Глава 3. Письмо

Глава 3. Письмо
 "5 декабря 1846 года
Как странно, ещё совсем недавно землю питали грозовые воды, и могучие раскаты грома сотрясали стены окрестных жилищ, а ныне её усталое тело уже сковали льды. Во всём этом есть что-то неотвратимое, ускользающее от моего понимания - что-то, чего невозможно избежать. Так проходит жизнь, сменяя времена года, события, проходит неумолимо и безвозвратно, день за днём.
За последние дни я несколько раз подходила к окну и смотрела на сад. То, что я видела, наполняло мою душу какой-то необъяснимой, но отрадной печалью. Тёмные воды пруда скрылись под обледенелым снеговым панцирем, и словно стая белокрылых птиц парила над ним: это вьюга вздымала снежные толщи и кружила их в безумном вихре. Узкие дорожки парка были занесены снегом; деревья - сонные лесные стражи - оголили стыдливо тёмные ветви, лишь старый кедр да горделивые лавры стояли нетронутыми этой угрюмой печалью, но и они, похоже, загрустили, погрузившись в зимние грёзы. За парком, на холмах, лежал снег, кое-где перемежаемый островками мёрзлой земли.
Трудно описать чувство, с которым я покидала замок и, отдавшись на волю холодным ветрам и непогоде, бродила по пустоши, вглядываясь вдаль - туда, где тёмная полоска леса сливалась с хмурыми тучами. Всё чаще в последнее время взор мой устремлялся к иным горизонтам, а душа всё неистовей мечтала об иной, нежели в замке, жизни. Мне, не слишком искушённой в вопросах счастья, та, другая жизнь, представлялась более радостной и щедрой на разнообразные события. Однако я не была настолько наивной, чтобы полагать, будто все люди, живущие за пределами наших владений, безоблачно счастливы - и до здешних мест доходили слухи о волнениях рабочих на мануфактурах, о выступлениях чартистов и тяжёлой жизни крестьян, о бездомных, обитавших в полузатопленных помещениях. В этом смысле я, наверное, должна была благодарить Судьбу за то, что не скитаюсь по планете в поисках убежища и пропитания, однако, как всякий мыслящий человек, я насущно нуждалась в общении с новыми людьми.
И, наконец, и я свято в это верила, в далёких, неведомых краях жил и тот человек, образ которого являлся мне во сне. Я и не подозревала, что чтение Байрона и Шекспира окажет на меня столь магическое действие. Пора детства миновала, и юность ворвалась в моё жилище, подобно свежему порыву ветра. Теперь дни больше не казались мне такими сумрачными, а жизнь - беспросветной. Каждый вечер, не взирая на дождь, ветер или вьюгу, я отправлялась на прогулку и, наблюдая закаты, вела мысленные беседы с незримым спутником моих фантазий.
Беседы с Винсентой и все те скудные события, на которые была "щедра" жизнь в замке, отвлекали меня от моих фантазий, но ненадолго. И когда во время моих ежевечерних прогулок я пересекала ближайшую границу имения или гуляла по парку, наслаждаясь морозным воздухом и тишиной, и на меня накатывали грусть и щемящее чувство одиночества - какие-то смутные иллюзии, связанные с будущим, подобно вьюге кружили меня на крыльях надежды".
В дверь постучали. Мариам поспешно захлопнула дневник и положила его в нижний ящик письменного стола. В этот момент часы с маятником, стоявшие на камине, пробили девять раз. Обычно в этот час служанка приносила воду для умывания. Стук повторился. "Да, Мэри, входи. И притвори за собою дверь". Последняя фраза кому-то может показаться несколько странной, однако подобное напоминание, на самом деле, было вполне оправданно. В замке постоянно гуляли сквозняки, и всё из-за того, что у прислуги в своё время сформировалась дурная привычка распахивать двери настежь.
Мариам жалела, что её прервали, она боялась потерять нить повествования, поскольку знала как хрупко её вдохновение. Начатый дневник темнел из недр неплотно задвинутого ящика, призывая излить затаённые мысли и чувства на свои гладкие страницы. Дверь открылась; Мариам сидела спиной к двери и не стала оборачиваться, решив переждать приход горничной и продолжить записи.
