Путь за море

Византия, Херсонес. Конец 9 века н. э.


Приветствую тебя, друг мой Тимофей. Я, Онисифор, пользуюсь случаем послать тебе весточку – нечастым случаем, ибо, как тебе известно, эти несколько лет я провёл в землях славян, далеко от нашего края. Скажу тебе, что последние два года дела, торговые и не только – ты знаешь, о чём я – понудили меня почти безотлучно находиться в Киеве, самом значимом из известных мне славянских городов, в котором проживает архонт славян, именуемый у них князем. Должен сказать, что в выполнении данного мне поручения я преуспел. А теперь, когда возложенный на меня долг выполнен, я хочу поступить по примеру тех древних, что собирали сведения о нравах и обычаях соседних народов.

Мне представился случай побывать в краях, где не был никто из древних, и сам отец истории Геродот об этих землях не знал. Я уже слышал о них немало, но не стану пересказывать слухи, ибо они во многом неправдоподобны, повторять же чужие сплетни не хочу, а потому воздержусь от рассказов, пока воочию не увижу те чудеса, о которых говорят. Зато, дабы ты не счёл меня пустословом, я поведаю тебе о случае, который позволил мне отправиться туда, ибо эти события произошли почти у меня на глазах и за достоверность их я ручаюсь, а повесть эта достойна встать в один ряд с дошедшими до нас деяниями древних.

Здесь, в Киеве, многие знают Горицвету – княжескую воспитанницу и невесту одного из его приближенных, недавно, кстати, побывавшего с торговым судном в Империи. Эта девушка – круглая сирота, единственный и поздний ребёнок некоего Ростислава, княжеского наставника и дядьки, что погиб в стычке, защищая с небольшою горсткою соратников молодого князя от застигшего врасплох врага. Ещё ранее он завещал на подобный случай дочь свою на попечение своему воспитаннику, ибо мать её, бывшая своему супругу достойной спутницей и хорошей парой, погибла от стрелы напавших на город кочевников, едва успев вскормить девочку, а вверять ребёнка родне Ростислав не захотел. Так Горицвета, не помнившая матери и почти не знавшая отца, стала расти при дворе князя.

Отроческие свои годы она провела среди воинов, ибо с течением лет младенческая красота её, поначалу располагавшая к ней женщин, стала вызывать зависть у родственниц князя; не смея открыто обидеть девочку – ибо князь помнил своего старого соратника и не забывал о его дочери – они стали под видом заботы донимать её по мелочам так, как только может донять женская неприязнь. Быть может, в мыслях у них было выставить её вздорной жалобщицей или капризной девчонкой с неуживчивым нравом, но вместо жалоб девочка незаметно отстранилась от женского попечения и нашла себе защиту у воинов – старых товарищей отца, не забывших своего соратника. Горицвета проводила среди них много времени, слушая рассказы о деяниях отца и потихоньку перенимая воинские ухватки. Должен сказать тебе, что в этих краях оружие в женских руках не такая уж редкость, хотя женщины, живущие в городах, подобных Киеву – больших, надёжно укреплённых – склонны к этому в меньшей степени.

Так шло время. Девочка росла и расцветала, приводя в изумление всякого, кто видел её. С годами она стала надолго покидать город, проводя время в охоте и странствиях по окрестным лесам, и лишь на малое время возвращалась ко двору князя. Несмотря на то, слава о ней разошлась далеко за пределы града, и многие желали увидеть её, но не всем это удавалось, а видевшие её бывали поражены более, чем хотели. Подобная Аталанте, вскормленной медведицей, эта девушка сочетает в себе редкую красоту и способность устрашать. С ней страшно встретиться ещё и потому, что такая возможность выпадает нечасто: мелькнув, как падающая звезда или молния, она появляется внезапно и неожиданно, когда гонится за зверем или защищается от преследования, и, едва показавшись, скрывается в лесной чаще. Она быстронога и без труда может настигнуть и зверя, и враждебного ей человека, а когда сама желала от кого-нибудь бежать, никому не удавалось нагнать ее.

Мне довелось воочию видеть её дважды во время редких возвращений в город; эта девушка красива той варварской красотой, которая на малодушного может нагнать страху. Стан её строен, потому что занятием её были охота и телесные упражнения; волосы отливают тёмным золотом, и тому не служат женские ухищрения, краски и снадобья, цвет их – дело природы; лицо от солнца загорело, точно залито темным румянцем. Мужественность и суровость сочетаются в ней со стыдливостью, подобающей деве.

