Свои Грани
Ричард Бах «Мост через Вечность»
Зачем мы живём? Да глупый вопрос! Всем давно известно, что на него не найти ответа. Не найти. И тем не менее, мы продолжаем жить. Продолжаем, потому что так привычней. Потому что это стало негласным правилом. Мы продолжаем тратить время на подозрительные напитки, как правило, ничего не дающие нам, кроме коротеньких моментов счастья. Мы отдаём свои деньги за еду, вкуса которой давно не чувствуем. Мы слышим всего-навсего набор бессмысленных звуков, которые гордо называем музыкой и упорно утверждаем, что эта какофония полна смысла. Почему бы нам не выйти наружу из своих клеток с иссиня белым потолком? Почему бы нам не узнать о мире самим, а не через глянцевую завесу журналов или дребезжание телевизионных проводов? Почему нельзя подарить несколько минут радости и внимания тому, кто сидит рядом, а не пытаться внушить свою значимость человеку, которого никогда не увидишь, только из-за яркого графника. Почему бы не улыбнуться своим друзья именно сейчас своей улыбкой, а не тем, что тебе вставят вместо зубов лет через 40? Однако мы продолжаем жить. Мы не замечаем снега под ногами и наивно полагаем, что вещества состоят из молекул. Мы продолжаем замечать присутствие заката в нашей жизни только по бликам на противоположной окну стенке. Мы продолжаем тратить свою микроскопическую жизнь на ещё более незначительные вещи. И мы продолжаем наивно полагать, что мы – живём. Мы продолжаем, потому что нам нечем больше заняться. Мы все – патологические вруны самим себе.
В зеркале отражалась бледная плоскость лица. Казалось, губы, нос и щёки не существовали на этом слегка фосфоресцирующем подобии лица. Однако, бледная кожа слишком обтягивала скулы, эффектно подчёркивая болезненную красоту владельца. Честно говоря, признаков болезни не было никаких. Отражённый в зеркале человек в реальном, а не зеркальном мире не был ни больным, ни измождённым, ни что бы то ни было иное. Глаза выдавали состояние глядящего. Прекрасные, они лихорадочно ощупывали самих же себя в нереальном отражении. Безумные блики на зрачках усиливали ощущение потустороннего присутствия. Зеркало не врёт. Люди правы. Именно таким они его и видят сейчас, теперь, в этой жизни. Хозяин слегка напуганных глаз глубоко, но нервно дышал, отчего губы были немного приоткрыты. Он подумал, что это выглядит весьма соблазняющее и поспешил опустить глаза. Взору представилась раковина, вяло текущая из крана струйка белёсой воды, запачканные ржавчиной руки. Дальше, он не стал разглядывать себя и обратил взор опять внутрь зеркальной глади. Может быть, ему всё-таки удастся разглядеть ещё что-нибудь внутри этого загадочного мира иллюзий и изменений. Но чёлка предательски закрыла обзор. Пришлось сделать невероятное усилие и, оторвав руку от раковины, поправить причёску. По пути рука тыльной стороной ладони задела лоб, и он неожиданно ощутил лёд вместо привычного тепла. Как будто рука ему больше не принадлежала. От испуга он неуклюже дёрнулся и испачкал сам себя этой дрянной ржавчиной. На белоснежной рубахе остались издевательские светло-коричневые разводы. Стиснув зубы, человек коротко вспомнил повелителя преисподней. Теперь-то она точно узнает, что он был там. Он был там без неё. Но он ведь не обязан, он может делать всё, что захочет в любое время. Глаза снова встретили себя выражением беспомощности. На зеркальной глади было распластано то, что обычные люди называют лицом. Конечно! Как он сразу не догадался! Он вернётся, но ничего ей не расскажет, ей просто не за чем знать обо всём. А рубашку нужно будет просто выбросить. Не отрывая взгляда от собственного отражения в несуществующем зеркале, он вымыл руки в горячей воде. Осталось совсем мало времени. Связь уже достаточно ослабела. Нужно поторопиться и глубже заглянуть в зеркало. Не может быть, чтобы оно ничего не открыло второй раз подряд. Это противоречит правилам. Внимательно вглядевшись в собственные зрачки, он отчётливо увидел, как они расширяются и лопаются, растекаясь чернотой в пределах глазниц. Всё вокруг лица тоже налилось этой будто бы краской, чернилами. Остался лишь обтянутый бледной кожей каркас человеческого лица. Некое подобие маски открыло рот и издало бесшумный вопль. Он почувствовал резкую боль в том месте, где должны находиться лёгкие. Это могло означать только одно – время выходит. Вместе с тем представление продолжалось. Рот отражения настолько широко раскрылся, что, казалось бы, этот предел не нарушить, и, уже синеватая челюсть медленно оторвалась от основного куска маски, будто бы песчаными струями опадая во тьму. Невыносимое шипенье вырвалось из чьего-то горла, когда остатки нереального лица полностью растворились в чернильной темноте.