"Это не Мэри," - услышала Мариам знакомый голос подруги. - "Прости, но я взяла на себя смелость отослать девушку обратно. Надеюсь, что своим визитом я не слишком тебя потревожила," - произнесла Винсента, входя в комнату. Поставив на комод тазик с водой, который до этого держала в руках, она сопроводила свои слова неопределённым жестом, при желании его можно было расценить как примирительный - в том случае, если её визит пришёлся некстати или как желание остаться в комнате во что бы то ни стало. Мариам ни в коем случае не хотела огорчить подругу и потому решила на некоторое время позабыть о своих записях и выслушать Винсенту. Однако пока она собиралась с мыслями, чтобы на словах выказать своё расположение, Винсента прикрыла дверь и со словами: "Ты не будешь против, если мы немного поговорим" присела на софу. Затем, чувствуя себя вполне уютно в этой небольшой, с любовью и вкусом обставленной комнате, начала беседу первой, не дожидаясь ответа на свой вопрос. Мариам не считала подобную бесцеремонность за большой недостаток - конечно, в том случае, если она была вполне уместна, как, например, в отношениях двух сестёр и подруг. Бесцеремонность, которую порой позволяла себе Винсента в общении с Мариам, выражалась, главным образом, в лёгкости обращения и отсутствии ненужных условностей. Она никогда не позволяла себе опускаться до развязности и откровенной беззастенчивости, поскольку это было чуждо её натуре.
Стоило Мариам взглянуть на подругу, как ей сразу же стало стыдно за недавнее эгоистическое желание остаться в одиночестве и предаться мечтам, свернувшись калачиком в кресле у камина, поскольку беспокойство и неуверенность, сквозившие в движениях Винсенты, мгновенно наводили на мысль, что произошло что-то ужасное.
- Мне совсем не хочется спать, - Винсента посмотрела в окно и вздохнула. - За окном весь вечер стонет ветер и кружит вьюга. Давно бы должна привыкнуть к северному климату, да не получается. Как мне не хватает сейчас зелёных лугов Испании и лучезарных дней, до краёв наполненных сияющим солнечным светом, лазури высоких небес и маяка, который так отчётливо виден из моей комнаты, - при этих словах в глазах Винсенты заблестели слёзы. Она попыталась улыбнуться, но после неудачной попытки вынуждена была отметить, что нынче она почему-то необычайно сентиментальна. Затем она замолчала и около минуты пристально рассматривала белый предмет, который держала в руках. Предмет внешними очертаниями напоминал письмо. Мариам в это время думала о том, что помимо тоски по родным краям, существовало также нечто, имеющее непосредственное отношение к письму, зажатому в руке Винсенты, и это нечто было гораздо важнее всех ностальгических чувств, таившихся в её сердце.
- Сегодня почтальон пришёл в дом как-то особенно рано. В его руках я увидела утренние газеты и несколько писем. Я, как обычно, спросила, не мне ли пришли все эти письма, будучи уверенной, что ни одно из них мне не предназначено. На мою шутку он ответил тем, что с видом торжественным и важным протянул мне это, - и Винсента взглядом указала на конверт, который по-прежнему держала в руках. - Это от мамы. Я понимаю твоё недоумение, понимаю также, что моё поведение кажется тебе несколько странным, и потому должна объясниться. Когда-то давно, и не спрашивай меня почему - я всё равно не смогу тебе ответить, мы с моей матерью, сеньорой Вилляверде, условились не отправлять писем, если только того не потребуют обстоятельства и не случится нечто слишком важное, чтобы о нём умалчивать. И вот - письмо получено. Весь день оно пролежало на моём столе, а я так и не решилась его распечатать. И мне страшно подумать, что в нём может таиться, какая страшная правда подстерегает меня за этой печатью, - и Винсента сделала попытку сломать печать, но последняя оказалась достаточно крепкой, а силы Винсенты были на исходе и таяли на глазах.
- И всё же я уверена, что в письме не содержится ничего такого, чего можно и должно было бы опасаться. А если и так, единственное, что мы можем сделать - это смириться и молить Господа, чтобы он помог нам преодолеть невзгоды и впредь охранял нас от них.
