Параллели

1.
Она медленно падала вниз и думала, что жить ей осталось совсем немного. Ровно столько, сколько будет продолжаться этот мучительный затяжной полет. Ей не было страшно. И даже мелькнула мысль «Интересно, насколько больно мне будет, когда я ударюсь о землю?» Мысль была неправильная. Наверное, нужно было думать: «Сразу ли я умру или буду жить еще несколько секунд?» Потому что шансов на то, чтобы остаться живой после ТАКОГО полета, у нее просто не было. 15 этажей – это вам не поле перейти. Вообще-то она надеялась, что после горсти таблеток, растворенных в шампанском, она вообще ничего не будет соображать, а вот поди ж ты… Но наверное таблетки все же работали, потому что ей не было страшно в тот момент, когда она шагнула со своего подоконника вниз. Она не могла не шагнуть. Алекс сказал ей, что она – худшее, что произошло в его жизни. Он сказал ей это совершенно спокойно. А его глаза при этом были похожи на два мертвых озера. Мертвых и холодных. Они не оставляли ей ни одного шанса.
- Но что произошло, Алекс? Ты можешь объяснить мне, что все-таки случилось?
- Я не хочу с тобой жить.
- А я хочу, хочу! Объясни, в конце концов, что я сделала не так?
И тогда он сказал:
- Ты – худшее из того, что могло произойти в моей жизни. Ты не нужна мне, понимаешь? Мне нужны были только деньги. А ты стоишь между мной и ними. Из-за тебя я не могу почувствовать себя свободным.
- Но неужели деньги могут заменить тебе любовь, теплоту отношений? – ее голос глухо срывался в рыдание. Она не могла позволить себе расплакаться прямо перед ним.
Он ответил так просто, как будто его спросили, который час:
- Да, деньги для меня – единственная цель моего существования.
Вот так. У него свой мир, и она в этот мир войти не могла.
Потом он ушел. А она долго не могла дышать, как будто кто-то сжал ледяной рукой ее сердце. Может, вздохни она в тот момент, и не случился бы тот подоконник. Но рука не отпускала, а таблетки стояли прямо на полочке. Как в сказке про Алису, с надписью «Съешь меня». Их было ровно 30 штук. Она так и не открыла ни разу этот флакон, с тех пор как купила его у Эллы. Элла запросила непомерную сумму, но заверила при этом, что достаточно всего двух пилюль и ты на сутки превратишься в куклу, лежащую без движения. Без мыслей, без чувств, без боли. Таблетки не хотели растворяться в шампанском, приходилось раздавливать каждую ложечкой, а потом хорошенько взболтать и, зажмурившись , залпом выпить эту адскую смесь, отвратительную горечь которой скрывали пузырьки газа. Нет, наверное, все же, они подействовали, потому что уже через минуту, в ее голове осталась только одна мысль: «Ну вот и все. Все.» Мысль повторялась с разными интонациями, как будто меняла свой цвет. И эхом отдалось где-то в глубине: «А если сейчас сюда войдут? А если меня спасут? Нет-нет, это будет нечестно». И окно за спиной. Занавески, бледно голубые и нежные, ласково колыхнулись от легкого дыхания ветра. Как будто шепот заструился сквозь все ее тело: «Сюда, сюдааа….» И она шагнула. Прямо в это влекущее «Сюдааа…»
Вот только никто не сказал ей о тех камерах, что были расставлены по всему периметру здания. Фотоэлементы сработали быстро и четко. На уровне 5 этажа появилась сетка-ловушка. Специально устроенная для таких вот, как она. Любителей свободного падения. Служба охраны действовала безукоризненно. Эти ребята знали свое дело. Очень скоро она лежала в машине, увозящей ее в соседний госпиталь. А еще она почувствовала, что рука, державшая ее сердце, теперь сжимает горло. И она не может дышать, и мысль «Ну вот и все» сменилась на дикий ужас: «Я сейчас умру». И она понимала, что умирать-то ей совершенно не хочется. Она попыталась рвануться, глотнуть воздуха, но только слабо задергала ногами. А чей-то голос произнес: «Ну вот, побежала!» И потом эта струя, входящая прямо ей в горло, наполняющая ее легкие кислородом. Она успокоено подумала: «Теперь все будет в порядке». И провалилась в темноту.

2.