Сочтя девушку достигшей брачного возраста, князь озаботился её замужеством, дабы надёжно устроить её судьбу. Не желая без надобности стеснять или принуждать ни девушку, ни жениха, он воспользовался случаем – устроенной им самим большой охотой, на которой были все его приближённые, кому возраст, дела или болезнь не служили помехой к забаве, и пригласил к участию в ней Горицвету – как бы в память об отце, всегда принимавшем в ней участие. Его планы увенчались успехом, хотя и не так быстро, как он хотел: после этой охоты к девушке присватался Владислав – молодой воин из числа доверенных людей князя.
По слухам, юноша и девушка отличились на этой охоте больше других, и именно тогда заметили друг друга. Другие, впрочем, говорят, что оба они были равнодушны к этой охоте, ибо Горицвета привыкла добывать зверя в одиночку, а воин предпочитал погоне за глупым зверем бранные забавы; оказавшись в стороне от охоты, они и свели знакомство.

Владислав, несмотря на свою молодость, был приближен к князю – за ум и воинскую доблесть. Князь охотно принял сватовство к своей воспитаннице – хотя, как говорят, ранее был не прочь отдать за воина одну из родных своих дочерей, но тот не спешил с выбором, теперь же сделал его и не собирался менять. Однако препятствием стала сама девушка, не имевшая намерения столь резко и неожиданно изменить свою жизнь. Юноше понадобилось немало времени, чтобы склонить к себе пышнокудрую красавицу – в ход пошли долгие беседы, пылкие речи, рассказы других о его доблести, и даже осторожные советы самого князя не отвергать столь дивный случай. Так или иначе, девушка вначале перестала чуждаться общения с ним, сдержанно и с разбором стала принимать от него дары, и, наконец, дала понять, что не против брака с ним, но чуть позднее. Не могу сказать, желала ли она испытать его или себя, или же хотела продлить свою девичью свободу, но как раз в это время Владислав был выбран в число посланных с большим караваном в Таврию – на одну из окраин Империи – а потом, как я слышал, и в сам Константинополь. Караван должен был вернуться не ранее, чем через год, и Горицвета сочла этот срок достаточным и дала согласие на свадьбу по возвращении Владислава домой.

Назначенный срок миновал – девушка вернулась в город в ожидании жениха, но вместо него одно из торговых судов принесло весть, что караван отправился дальше в Империю и вернётся на год позже. Невеста не показала ни радости, ни огорчения и вновь исчезла в своём лесном убежище, дорогу в которое не знал и жених, меж тем, вопреки письму, караван воротился – почти вслед за письмом, и воротился благополучно. Однако князь не дал времени разыскать или дождаться невесту, ибо выбрал Владислава – на сей раз – главой нового похода, отправляющегося куда-то в северные владения князя, далеко, на краю земли. Новый караван уже готов был отправиться в путь и ждал только начальника, коего князь не мог выбрать из числа бывших при нём, возвращение же Владислава положило конец колебаниям. Снова корабль увёз жениха в далёкие края, а вернувшаяся в город невеста опоздала всего на несколько дней, не успев даже попрощаться с ним. Она приняла эту весть с прежним спокойствием, однако очень скоро пошёл слух, что князь снаряжает новый караван – поменьше – вдогон и на помощь первому, и возглавить его должна Горицвета. Разумеется, в помощь ей приданы были опытные воины и корабельщики, но до сих пор остаётся загадкой – почему князь выбрал именно её, послав в дальние края женщину и не пожелав сделать предводителем плавания одного из своих воинов. На этот счёт ходит много слухов, но ни один я не могу назвать достоверным.

Как раз в это время возложенные на меня дела были окончены, семьёй, как ты знаешь, я не обременён, и ничто более не мешает мне предаться делу, к которому влечётся моя душа. Годы, проведённые в землях варваров, сделали меня сведущим в деле врачевания; это обстоятельство, а также многочисленные знакомства, заведённые мною среди приближенных князя, дали мне возможность отправиться с тем караваном – в земли, о которых столько говорят необычного. Я ещё крепок телом и духом, и смогу выдержать это путешествие, не прибегая к помощи многочисленных слуг, а полученные знания обещают стать достойной платой за обычные для таких путешествий тяготы. Если же мне удастся вернуться живым и сохранить собранные сведения для потомков, то я буду вознаграждён вдвойне.
На этом я закончу. Прощай, друг мой; передай от меня поклон родным и проси у них молитв за меня, ибо странствие моё обещает быть долгим и небезопасным. Увидимся мы с тобою нескоро, прислать же оттуда письмо едва ли будет возможно. Прощай; милость Божья да пребудет с тобою вовеки.

Онисифор писал это письмо в землях славян мая месяца пятнадцатого числа в лето от сотворения мира шесть тысяч трёхсотое.


Рецензии