- Всё так. Я и сама любила повторять, что мы управляем своими судьбами лишь наполовину и что случайные события, из которых состоит наша жизнь, имеют чёткую последовательность и заключают в себе некий глубинный смысл, не подвластный человеческому пониманию. Но как легко мне было говорить о том, о чём я и понятия не имела. За всю свою жизнь я никогда не сталкивалась с настоящей опасностью, самое страшное, что со мною могло приключиться - была вероятность подхватить лёгкую простуду и провести несколько дней в постели, однако я и из этого незначительного события ухитрялась раздуть историю до небес. Небольшая головная боль - и я уже изнемогала, поминутно жаловалась на свою судьбу и укоряла всех и каждого за недостаточное, на мой взгляд, внимание к моей персоне. Какой же я была эгоисткой…
- Но у тебя ещё есть время, чтобы исправиться. И как знать, может быть, спустя какое-то время Англия, а именно - графство Норфолк, будет удостоено чести принять в свои крепкие объятия новую Винсенту. Не ту взбалмошную сеньориту с замашками барыни, но девушку скромную, рассудительную и во всех отношениях достойную, - Мариам пыталась ободрить подругу, переведя разговор на шутливые рельсы, и ей это отчасти удалось, поскольку глаза Винсенты вспыхнули и засветились озорством, а на устах затрепетала задорная и вместе с тем - ироничная улыбка.
- Клянусь, я заслужила подобную оплеуху, но какого же ты, оказывается, невысокого мнения о своей подруге. Вот так маленькая английская скромница… Предательница, и это перед ней я готова была вывернуть наизнанку свою душу. Однако вы опасны, мисс Мариам, и с вами шутки плохи, - бушевала Винсента. Однако очень скоро в её шутливом тоне зазвучали печальные нотки: - Мариам, я почти уверена, что в письме нет ни слова о любви и привязанности, и оно не содержит всех тех безыскусных напоминаний, на которые столь щедры любящие сердца, или я не знаю своих родителей. Моему отцу и матери чужда всякого рода сентиментальность. И если письмо написано, значит на то существует веская причина. И я подозреваю, что эта причина не из приятных. Скажи, Мариам, могу ли я рассчитывать на твою поддержку и участие вне зависимости от того, что написано в этом злосчастном письме? И не лишусь ли я твоего расположения, если вести окажутся ещё более ужасными, чем ты или я их себе представляем? - Винсента в отчаянии сжала руки, письмо выскользнуло и затерялось среди складок её пышной юбки.
- Винсента, пожалуйста, никогда не сомневайся в моей дружбе, или мы поссоримся, и ты действительно её потеряешь. Твои сомнения заставляют меня думать, что не каком-то отрезке наших отношений я допустила ошибку, которая теперь даёт тебе основание мне не верить и подвергать сомнению прочность дружеских уз, нас соединяющих.
- Прости, видимо это страх перед будущим отнял у меня способность рассуждать разумно. Он парализовал мою волю и торжествует победу. Я повержена, и если тотчас по получении письма сердце моё перестало биться, то теперь оно стучит и колотится так сильно, словно готово погибнуть само и заодно меня погубить.
Можно убежать от страха, но не от судьбы. Время влеклось неторопливо, мгновение за мгновением, рождая новые сомнения и тревоги, и каждая истёкшая минута приближала момент развязки. Страх перед неизвестностью ещё боролся с любопытством, однако вскоре желание познать тайну, заключённую в письме, пересилило неуверенность: печать была сорвана, конверт распечатан, а письмо прочитано. Опасения Винсенты подтвердились - известие, заключавшееся в послании, не было похоже на освежающие капли живительного эликсира, исцеляющего сердца страждущих - оно способно было лишь ранить душу того, кому предназначалось, ибо лишало надежд, её питающих.
Письмо было достаточно пространным, но весьма однообразным по содержанию. Текст письма мог быть условно поделён на три неравновеликие части.
Большую часть занимали общие фразы, которые, как потом становилось ясно из содержания, имели своей целью подготовить адресата к печальным известиям, однако несмотря на старания сеньоры Вилляверде сгладить острые углы и тем самым свести к минимуму переживания дочери, все эти лирические отступления привели лишь к тому, что сверх меры взволновали и без того расстроенную девушку.