…Полоски на потолке шли непараллельно. Они пересекались, снова расходились в стороны. И это лицо, совсем близко. Я не знаю, кто это. Я не вижу, кто это. Я слышу только голос. Он шепчет: «Умница, ты открыла глаза. Скажи мне, ты помнишь свое имя?» - Где я?...- я не слышу своего голоса, я только чувствую его.
- Ты в госпитале, детка. Как тебя зовут? – снова этот голос и неясные очертания лица.
- Ольга…- я понимаю, что меня не слышат, просто читают по моим губам. Но сказать громче не получается. Нет сил, чтобы напрячься и выдавить из себя хоть один звук. И шевелиться тоже нет сил. Как будто это не мое тело. Как будто я – это только та тоненькая струйка жизни, которая существует сама по себе. И я закрываю глаза. Потому, что то усилие, которое потребовалось, чтобы их открыть, было непомерным для меня. Я чувствую тепло на своем лбу. Как если бы кто-то положил свою ладонь. И снова лечу в темноту.
Ой, как больно. Чего они хотят от меня?
-Работай кистью, работай!
Как работать, когда я даже не могу сжать ее в кулак? Их трое. Мужчина и две женщины. Они в белых халатах. Мужчина стоит возле моей головы, а женщины пытаются поставить мне капельницу. Почему-то в кисть руки. И это очень больно. Я послушно пытаюсь сжать и разжать кулак. Наверное, все же мне это удалось, потому что они закрепили иглу на моей руке, и та, что постарше улыбнулась :
-Лежи спокойно, космонавт.
Почему – космонавт?
-А кто пробовал совершить затяжной прыжок без парашюта?
Оказывается, свой вопрос про космонавта я произнесла вслух. И медсестры, засмеявшись, вышли из комнаты. А мужчина остался.
В комнате повисла тишина. Я спокойно лежала, ожидая, чтобы он заговорил первым. А он, видимо, не решался. Потом , осторожно кашлянув, негромко сказал:
- Ольга, вы помните, что произошло?

Помню ли я? Ну еще бы мне не помнить эти ледяные глаза. И этот бездушный тон. И этот мерзкий вкус тех таблеток. Кстати, стоп! А почему это я лежу здесь, все еще живая, хотя и неподвижная как бревно? Все это вихрем пронеслось сквозь меня. А вслух я сказала:
- Да, я помню. Я не сумасшедшая.
- И вы можете мне это рассказать?
- Нет, не могу. Это слишком сложно, слишком длинно, и у меня нет ни желания, ни сил говорить об этом сейчас.
Он немного помолчал, а потом спокойно, но очень настойчиво попросил:
- Разрешите мне прийти через пару дней. Когда вам станет лучше.
Если бы я смогла, я пожала бы в ответ плечами. Но мне оставалось только устало прикрыть глаза. Он тихо закрыл за собой дверь, а я внутренне заскулила. Потому что вслух у меня просто не получалось. Там, внутри меня было пусто и холодно. Там, где раньше было тепло. А может, это в комнате прохладно? Но самостоятельно дотянуться до одеяла у меня все равно не получится. А что если попробовать просто расслабиться? Как в детстве, когда на улице холодно , и дрожь пробирает. Надо просто попробовать расслабиться, и тогда сразу чувствуешь, как становится теплее. А поскольку физически расслабляться нет смысла (куда уж более расслабленно-то!), то я попробовала отключиться от мыслей. Просто лежать, и ни о чем не думать. Видимо, получилось, потому что в следующий раз я вынырнула из темноты от ощущения, что меня кто-то разглядывает. Но я не спешила открыть глаза. Чувство было приятным.

3.