Свет включился не сразу. Ещё долго его носило и кидало от воспоминания к воспоминанию. Это было не очень приятно, но необходимо. Очень часто он сам даже не мог понять, действительно ли это воспоминания или заново пережитые события «вроде бы и прошлого». Их было очень много, и все они проигрывались бесконечное количество раз, но с абсолютно различными сценариями.
Вот ему 15 лет и он стоит на веранде дачного домика своей любимой бабушки. Солнце уже клонится к закату. Скоро стемнеет и станет холодно. Мальчишка, направляющийся на тайную встречу с друзьями, обязательно должен позаботиться о запасной тёплой кофте. Пахнет уходящим летним днём, травой и чем-то земляным, вроде картофеля. Сегодня друзья заставят его забить палкой воробья. Он прекрасно знает, что это случится. И мальчишка в вязаной бежевой кофте убегает, закрыв руками заплаканное лицо. Нет… Мальчишка берёт в руки палку и безжалостно бьёт ни в чём не повинную птичку. В это же время он снимает кофту и остаётся дома, ест бабушкины пирожки и дачную похлёбку. В это же время он переводит тему разговора, и всей толпой он со своими друзьями бежит на речку кидать камни в рыбу. Всё в одно и то же время…. Всё это абсолютно реально… Сразу и вместе этот кусок его жизни ощущался им самим невероятно остро и правдоподобно. И ведь он сам уже не мог уверенно сказать, что он сделал в 15 лет летним вечером на даче. Потому что он делал невероятное количество возможного сразу. Это было.
Он боялся говорить о своих путешествиях своей жене. Он подозревал, что она знает больше него самого обо всей этой магии и энергетике. Раньше они отправлялись в подобные путешествия вместе, но теперь что-то изменилось. Он попросту ощущал, что она выше. Заходя в кабинет своей возлюбленной, он непременно видел эти странные записи на непонятном языке, которые она торопливо прятала. Непонятные книги на полках общей библиотеки раздражали воображение. Возможно, ему было просто обидно, что она больше не смотрит на него, как на Учителя, как на Мастера, или тому подобное. Но, жена ведь нужна для того, чтобы стирать и готовить, и, по большому счёту, чего-то умного и невероятного от неё вовсе не требуется. Они продолжали вместе успешно заниматься прежними делами. Вместе тренировались, вместе трудились над сопоставлением и «фильтрацией» необходимой информации, двумя руками держались за ручки всё новых и новых открываемых дверей сознания. Но после того, как он смог всё-таки отыскать те самые зеркала, о которых рассказала ему незнакомка… Конечно, та девушка была его тайной. Жена не должна была даже знать о ней. Внутренне он чётко осознавал, что жена будет вовсе не против его духовного роста. Но он уже утаил от неё факт постороннего вмешательства в его личные поиски. Не сказать – это конечно не страшно, и это его право. …Да. Скорее всего, он боялся, что его возлюбленная поймёт, что он не так силён, как она сама, раз не смог самостоятельно раздвинуть края пространства и сознания и выбиться в коридоры зеркал, описанные в книгах со странными переплётами. В то же время в нём всё больше и больше возрастал дикий страх, что в одном из этих коридоров, вглядываясь в очередное информационное зеркало он встретит свою жену. Она ведь не дура. Разве она не догадывается, почему он проводит так много времени в закрытой комнате и потом безудержно хочет есть. Значит, она хотя бы догадывается.