Заключительная часть письма была выдержана в достаточно сухой манере, здесь сеньора сообщала дочери, что сходному по содержанию посланию суждено было лечь на стол её дядюшки, барона Рембрука, и что он, исходя из сложившейся ситуации, должен был решить судьбу её дальнейшего пребывания в замке. И хотя в данный момент не существовало никакой объективной необходимости в возвращении Винсенты в Норфолк, слово дяди в подобной щепетильной ситуации имело решающее значение.
Мариам не знала испанского, и потому ей была неясна причина внезапной бледности Винсенты, однако когда последняя собралась с силами и, поборов дрожь в голосе, перевела ей текст послания, Мариам смогла вполне оценить коварство насмешницы-судьбы, что поначалу великодушно осыпает нас своими дарами, превращая в рабов собственного благополучия, а затем, натешившись вволю, ввергает в пропасть отчаяния, лишая всех привилегий.
"Дочь моя, Винсента," - начиналось письмо: "пишу вопреки твоему желанию, однако слова, данного тебе перед твоим отъездом, не нарушаю. Причины, побудившие меня написать это письмо, весьма серьёзны и влекут за собой последствия, которые могут и тебя затронуть". Далее следовали общие и лишённые какого-либо смысла фразы; такими фразами обычно предваряют не слишком приятные известия.
"Ты знаешь, что мы с твоим отцом жизнь положили на то, чтобы обеспечить твоё будущее. Ты знаешь также, что у отца твоего обширные владения на юго-востоке Аргентины, и что благодаря этому мы имеем то, что имеем, а также благодаря предприимчивости твоего отца и тому скромному вкладу, который внесло моё приданое. Винсента, дочка, ты, должно быть, слышала или прочла в одной из газет, выписываемых твоим дядей, что по восточной части этой благословенной страны прокатилась волна неудовольствия, и что работники, состоящие из негров и нищенствующих переселенцев, впервые за последние несколько лет решились пойти супротив своих нанимателей, владельцев и арендаторов плантаций. При помощи гвардейцев восстание удалось подавить, зачинщики были наказаны, однако ущерб был причинён огромный. Плантации горели… Отец твой, узнав о несчастье, первым же попутным рейсом отбыл в Америку. По прибытии, изучив состояние дел и посоветовавшись со своим управляющим, он написал мне письмо, в котором уведомлял о нанесённом уроне. Потери огромны, помимо потери большей части урожая и некоторых хозяйственных построек, плантация лишилась одной четверти работников, решивших искать лучшей доли на стороне. Спасаясь от правосудия, они на ветхом плоту вышли во время шторма в открытый океан и, не преодолев и сотни ярдов, разбились о прибрежные скалы.
Дочь моя, не стану пугать тебя грозными последствиями, проистекающими из выше указанного происшествия, сообщу лишь, что мы с отцом твоим, сеньором Вилляверде, вынуждены будем урезать расходы, связанные с содержанием дома, а также - твоим пребыванием в доме моего брата. Если же в ближайшее время дела не выправятся и не будет найден способ, позволяющий восполнить имеющиеся потери - мы также вынуждены будем сократить размер приданого, за тобою закреплённого. Я, со своей стороны, надеюсь, что отцу твоему удастся благополучно разрешить возникшую проблему, и что до усечения приданого дело не дойдёт".
- Мне кажется, я сегодня вряд ли усну, - проговорила Винсента после нескольких минут тревожного и растерянного молчания, воцарившегося по прочтении письма.