Дмитрий стоял и смотрел на нее. Она была совсем другой сейчас. Она была спокойной и сильной. А не растрепанной, несчастной, израненной полусумасшедшей, которую они вынимали из ловушки. Честно говоря, он не верил тогда Ирвину, размеренно и спокойно сообщавшему по рации о происшествии. Дмитрий получил эту работу совсем недавно, и за те три месяца, что он дежурил в этой бригаде, ничего ТАКОГО не происходило. Два раза доставали из вентиляционной шахты кошку мисс Фрилл, которая настырно продолжала свои попытки полакомиться голубятинкой и всякий раз, безуспешно пытаясь зацепить хотя бы одним когтем такое близкое и такое недоступное гнездо с птенцами, непонятно как примостившееся на небольшом уступчике вентиляционной шахты, с воплем скатывалась вниз. Кошку доставали отработанным приемом – спускали на веревке корзинку, и рыжая бестия безоговорочно заскакивала в нее, как будто всю жизнь только и занималась, что каталась в корзинках на веревочке. Несколько раз вызволяли из кабины лифта неудачливых жильцов. Однажды пришлось спускаться в подвал, потому что сработала система пожарной сигнализации. Кто-то из жильцов сунул в мусоропровод пакет с пластиковыми бутылками из-под масла, а следом бросил туда же тлеющий окурок. Пожара бы не произошло, автоматика сработала, но проверить, что и как , все же было необходимо. И вдруг это дежурство. Они только-только сели пить кофе под жизнерадостные вопли футбольного телекомментатора.. И вдруг сработала ловушка.. Девушка выглядела, как русалка, которую поймали в рыбачью сеть. Она была явно не в себе – ничего не соображала. Ирвин сказал по рации:
-Бригаду скорой помощи, срочно. Отравление.
- Командир, какое отравление? Она же просто свалилась из окна!
- Сынок, я просто старше тебя. И опытнее.
Все это произносилось на бегу. Девица уже закатывала глаза и начинала синеть. Она задергала ногами, когда доктор вставил ей в горло трубку дыхательного аппарата. А потом как-то успокоилась.
-Док, она выживет? – Дмитрий не знал, что говорят в таких ситуациях.
-Если успеем промыть ее. Неизвестно, что за дрянь она сожрала, - проворчал доктор.
- Сынок , давай наверх, в ее квартиру, - скомандовал Ирвин.- И чтобы ни одного сантиметра не пропустил!
А пропускать-то было нечего. Все стояло прямо на столе. И фужер с остатками смеси, и флакончик из-под таблеток.
-Есть, шеф! – доложил он по рации Ирвину.
- Никого не впускать и ничего не трогать. Сейчас прибудет полиция. – все так же спокойным ровным голосом сказал Ирвин.
И вот теперь он стоял в ее палате и смотрел на нее. Зачем он пришел? Он и сам, пожалуй, не мог ответить. Просто она была его ПЕРВОЙ спасенной, его первым НАСТОЯЩИМ делом. И он пришел на нее полюбоваться.
Он стоял, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить ее. Что , если она проснется? Что он скажет ей? Как объяснит свое присутствие здесь? Кроме дежурной фразы «Здравствуйте, как вы себя чувствуете?», ничего в голову не приходило. Разумеется, дурацкий вопрос. Как может чувствовать себя человек ,только что вытащенный с того света? А было бы забавно, если бы она ответила : «Прекрасно». Дмитрий , не удержавшись, громко фыркнул от смеха. Девушка вздрогнула и открыла глаза.
Ее взгляд был удивленным, слегка растерянным. «Я что, так нелепо и забавно выгляжу?» - как бы вопрошала она. А Дмитрий стоял и молчал, пялясь на нее во все глаза, так и не выдавив из себя ту дежурную фразу. И тут она улыбнулась.
-Вы кто?
-Я…эээээ….я – Дмитрий, - ответил он и неожиданно рассердился на себя. Вот же дурак какой! И что с того, что ты – Дмитрий?
-Я был там, когда вы… когда мы…
-Это вы меня спасли? - полушепотом спросила она.
-Ну. В общем, да. Но не я один, вся наша команда. – Он вдруг испугался, что она сейчас спросит: «А зачем?»
Но она сказала тихо:
-Спасибо вам. Это было так глупо. И мне так стыдно сейчас.
И добавила с улыбкой:
-Меня зовут Ольга. Посидите рядом со мной?
О чем они тогда говорили? Да обо всем. И ни о чем. О том, что небо голубое, а трава зеленая. О том, что у всех детей, даже у сирот, есть родители. О том, что отдыхать у моря надо один раз в году, а если чаще, то перестанешь замечать красоту морских волн. О том, что кошки привыкают к месту, а собаки – к хозяевам. О том, что есть люди-огурцы и люди-помидоры. И, подобно одноименным растениям, некоторые совсем не переносят смену места, а другие - чем чаще переезжают, тем лучше себя чувствуют. О том, что оба они – выходцы из далекой и странной России, но от русских в них только имена. Они не говорили только об одном. О том, что, как и почему с ней случилось. Он – не спрашивал, а она – не заводила первой эту тему. Им обоим сейчас просто не нужна была эта правда. Казалось, для обоих жизнь разделилась сейчас на две части: для нее – До ЭТОГО и После ЭТОГО, для него – До встречи с ней и После встречи с ней. И обоих устраивало это самое После. Но тут в дверь опять вошел тот мужчина.

