еще в строю. Правда старшина ставит меня в задний ряд, чтобы я, весь в бинтах, не выделялся на общем фоне. Это единственное недоразумения, какое я встретил в армии.

Пистолетное решение
Было два пистолета, на выбор. Один достался мне, второй взял он, тот, второй. Мы разошлись, прицелились, выстрелили, оба не попали. Потом я упал, видя, как он, тот, второй, упал тоже. Почему мы оба умерли, я до сих пор не могу понять.

Имитация успеха
Казалось, все было уже позади. Да, в общем, ничего еще и не начиналось. Не было просто ничего. Зияла жуткая пустота. Сквозила темнота и мрак. В этой пустоте и мраке легко можно было себя потерять. Но Альфер сделал вид, что нашел себя. Сделал вид, а вот зачем – все равно ведь никто не увидит? Наверное, ему необходимо было что-то изображать перед собой, или, просто, скучно.

Боги жаждут
Стояли и ждали ужина. Боги. Тридцать семь богов. Тридцать восемь уже были сыты. Странные боги, не в себе. Вне себя через самих себя, сами собой, само собой, такой, себе, сам, междусобойчик.

Пустознаменная
Без цвета, без древка, без ткани – подняли мы над головой наше знамя. У нас нет направления, куда мы стремимся – неизвестно. Сила покидает нас и вообще нас становится меньше. Был у нас командир, он оставил нас, было нас тысяча, теперь – толпа. Ни роду, ни племени, все разномастные, как карты, собранные из тридцати шести колод. Нас ждут жара и мороз, грязь, слякоть. Мы поскользнемся и рухнем в лужу. Удручающее наступление.


Часть III «Троянский конь»

День святого Никогда
Завтра день святого Никогда. На празднике я буду елкой. Вокруг меня закружатся ненастоящие зайцы, медведи, женщины. Я буду вкушать ароматы чахлых тел. Мне будет весело, весело, весело. До тошноты. Потом меня вырвет. Елка, которую рвет. Это весь я. Никаких украшений, только гирлянды чувств, болтающиеся на груди. Святой Никогда, спаси нас!

Иногда
Такое бывает, случается: с неба валятся кроличьи шапки. В самый мороз. Хватаешь шапку и бежишь, а за тобой: милиция, КГБ, Интерпол. Спрятаться негде, накрываешься шапкой с головой и ждешь. Пробежали мимо, вернулись, покрутились рядом, сплюнули и ушли. Хорошо, бывает, иногда.

Карцер – рапира
За самое больное место во всем организме держали его злые феофуки: за печень. Лили на нее спирт, жгли спичкой, всячески истязали. А без печени Рохин жить не мог. Ну какая жизнь без печени. Так что взял он однажды и вынул из живота рапиру. «Больше я не мертвый», - сказал и ушел.

Дом этносов
Чукчи, удмурты, эскимосы, - почему-то все они назывались этносами, а вот папуасы – нет. Властьнеимущие этносы. Властьотнимающие этносы. Но вот причем тут папуасы? Ведь это север. Крайний север, потому – никаких папуасов.

Чуча
Чуча, Аверин и Цыганок, - самые интересные персонажи нашего отделения 9А. Чуча попросит у вас закурить, держа дымящиеся бычки в обеих руках. Аверин – великий революционер с детскими методами борьбы, ему все «похуй», когда он сидит на полу в туалете и получает там же от санитара за свое желание покурить. Цыганок – санитар палаты №2 и туалета, внимание его привлекают брошенные окурки, спички. «Да здравстуют вооруженные силы России, ура!» - кричит он в форточку беззубым ртом. Люблю их, не знаю почему, да и люблю как-то, исподволь.
Радиоцветы
Я подарю тебе, любимая, солнечный букет. Розы будут без шипов, как я сам, прочные, как из железобетона. Ты поставишь их в воду, от чего вода закипит, ты улыбнешься, ты станешь смеяться и лить слезы от счастья, ведь ты такая, несмотря на твои «Н-да?». А потом ты бросишь их в ванную, полную холодной воды, ведь сейчас лето, горячую воду отключили. Ты вымоешься, станешь чистой и расслабленной, и войду я с букетом роз. Розы будут с шипами, как я сам.