- Но ведь лишиться части приданого - не означает потерять его вовсе. Вполне возможно, что дела у твоего отца вскоре пойдут в гору и проблема разрешится сама собой, без каких-либо последствий для тебя. В жизни происходит много вещей, пострашнее этой: люди в одночасье лишаются крова, родственников, теряют здоровье. Вот - подлинные несчастья, вот - истинная боль, так неужели из-за какой-то мелочи стоит терзать свою душу переживаниями? Тем более, что слёзы и уныние вряд ли сумеют помочь делу. Напротив, надежда и вера в свои собственные возможности должны окрылять нас, давая силы, необходимые для борьбы с невзгодами, - бодрый тон и уверенность, с которой Мариам произносила эти слова, подействовали на Винсенту успокаивающе. Лицо её утратило болезненную бледность, трагичная складочка, прорезавшая было её гладкий изящный лоб, разгладилась, а в глазах, которые всего несколько мгновений назад готовы были исторгнуть потоки горьких слёз, засветилась едва приметная улыбка. Сомнения всё ещё тревожили её ум, однако простые и ясные доводы Мариам уже достигли её сознания и оказали своё благотворное действие.
Несмотря на то, что в некоторых вопросах, касающихся мужчин и развлечений, Винсента ощущала своё значительное превосходство над сестрой, отказать последней в рассудительности и осторожности она не могла, поскольку за месяцы, проведённые под одной крышей, она успела понять, что во многих других вопросах сестра гораздо мудрее её.
Покинув берега Испании, Винсента очутилась в незнакомой стране, в которой царили неведомые ей законы и порядки, и помимо некоторого смущения, связанного с непривычностью местного говора, ей стоило немалых усилий проникнуться симпатией к новому месту - старому замку и к его обитателям. Едва ли не единственным человеком, с которым можно было пообщаться спокойно, без стеснения, была её кузина Мариам - странная, молчаливая девушка, неловкая и несмелая в суждениях и поступках. Но, как оказалось, такой она могла привидеться лишь незнакомому с ней человеку. По мере того, как сёстры сближались, Винсента не переставала изумляться удивительным переменам, происходившим с её подругой. Застенчивое и нелюдимое создание постепенно перерождалось, являя собой гордую, умную и талантливую девушку, в меру весёлую, в меру разговорчивую, в меру откровенную - до определённой черты, пути за которую не было.
- До сих пор жизнь виделась мне беспрерывным праздником и, казалось, конца ему не будет. Подходящая партия, замужество - все эти понятия казались мне столь далёкими, что необходимость выбирать себе мужа представлялась чьей-то неуместной шуткой. Целыми днями я развлекалась, выезжая на балы, и бывала довольною, если моё появление замечали. Семья моя никогда не нуждалась, и я шла по жизни с чувством собственного достоинства и сознанием того, что при желании и по наступлении определённого времени, я без малейшего труда найду себе мужа, состояние которого будет равно моему приданому. Однако я надеялась максимально отдалить момент счастья, ибо хотела дождаться человека, который не был бы мне противен. А теперь, - Винсента встала, сделала несколько шагов по направлению к двери, обернулась и, глядя куда-то поверх Мариам затуманенным взором, произнесла едва слышно, - что меня ждёт теперь?
- Там, где я выросла, - продолжала она, не слыша возражений Мариам, - замужество является неотъемлемой частью жизни любой уважающей себя девушки. Нарушить эту традицию - означает пойти против общества и подвергнуть себя насмешкам с его стороны.
- Но скажи, разве тебе не было бы обидно просыпаться и засыпать с мыслью, что с тобой живут и тебя терпят лишь из-за твоих денег? Видишь, я не говорю о любви, ибо, как говорится, где деньги есть - там нет любви. Разве сам факт существования подобной несправедливости не оскорбляет чувства любой уважающей себя девушки?
- Когда я слушаю тебя, я начинаю верить, что всё в этой жизни легко и просто. Однако едва ты перестаёшь говорить и умолкают последние отголоски, как реальность вновь предстаёт предо мной во всей своей неприглядности. Если бы можно было всю жизнь прожить в каком-нибудь заброшенном замке, никого не видя и ни с кем не разговаривая! Но мы с тобой живём в обществе, и чтобы не оказаться вне его, мы должны соблюдать законы, принятые в нём. Мариам, я старше тебя на 2 года, мне уже двадцать лет, но меня не беспокоил бы мой возраст, если бы на моей родине девушки не расставались со своей свободой, будучи гораздо меня моложе. И то, что я ещё свободна, в глазах моего народа свидетельствует не в мою пользу.
- Но теперь твоя родина - здесь.