4.

Детектив Дэвидсон не слишком любил свою работу. Нет, он, конечно, выполнял ее. Но не рвался из сил и из всех сухожилий, когда получал новое задание. Наверное, он лучше бы справлялся с ролью клерка-бюрократа. Жить по правилам. Ни шагу в сторону. Никакой самодеятельности. Расследовать преступления ему не было интересно. И уж тем более, никогда у него не возникал тот спортивный азарт, тот творческий зуд, который присущ настоящим профессионалам. Поэтому, наверное, ему поручали в основном те дела, которые не требовали особого напряжения извилин, и особенно – те дела, когда требовалось припереть свидетеля, не желающего давать показания, сухими фактами к стенке. Такие моменты он любил. Он рад был показать себя этаким всезнающим, всевидящим, недремлющим оком закона. Вот и это дело, дело о падении из окна в состоянии наркотического отравления, показалось для него таким простым, и одновременно здесь была возможность «повоспитывать» неудачницу-самоубийцу. Сделать ей строгое внушение. Мол, вы жрете всякую там дрянь, потом под кайфом прыгаете из окон, а мы, честные служащие, должны теперь пыхтеть, закрывая эти дела. А дома его ждала молоденькая, очень молоденькая жена Анна. Сэму Девидсону было 42 года. Анне – немногим больше двадцати. Она выглядела ровесницей его младшей дочери Эшли, которой было 15. И уж конечно, так же, как его старшая дочь, которой уже исполнилось 22. Он не любил вспоминать о старшей дочери. Как она посмела, мерзавка, уйти вместе с их мамашей – первой женой Сэма! Это просто безобразие, что он должен был платить столько лет алименты на нее. Вот младшую он не отдал! Так он экономил довольно приличную сумму в год. Ведь девочка обходилась ему гораздо дешевле, когда жила с ним под одной крышей. Он практически не давал ей денег на карманные расходы, а экономить на еде приучил ее с детства. Теперь младшая подрастала, требовала все больше затрат, устраивала скандалы. Тогда Девидсон решил снова жениться. На молоденькой русской, которая позволит использовать себя на всю катушку в качестве домработницы, любовницы, няни. Наконец, она красива, и счастлива без ума от того, что попадет в вожделенный рай из этой чертовой России. Он долго перебирал кандидатуры. Выбрал Анечку и женился на ней прямо там, в России, в этом строгом и прекрасном городе – Санкт-Петербурге. Почему там? Да очень просто. Дешевые продукты, дешевый алкоголь, буквально все – дешево по сравнению с его цивилизованной, но дорогой для жизни, страной. И нет необходимости тратиться на приглашение друзей, сносить их насмешливые, понимающие взгляды. А здесь он был заморским принцем, Героем, освободителем. И страшно нравился сам себе в этой роли. Теперь он не беспокоился за дочь. Анна изо всех сил старалась угодить мужу, воспитывая эту негодницу, пытаясь наладить с ней контакты. Она готова была мыть ноги своему импортному супругу, когда он, важный и напыщенный, как индюк, входил в квартиру и устало брякался на диван, всем своим видом показывая – кормилец явился. Он самодовольно почесывал свою бородку и дурацкие усы, которые делали его похожим на слегка ожиревшего мушкетера. И все было бы прекрасно. Так нет же, угораздило эту дуру сигануть из окна! Да еще и отказалась говорить с ним при первом его визите. Глядите, какая цаца! Ну, сейчас он ей покажет, как сопротивляться Закону!