Жестокая смородина
Полдень качался над головой тяжелым пирогом с камнями. Выпь вышел на прогулку в одиночестве. Встретил Птива. «Хочешь жестокой смородины?» - спросил Птив. «Хочу», - ответил Выпь. На этом его и поймали. Птив был ни кем иным как шпионом. За это ему памятник в полный рост, а ему – могила без фотографии. Братская могила. Ночь.

Яйцекладущее
Яйцекладущее, яйцекрадущее, по земле ползло, передвигалось животное. Два глаза – как два яйца, голова – яйцо, туловище – яйцо, вместо ног оно перекатывалось на яйцах. Смысл его жизни – прост, как яйцо, цена его жизни не стоит выеденного яйца.. Крадет все яйца без разбору: свои и чужие, кладет свои яйца где попало. Да и называется оно на букву «я»: яйцекрад яйцекладущий.

Камнеяд
Макен жил на камнях и питался камнями. Но, постойте, скажете вы, ведь в камнях нет ничего питательного. А как же руда, золото, что в них отыскивают, отвечу я. Вот такой он, Макен, великий и недосягаемый. А умер он оттого, что съел не тот камень. Такие камни мы теперь называем камнеядами, только никто их не видел, потому что Маккена то нет в живых, а других таких же героев в природе больше не обнаружено.

Призраки у ведра
Призраки собрались у ведра с мусором. «Что будем делать? - спросил старший призрак, - дальше уже некуда, в нашей власти осталось одно это мусорное ведро». «А давайте съедим, что можно», - предложил младший. «Дурак, ведь это позор. Мы, державшие раньше в страхе весь дом, должны теперь есть мусор!?» - сказал стаенький призрак, видавший виды. «Тогда давайте кого-нибудь напугаем!» - снова предложил младший. «Чем? Пакетом от молока?» - спросил недоуменно старший. «Ладно, я понял, выходим на улицу вместе с ведром». Утром в газете напечатали: «Вчера ночью из квартиры N-ского на Балтийской набережной был украден мусор. Просьба к злоумышленникам: верните хотя бы ведро!»

ББ1 (Быть богом 1)
Трудно быть богом в наше время, господа. Обычно тебя принимают за сумасшедшего. Ты смеешься над нелепицами реальности, но твой смех слишком чист, слишком звонок. Так смеются лишь счастливые люди, а как объяснить, что быть богом – счастье? И ты остаешься в надзорной палате, один на один с сумасшедшими, которым не дано понять ничего, потом ты успокаиваешься, ведь ты – бог, ты легко можешь и не быть богом, но ведь в душе ты чувствуешь, что ты…


Штык в бок
Мы ведем наш репортаж с поля битвы Ирак – США. Общий счет встречи: 19:18, иракские войска выигрывают. Стремительно сокращается население Ирака, скоро некому будет качать нефть. Солдаты сражаются, Саддам Хуссейн идет в атаку со штыком наперевес. Штык ему, ракету в бок – а он все как живой. Говорят, что Хуссейна давно убили, а выступает по телевизору его двойник с трансформированным голосом. Хуссейн жил, Хуссейн жив, Хуссейн будет жить.

ББ2 Контрразведчица
Я расшифровал современную литературу, древние свитки и библию, теперь я владелец древнейшего и мудрейшего знания. Мы все – боги на этой невероятной волшебной планете. Теперь осталось нам объединить усилия, и мы спасены. Иначе нам погибнуть. Главное для меня, чтобы это поняла даже моя контрразведчица. Сейчас она представляет угрозу моим действиям. Ну ничего, я же как паучок со встроенным hi-teсk интеллектом. Не бойся, не напрягайся, милая, добрая моя контрразведчица.