- Да, но всё же все мои родные остались в Испании, и каждый год мы навещаем их. И я не хочу, чтобы на родине мне вслед неслись обидные слова. Тебе этого не понять…
- И всё же я считаю, что общество, толкающее женщину на вступление в брак, тем самым лишает её счастья и возможности самой выбирать свою судьбу. К сожалению, мы живём в такое время, когда человеку, едва появившемуся на свет, уже заказан путь, по которому он будет идти всю оставшуюся жизнь, никуда не сворачивая, дабы не обмануть надежд и чаяний родственников, заранее позаботившихся о его благополучии. Вот и я знаю, что вскоре вступлю в брак, и произойдёт это, скорее всего, не по моей воле и уж тем более не по любви. Мне было видение, и хотя я не слишком верю в чудеса и сверхъестественное, я готова сделать исключение из правил, поскольку всё говорит в пользу замужества - желание моих родителей, сон, предчувствие, с которым не могу бороться. Положа руку на сердце: ты хотела бы оказаться на моём месте?
- Я… я не знаю. Знаю только, что с детских лет я мечтала получить небольшое состояние, которое позволило бы мне иметь свой собственный выезд и дом, и быть независимой - настолько, насколько это вообще возможно. Согласись, что получить всё это я смогу лишь в случае своего замужества.
 Мариам промолчала. Она видела отчаяние Винсенты и разделяла её печаль; она понимала, что не может, не вправе оставаться нейтральной в сложившейся ситуации, однако продолжала безмолвствовать. Конечно, она могла бы ободрить подругу и, возможно, ей бы это удалось, поскольку ничто так не лечит душевные раны, как доброта и искреннее участие, но сказать, что ничто ещё не потеряно и что вероятность лишиться состояния слишком мала, чтобы можно было всерьёз об этом думать - значило покривить душой. И не потому, что Мариам сама в то не верила - нет, ради подруги она надеялась, что так оно и есть, а потому, что в том, в чём Винсента видела для себя бедствие и крушение всех надежд, Мариам видела своё спасение.
Самая мысль о том, что в ближайшем будущем ей придётся разделить участь всех знатных наследниц, вступив в брак из соображений выгоды и внешней благопристойности, приводила Мариам в ужас. А сознание собственной беспомощности перед лицом неизбежности лишало её покоя.
Будучи воспитанной в духе послушания и повиновения воле родителей, она не смогла бы пойти против их желания, поскольку знала, что шаг этот был бы абсолютно бесполезным и ровным счётом ничего бы не изменил. Её родители, властные и суровые в обращении с ней, никогда не казались Мариам способными разделить её мысли и чувства. И в этом она была права.
Ах, если бы нашёлся человек, способный вызволить её из темницы - с какой радостью она бы покинула постылые стены, в которых была пленницей! Вечерами, перед сном, она бродила по галерее, смотрела на портреты и всё пыталась представить, как выглядит её спаситель. В эти редкие часы разум переставал довлеть над сердечными порывами, мысли Мариам обретали яркость летней палитры и свободу ветерка, и она, вопреки всем протестам своей кроткой души, начинала грезить о далёких мирах, полных загадок. Она уже привыкла к этим своеобразным поединкам воображения и рассудка, когда фантазия рисует заманчивые картины, а затем разум выбеливает полотна.
Богатство может принести облегчение, вырвать из когтей нищеты и порока, полностью изменить мировоззрение человека и явиться благом, но людей слабых и скупых оно делает одержимыми.
С малых лет мисс Луиза Уайтфилд мечтала о жизни, полной роскоши и всех тех удовольствий, которые даёт богатство. Её отец, Эдгар Уайтфилд, сквайр, один воспитывал дочерей, не жалея ни сил, ни денег на их образование и наряды. Люби он дочерей немного меньше, тех средств, которыми он располагал, хватило бы на долгие годы безбедной жизни, однако чрезмерная щедрость сквайра и отсутствие у него практической смётки привели к тому, что в один прекрасный день все источники дохода были исчерпаны, а сундуки и амбары - опустошены и заколочены.
Таким образом, к восемнадцати годам у мисс Луизы не было иных сокровищ, кроме её красоты. Привлекательная внешность - вот единственное богатство, которым она обладала, и которое по достоинству оценил барон из Йоркшира, женившийся на ней и сделавший её полновластной хозяйкой прекрасного замка, расположенного в предместье*.