Он заранее приготовил фразу, которую хотел произнести прямо с порога комнаты: «Итак, мисс Ольга Финчер, надеюсь, сегодня вы в состоянии говорить со мной?»
Но фраза так и застряла где-то на полпути в его голосовых связках. Потому, что Ольга была не одна. Возле ее кровати сидел тот зеленый спасатель, который вызвал полицию. Они мило ворковали и были настолько поглощены друг другом, что даже не слышали скрипа двери.
Девидсону пришлось кашлянуть, чтобы привлечь их внимание. Они оба недоуменно уставились на него.
Сэму пришлось призвать на помощь весь свой актерский талант, чтобы сохранить спокойное выражение лица и некое подобие очень дружелюбной улыбки.
-Ну-с, мисс Ольга, я обещал вернуться через два дня, и вот я – здесь.
-А вы кто, собственно? – поинтересовался спасатель.
-Детектив Девидсон, бюро расследований, уголовный розыск. Вот мое удостоверение.
-И что вы хотите от меня? – недоуменно и слегка взволнованно спросила девушка.
- Я хочу, чтобы вы рассказали, что вы помните из того, что произошло с вами.
-Я упала. Случайно. Оступилась, когда мыла окно.
-Не лгите! Почему вы лжете? Вы приняли смертельную дозу сильнейшего транквилизатора, а потом выпрыгнули в окно. Зачем вы это сделали?
-Я не…
-Кстати, ваш приятель вызвал нас на место происшествия. И он тоже видел остатки лекарства в бокале и пустой флакон на столе.
Ольга вопросительно взглянула на молодого человека. Дмитрий слегка покраснел, кивнул и отвел в сторону глаза.
-Ну да. Да! Я сделала это! Это что – преступление – то, что я не хотела жить? Это мое дело, как я распоряжаюсь своей жизнью, и если бы не ваша дурацкая ловушка – вы бы разговаривали сейчас с могильным холмиком нa кладбище! – выкрикнула Ольга.
-А почему вы сделали это? – с нажимом произнес детектив.
-Потому что….Потому что я была идиоткой.
-Вас кто-то вынудил совершить подобный поступок?
-Да!...Нет….Нет, я сама. Просто запуталась. Я могу сказать вам это только наедине. Извините, Дмитрий, – и девушка отвернулась в угол.
-Не могли бы вы оставить нас вдвоем?- полуутвердительно произнес детектив, глядя на Дмитрия.
-Да, я понял, уже ухожу. До свидания, Ольга…Надеюсь – до свидания, - и он направился к двери.
-Я позвоню вам, можно? – уже у дверей настиг его Ольгин вопрос.
-Да, я буду ждать, - и он мягко прикрыл за собой дверь.
…Они проговорили почти два часа. Ольга рассказала ему обо всем. Только наотрез отказалась назвать фамилию своего жестокосердного приятеля. Как ни убеждал ее Сэм, что полиции обязательно нужно допросить этого человека, чтобы подтвердить ее рассказ – нет, отказалась. Упорно твердила только об одном: Алекс не должен знать, что с ней произошло. Он не виноват, что она влюбилась в него, как последняя дура. Он не виноват, что она не сумела стать для него единственной и необходимой. Пришлось Девидсону составлять протокол только со слов несостоявшейся самоубийцы. Но он уже был рад и этому. Все-таки, закрывать дела всегда приятнее, чем открывать их.