ББ3 Планируйте
Я дал вам крылья, дал вам шлем. Надеть скафандр, в фюзеляже спрячьте ноги. Теперь оставлю вас совсем, со всем этим богатством, планируйте вниз с этой вашей горы. Вы разогнали свой планер и вниз над обрывом, над морем, у солнца. Место посадки я проверил: здесь можно писать мемуары в моем стиле. Психбольница – не так уж и страшно, я надеюсь когда-нибудь встретить здесь похожего на меня, когда я стану здесь санитаром…

В ауре
Мой способ творчества – изъятие из массы определенного слова и разглядывание его ауры в сочетании с другими словами. Мой способ творчества неиссякаем. Мой способ творчества я рекомендую другим авторам. Буду рад, если объявятся мои последователи. Теперь вам все ясно? Творите.

Фонд озера
Природные катаклизмы этому прелестному образчику красоты были неведомы. Ни бури, ни штормы, ни извержения вулканов. Только человек, однажды пришедший сюда, захотел выпить всю его многотысячелетнюю силу. Поставил на его берегу огромный комбинат. Но комбинат уже пять лет не работает, в его заводях разводится омуль. Фонд озера пополнился, и человек, наконец, понял, что он неисчерпаем.

Я умер
Количественные перестановки смысла в моей голове позволяют мне сделать единственно верный вывод: я уже умер. Все эти люди, слова, позы – ни что иное, как декорации загробного мира. Биение моего сердца, дыхание и теплота тела – всего лишь мираж. Я умер, и никто не сможет меня от этого разубедить.

Фейерверк
В небо взмыли черепа недавних жертв. В свете прожекторов по ним стреляли из дробовиков и из ружей разрывными пулями. Черепа разлетались на десятки кусочков подобно хлопушкам. Так племя отпраздновало годовщину своей независимости от главного бога их пантеона.
ББ4
Я способен и я учусь. Я должен научиться полностью владеть своими чувствами, мыслями, действиями, даже в любви. Особенно в любви. Я не имею права, раз я бог, так бездарно проводить свое время, только стихи, ведь этого мало. Это должно быть мое последнее посещение дурдома. Не сдерживать и не бояться, но всегда держать на контроле.

Аезир, царство теней
Здесь люди – рабы своих теней, куда пожелает лечь тень твоя, туда ты и станешь. Не люди, а тени общаются между собой, объединяясь в более сложные тени, с тенями от мебели и других предметов. Теням нужен свет, поэтому повсюду, даже днем, горят лампы. На дверях тени от цепей, которые держат запертыми тени от дверей. Выхода из царства теней нет, потому что кругом одни тени, которые повелевают людьми.

Ошеломить
Ошеломлю, войду, распахну. Пусть будет море воздуха. Там, где я буду, пусть будет вид с вершины горы, полет на воздушном шаре. Чистые слова, чистые мысли. Белое движение. Мне необходима ясность, я горю, чтобы ошеломить.

Коллоквиум
Психам задали вопрос: «Куда течет вода?» «В рот», - ответил один на тройку. «В унитаз», - ответил другой и тоже получил три. «Вода течет по трубам, куда прикажет начальство больницы», - ответил третий и тоже получил трояк. Правильным ответом было: «Вода течет сама по себе». Второй вопрос был: «Где светит солнце». Ответ был: «Солнце светит снаружи, за окнами больницы». На этот вопрос все ответили правильно.

Вдохновение
Вдохновение как дым: приходит, уходит; кружится возле головы. Но оно дороже дыма, ведь дым ничего не стоит. Дым – результат горения, значит что-то горит во мне. Только бы не сгорело совсем, пусть будет как вечный огонь. Ем кашу, ем хлеб, пью воду. Из такого мусора появляется музыка. До-ре-ми. Красота есть, потому что я в нее верю. И это не просто дым, это бесконечный поиск любви среди воздуха, которым дышу. Распахнитесь, легкие!