Однако с первых же дней замужества, молодой баронессе начало казаться, что владения её мужа недостаточно обширны, и что она не имеет в обществе того влияния, о котором мечтала. Рождение дочери не прибавило её сердцу мягкости и явилось лишь досадною помехой, поскольку обрекло на долгие месяцы томительного бездействия. Дочь взрослела, и чем старше она становилась, тем всё более зрелой ощущала себя леди Рембрук. Баронесса была твёрдо убеждена в том, что наличие взрослой дочери старит её в глазах окружающих, и потому старалась реже вспоминать о существовании последней. Вспоминала она о дочери лишь в те мгновения, когда её умом овладевали честолюбивые помыслы: она надеялась посредством выгодного замужества Мариам реализовать свою давнюю мечту, связанную с переездом в столицу. Жизнь в деревне её не устраивала, её угнетала необходимость постоянно отбывать то в Лондон, то в * для участия в торжествах; визиты вежливости, изредка предпринимаемые соседскими помещиками, не могли удовлетворить её жажды к развлечениям. И хотя последние несколько месяцев баронесса чувствовала себя не вполне здоровой и большую часть времени проводила в постели, это не могло остановить её деятельную натуру, и стоило болезни отступить, как она уже нетерпеливо ожидала начала карнавального сезона.
В прошлом знатная салонная красавица, а ныне - сорокалетняя полнеющая дама, ещё хранившая остатки былой привлекательности, леди Рембрук никак не могла смириться с тем, что молодость неумолимо ускользала от неё. Первые грозные признаки надвигающейся старости уже оставили отпечатки на её лице и теле, однако сдаваться было не в характере леди Луизы, тем более, что в её распоряжении имелись все последние достижения аптекарского искусства. И чтобы остановить время и хоть отчасти вернуть былое величие, леди Луиза ежедневно принимала водяные ванны с добавлением лаврового листа и фиалкового корня, а в целях придания лицу изысканной бледности, употребляла в пищу толчёный мел. Вполне естественно, что за выискиванием новых рецептов и их исполнением, воспоминания о дочери несколько тускнели, теряясь в рутине бесконечных процедур.
Будучи крайне зависимой от мнения людей, её окружающих, леди Рембрук всю свою жизнь стремилась к достижению некой вершины благосостояния, которая позволила бы ей отказаться от старых знакомств и завести новые, более утончённые. Всего этого она рассчитывала достичь, подобрав дочери жениха на свой вкус. А поскольку все её помыслы и желания касались лишь одного, а именно - денег, Мариам необходимо было готовиться к самому худшему.
… Вечером, уже лёжа в постели, Мариам пыталась найти ответ на вопрос, что представляет собой человеческая жизнь, и что в этой жизни есть существенного, то есть такого, ради чего она, собственно, и продолжается.
Собственная жизнь казалась ей скучной и бессмысленной, а будущее - слишком неопределённым, чтобы разглядеть цель, к которой следовало стремиться. Надеяться на чудо она не смела, а мечты, которые она себе позволяла, лишь на короткое время туманили её разум, а затем здравый смысл безжалостно теснил незваных гостий.
Увы, никто не разубеждал девушку в её неправоте, никто не пытался поколебать её уверенность в своей непривлекательности. Её мать, слишком озабоченная своей собственной персоной, чтобы обратить внимание на кого-то ещё, интересовалась дочерью лишь с единственной позиции - с позиции тщеславного ростовщика, ждущего, когда его богатство прибавит в цене. Расчёт и жестокосердие - два ядовитых жала в сердце леди Луизы, опустошали душу её дочери, не давая возможности расцвести в ней прекрасным цветкам радости и надежды. Яд в душе Мариам не достиг смертельной концентрации, но боль была сильной. Сомнения и неуверенность, подобно сорным травам, пустили здесь свои длинные корни, парализовав волю к жизни и стремление к счастью.