5.

Зачем я рассказала все этому детективу? Сама не знаю. Просто мне надо было кому-нибудь это рассказать. Просто невозможно было дольше держать это в своей душе. Дмитрий…Он очень хороший, и именно поэтому я не стала рассказывать ему ничего. Я не могу, я не хочу выглядеть в его глазах слабой дурочкой, раскисшей от отказа мужчины. Мне необходимо было выйти из своей ракушки, в которой я старательно пряталась от мира. Выйти хотя бы за тем, чтобы глотнуть свежего воздуха. А этот Девидсон хитрый жук. Он хоть и делал вид, что ему интересно то, что я ему рассказываю, но в его глазах сквозило откровенное равнодушие. Ему не хотелось слушать меня. Он просто выполнял свою работу, как клерк в банке равнодушно принимает от своих клиентов большие и маленькие суммы. Каждый день, монотонно и не вникая в подробности. Только вот непонятно, зачем ему понадобилось знать фамилию Алекса и его точные координаты. Еще не хватало, чтобы Алекс посмеялся над этим происшествием.
А Дмитрий – милый..Ой, я опять вернулась к нему в своих мыслях.. Зачем он приходил? Как хочется снова его увидеть…Где-то он оставил мне свой номер телефона. Не потерять бы. Как жаль, что мне не разрешают пока вставать. Последствия отравления еще сказываются. Ноги все еще не держат меня. Вот я дура-то. Это ж надо было забыть старую прописную истину : ни один человек не сможет заменить тебе весь мир. А ну, как разбилась бы или умерла бы от этой пакости, что купила у Эллы? Ну, и что кому бы доказала? Сама себе фигу в кармане организовала бы, и только. Алекс и не узнал бы ничего, а если бы и узнал, то, скорее всего, лишь недоуменно пожал бы плечами. Хотя – если бы не все это, никогда бы я не встретилась с Дмитрием. Как странно, что у нас обоих – русские корни. Хотя – чего уж там странного – русских в мире очень много. Во всех странах, на всех континентах. Какое замечательное имя – Дмитрий…Так звали русского царевича…Хотя, кажется, бабушка говорила мне, что у русских была такая принцесса, нет, как же там бабушка ее называла-то? Ах, да, кажется – княгиня, которую звали Ольга. Смешно, если бы мы с ним составили пару – это было бы очень символично. Хотя – какая я там, к черту, принцесса? Особенно – сейчас? Так, курица мокрая. Неожиданно вспомнилось, как однажды мы с Алексом ходили в русский квартал. И там прошлись по торговым рядам. Мне приглянулась одна блузочка. Так, симпатичная, и цена стояла недорогая – всего 5 баксов. Я захотела примерить ее. Но торговец возмущенно сказал мне: «За такие деньги еще и мерить хочешь? Иди отсюда!» Это было так смешно и неожиданно, что я выскочила на улицу, согнувшись пополам от смеха. Ничего себе, купила кофточку! Если все русские такие……Никогда больше туда не пойду. Хоть и цены у них там вполне приемлемые.
Я поймала себя на мысли, что я улыбаюсь своим воспоминаниям. И это был хороший признак. Я снова вернулась в этот мир. Я люблю эту жизнь, я хочу видеть солнце. Я не готова к сидению на облаке с лирой в руках и крыльями за спиной. И я хочу еще раз увидеть Дмитрия.
Эх, девочка моя, стоп! Уж не начала ли ты снова рисовать себе несбыточные картинки розовой краской? Вот, улыбнулся тебе приятный молодой человек, ты и растаяла от удовольствия? Не рановато ли? Не знаю. Поживем – увидим. Дураки учатся на своих ошибках, а умные – на чужих…. Ха! Это что ж выходит – умные учатся от дураков?...


6.