Чудовищные манускрипты
В разломах стены старой заброшенной тюрьмы я обнаружил древние манускрипты о разрушительной силе любви. Они написаны на древнем, незнакомом мне языке, мне стоило большого труда их расшифровать. Главное, что я понял, это то, что если любовь попадает в руки того, кто не может ей управлять, она разрушает его жизнь, его окружение, даже его тюрьму, но это уже после того, как он научится ею управлять.

Симметрия духа
У Хаба в душе цвели розы. Они причиняли ему боль своими шипами. А у Элойи в душе пахли хризантемы. Только когда Хаб встретил Элойю, боль понемногу утихла. «Я излечу тебя совсем, - сказала Элойя, - оглянись, жизнь прекрасна!» Хаб оглянулся и увидел будущее, где было много радости. «Теперь все будет хорошо?» - спросил он. «Да», - ответила она. «Но ведь в моей душе цветут розы, а у них острые шипы». «Теперь твои розы стали гвоздиками и хризантемами, ландышами и пионами». «И верно», - сказал он, глядя на букет в своих руках. Среди букета была лишь одна роза, но уже без шипов.
Хитрое мнение
Здесь выходило тепло из комнаты через форточку. Здесь собрались все знакомые воробьи. Воробей Кау имел на этот счет собственное мнение. Он ловил не тепло батарей, он ловил тепло человеческих сердец, грелся от человеческой речи. Кау говорил людям: «Люди, как же вы счастливы, будучи людьми». Но люди его не слышали, вернее, слушали, но не понимали. В этом и состояла его хитрость, иначе бы люди перестали говорить сами, а слушали бы только мудрого воробья. А он и мог только это сказать.

Тысячеслов
Маленькая дверца в голове открылась, и туда по укатанной дорожке на колесиках вкатился аккуратный приборчик. Его не задержали на пограничном посту, пропустили сразу, как по звонку Верховного. «Теперь я буду решать за тебя все», - сообщил приборчик, подсоединившись к мозгу. «Что значит все?» «Все – это значит все». «А кто ты?» - сомневаясь, спросил мозг. «Я тысячеслов». «А-а, тогда понятно, валяй». Примерно такое произошло некоторое время назад со мной, а я все еще не верю.

Путь мимо
По обе стороны дороги тут и там белели скелеты, останки тех, кто шел, да не дошел. Все они шли на свет, который им казался. Дзей просто стоял возле источника, глядя, как другие идут к своему концу. Дзей всегда был в начале, но был и в конце, ведь свет, как он знал, был всюду вокруг. Без лишних усилий и жертв Дзей, дойдя до источника, избежал ненужного пути, пути мимо.

Олигарх
Я имею влияние на настроение масс и политические моменты. Все женщины мира желают быть со мной. Вы спросите, откуда я это знаю. Мой ответ прост: я внимательно смотрю телевизор и слушаю радио. Иногда я действую, но чаще всего просто выключаю их, когда меня не устраивает информация, и все улаживается само собой. Много ли у меня денег? Конечно много. Сегодня на мои деньги мне купят пачку болгарских сигарет. Так что, как видите, у меня все есть для счастья. Я олигарх, но я еще и счастлив. Аллилуйя!

Кто я
Здесь я могу быть полностью откровенным. Здесь я буду откровенным. Кто я? Что же такое делает меня мной? Книги, которые я прочел? – Нет. Музыка, которую я сочинил? – Было, но давно. Картины, которые я рисовал? – Нет, я рисовал только в школе. Лежащая на кровати, или пишущая сейчас за столом физическая оболочка, организм? – Нет, это не я. Кто же я? Кто я? Кто я? … я? Лишь эхо от собственного вопроса. Лишь тень тени.

Сны пауков
В снах пауков мухи, много мух, путающихся в паутинах. Огромные мухи, как деревья, как дома, как люди, тряпкой смахивающие паутину, мокрой тряпкой по голове. А-а! Не надо! Спасите от этих людей, от этих жутких мух, которых не прокусить, их кожица слишком толста, пауки бегут по потолку, прячутся по щелям, а тут еще комарик с сабелькой, ну как тут выжить… Уф-ф! Проснулся.