Прочитав несколько дешёвых романов, популярных в провинции, и получив из этих скудных источников весьма смутное представление о человеческой красоте в целом и о женской - в частности, Мариам, взглянув на себя в зеркало и сравнив с идеалом, сочла себя некрасивой. Конечно, фигура её была лишена излишне округлых очертаний и форм, воспетых Возрождением, а губы - изящных линий, глаза её не блистали синевой, а волосы не золотились на солнце, однако серые глаза и каштановые локоны шли её образу куда больше. Черты её лица, в целом правильные и гармоничные, дышали свежестью и источали обаяние. Назвать её красавицей в полном смысле этого слова было нельзя, поскольку Мариам не обладала ни яркой внешностью, ни желанием рождать восхищение в сердцах окружающих; так чиста бывает утренняя роса или бледная роза, расцветшая в тени ярких люпинов.
Каким порой губительным бывает чужое мнение, и как жестоко оно лишает нас света, превращая нашу жизнь в повседневный ад.
Располагая ложными сведениями и доверяя им как самой себе, Мариам добровольно лишила себя возможности иметь иллюзии. Вера в судьбу, о которой она упоминала в своих записях, появлялась лишь в те редкие мгновения, когда ей удавалось позабыть о собственном несовершенстве. Однако мечты, которые являло Мариам её воображение, лишь растравляли ей душу, поскольку на смену воздушным замкам, раскинувшимся по берегам её фантазии, неизменно приходили пустота и одиночество.
"Что есть счастье и в чём смысл нашей жизни?" - часто спрашивала себя Мариам. Она давно поняла, что жизнь, посвящённая исключительно преодолению суетных неурядиц - пуста, поскольку служит только телу, в то время как душа безмолвствует. Для того же, чтобы тело и душа находились в гармонии друг с другом, необходимо, чтобы душа могла осуществить свою мечту. Всё человеческое отчаяние проистекает из невозможности подобного осуществления.
Поиск смысла жизни - потребность и удел всякого разумного создания, ибо смысл этот отражает назначение каждой отдельно взятой жизни. Круг человеческих интересов широк и разнообразен, и посему понятие RAISON D' ETRE каждый трактует по-своему, с учётом собственных взглядов и устремлений: кто-то находит радость в вине и тонет в пучине духовного и телесного разврата; другой, прислушиваясь к голосу сердца, поднимается к вершинам самопознания и открывает для себя новые горизонты для совершенствования; третий - посвящает жизнь борьбе с несправедливостью во всех её проявлениях. Однако, как бы ни сложилась жизнь каждого из них, стремление обрести родственную душу всегда будет довлеть над остальными заботами и повседневной суетой, ибо подлинное назначение человеческой жизни состоит в том, чтобы среди тысяч незнакомых лиц отыскать черты ниспосланного судьбою избранника.
Человек приходит на эту землю в одиночестве и в одиночестве её покидает. На протяжении всей своей жизни он пытается побороть свою судьбу: желая заполнить пустоту вокруг себя, он идёт на союз с другим человеком и создаёт семью; испытывая потребность в поддержке и одобрении, он находит их в кругу родных и друзей.
Размышления о человеческих взаимоотношениях всегда ставили Мариам перед дилеммой: с одной стороны, она считала, что истинное назначение человека - жить в духовном единении со своим избранником, воспитывать детей и принимать деятельное участие во всех добрых начинаниях, идущих на пользу человечеству, с другой стороны, Мариам была почти уверена в том, что подобное единение есть ни что иное, как миф, выдумка и, следовательно, не может иметь место быть. "Наверное," - думала она: "истинное счастье и заключается в том, чтобы вопреки всем мрачным предположениям суметь воплотить мечту в жизнь". Она понимала жизнь глубже, чем её сверстницы, однако несмотря на весь свой скептицизм, была слишком искренней идеалисткой, чтобы принять реальность, и потому почти всегда в своих рассуждениях оказывалась где-то на полпути к истине.
Так и не решив, что же является главным в её жизни, Мариам ощутила непреодолимое желание закрыть глаза и отдаться на волю сновидениям. Мысли её всё более путались, в памяти возникали и стремительно таяли обрывки дневных разговоров, полузабытые картины прошлых лет и смутная догадка, что существовало нечто, терзавшее Винсенту гораздо сильнее её предполагаемого разорения.