.....Прожив год с мужем, Анечка все больше и больше разочаровывалась в нем. Непомерная жадность вытесняла в нем все его положительные (если таковые еще имелись) качества. Он всегда был недоволен. Ему не нравилось, когда она покупала продукты - ему казалось, что она покупает слишком много и слишком дорогие. Его раздражало ее желание приобретать себе какие-то вещи, будь то одежда или же аксессуары. Ну, скажите, почему она должна была ходить в драных джинсах, если она могла купить новые, хорошие и недорогие на распродаже? Нет, ему было жаль и этой несчастной двадцатки. И вообще, он, как будто, забыл, что она женщина, причем, еще довольно молодая. Он недовольно дулся на нее, если ей взбредало в голову позвонить домой маме или подружкам. Он не мог понять, почему она скучает по общению с этими русскими, оставшимися там, на родине. Неужели она не может найти себе подруг здесь, на месте?..
А она не могла. Ей не хотелось дружить со скандальной истеричной Ирой, женой Роберта, приятеля Девидсона. Ира была высокомерна и завистлива. Она была красива в свои 45 лет, но ее немного портили лишние килограммы. Анечка на ее фоне выглядела худеньким и некрасивым подростком, и Ира всячески старалась подчеркнуть это, если они оказывались в одной компании. Надо было видеть, с каким презрением она посмотрела на обручальное колечеко, подаренное Девидсоном.
-Это что, бриллиант? - спросила она таким тоном, что сразу становилось ясно: "ЭТО" - не бриллиант. Вот то, что у Ирочки на пальцах, на шее и в ушах, вот ЭТО - бриллианты. В прошлом Ирочка была замужем за богатым армянином. Во время одной из разборок армянина подстрелила братва. Но тяга к хорошей жизни и, особенно, к бриллиантам, у Ирочки сохранилась. Аня могла только догадываться. чего стоило ублажать Ирочку ее мужу, который разрывался, работая одновременно на 3 фирмы.
Аня никак не могла забыть того дня рождения Девидсона, который он решил отметить вылазкой в Лас Вегас. Ехать туда предстояло почти 4 часа, и Девидсон решил пригласить Роберта с Ирой в качестве гостей на эту вечеринку. Вначале Аня немного удивилась решению мужа пригласить эту пару, но позже она поняла, в чем была идея. Почти всю дорогу машину вел Роберт, а Девидсон мирно почивал на переднем сиденьи. Аня же была вынуждена в течении 4 часов "наслаждаться" удушливым ароматом "Пуазон", волнами исходившим от соседки. К тому же , Ира всю дорогу без умолку тарахтела, рассказывая о школьных успехах своего сына, так что, Ане дорога показалась вечностью.
По приезду в Лас Вегас вся компания отправилась в казино. Разумеется, это было плохой идеей. Девидсон надеялся на крупный выигрыш, но ему явно не везло. Просадив впустую около пяти сотен и не выиграв ни одного цента, ее муж пребывал в самом мрачном расположении духа. Аня не играла. Она была совершенно не азартным человеком и не понимала, почему люди теряют последние остатки разума у всех этих автоматов и рулеток. Роберту же, напротив, везло. Он выиграл несколько раз. Хотя его ставки были маленькими и выигрыши также незначительными, настроения Девидсону это отнюдь не прибавило, и в ресторан, где они планировали устроить праздничный ужин, он шел просто мрачнее тучи.
Заказ не отличался особым изыском. Обычный цыпленок,обычный салат и не слишком дорогое вино. Но порции, что им принесли, были просто огромны. Ане хватило бы и одной трети от того, что у нее лежало в тарелке, чтобы не чувствовать голода, как минимум, целый день. Девидсон,между тем, методично впихивал в себя кусок за куском. Роберт с ириной поступили умнее. Они просто заказали одну порцию на двоих. Аня поняла, что ей никогда не съесть это корыто еды и попросила проходящего мимо официанта принести ей "пакетик для собачки". Услышав это, Девидсон побагровел.
- Что?!Что ты себе позволяешь? Никаких пакетиков! Ты или съешь все это здесь, или я вывалю тарелку на твою тупую башку! Я заплатил за это кучу денег и не позволю расшвыриваться едой!
Он шипел, как питон, которому придавили хвост. Аня сидела , ни жива, ни мертва. Так ее еще никто не унижал. За что? А главное - КТО?? Ее собственный муж!.....
Ира замерла, открыв рот от любопытства. Роберт поглядывал на них, блестя стеклами очков. Слёзы, как горошины, посыпались из Аниных глаз. Они были даже не солеными. Они были горькими на вкус. Аня старалась не всхлипывать, чтобы не привлекать внимамия публики за соседними столиками. Она просто молча плакала. Так горько, как еще никогда в жизни.
И тут раздался спокойный голос Роберта:
- Ты негодяй, Девидсон. Я давно хотел тебе сказать, что ты - ублюдок и сукин сын. Немедленно извинись перед ней.
Девидсон подскочил на стуле:
- Я?? Извиниться?? А ты ничего не забыл, приятель? Я вытащил ее из того дерьма по имени "Россия", в котором она прозябала всю свою жизнь! Я дал ей то, о чем она могла только мечтать: я дал ей АМЕРИКУ!...
В этот самый момент Аня поняла, что она ни за что больше не хочет оставаться в этой Америке, где живет этот мерзкий человек....
Роберт поставил недопитый бокал на стол и повернулся к жене:
- Мы уезжаем.
Ира, ехидно улыбнувшись, поднялась следом за мужем, и они вышли из зала. И эта ее ехидная улыбка, полное отсутствие всяческого сочувствия, были, как удар по щеке. Аню не жалел никто. И она не нужна была никому. С твердой решимостью собрать чемодан и вернуться в Питер, к маме, возвращалась она домой, сидя на заднем сиденьи автомобиля. Девидсон был за рулем. Роберт и Ира остались в Лас Вегасе.
За все 4 часа обратного пути Аня и Девидсон не сказали друг другу ни единого слова....

7.

Ольга позвонила Дмитрию через три дня. Когда стало понятно, что ее здоровью больше ничего не угрожает, и она вполне способна жить дальше. А еще через несколько дней он помог ей снова въехать в свою квартирку на 15 этаже. Он сделал в ней генеральную уборку и поставил на стол вазу с замечательно красивыми ромашками.. Потом они сидели в сумерках, глядя на зажженные свечи сквозь рубиновые бокалы с красным вином. Мило, романтично, как-то по-домашнему уютно….