Рубашку он выбросил в корзину для мусора, предварительно залив тушью. Это на тот случай, чтобы она не заметила ржавчины, если вдруг увидит рубаху. А он скажет, что не хотел её расстраивать.
Он снова видел себя в нём. В очередном проклятом зеркале. Видел. Белки глаз отливали синевой. Кожа снова была мёртвенно бледна. Сердце билось в безумной истерике, подступая к горлу всё ближе и ближе. Пришлось сдержать это дикое желание. Дичайшее желание закричать и разодрать собственную грудную клетку, вырвав воющий обрывок жизни со всеми его отростками из тела. Тогда было бы хорошо. А сейчас – плохо. Сейчас кожа становится прозрачной, будто плёнка полиэтилена. Липкая и горячая. На лбу наконец-то стала проступать Печать. На этот раз фиолетовым цветом. Боль острым клином разрывала черепную коробку. Отражающийся в зеркале человек стиснул зубы, в это время уже изрядно напоминающие вампирские. Кровь в венах резко потемнела и теперь под кожей было видно каждую жилку, каждый сосудик. И безграничная боль… Его личные бесконечные мучения. Он никого не успел попросить о помощи. Он хотел сам. Тело словно парализовало. Невыносимый жар нарастал с затылка, заливая собой шею и позвоночник. И снова боль…
На завтрак была немного подгорелая яичница. Кофе не бодрил, а усыплял, как это ни странно. На работу? Ну… Сегодня можно немного опоздать, ведь от отсутствия одного человека на рабочем месте уж точно не случится Апокалипсис. Жена? Видимо, ей всё равно. Она сегодня явно не выспалась, как, в прочем, и он сам, и теперь нехотя поглощала остатки завтрака. Глаза, словно по привычке, продолжали закрываться. Нет, спать всё-таки иногда нужно. И он решил занять себя созерцанием того, чем, как считалось годика два назад, он обладает. Мелированные слегка кучерявящиеся тёмные волосы ниспадали практически до края стола. Длинные и красивые, но не настолько, чтобы ими можно было беспрецедентно и безоговорочно восхищаться. Тёмные, уставшие от ночного перенапряжения, глаза. Раньше в них он мог увидеть всё, что угодно, найти ответ на любой вопрос, в конце концов, раньше в них уж точно светилась нежность, горела любовь, полыхала страсть. Теперь эти глаза напротив были к нему безразличны. Видимо, они нашли просто новый более интересный объект для созерцания. Он смутно догадывался. Разум. Теперь эти глаза упорно созерцают то разумное, что могло остаться у их обладательницы. Ну почему же «могло остаться» - конечно осталось. Интересно, а ей кто-нибудь помогает? В ряд ли. Он помнил, что они оба, и он и его жена, были слишком горды, чтобы принимать помощь от кого бы то ни было. По крайней мере, всё выглядело именно таким образом.
А ещё у его жены был очень приятный голос.
Ночь. Фонарь светит прямо в окно, минуя не задёрнутые шторы, напоминая о существовании неизбежной реальности, в которую хочешь – не хочешь, а вернуться придётся. Но он должен найти незнакомку. Во что бы то ни стало узнать, отыскать, увидеть. И тогда всё станет понятно. Сколько ещё существует подобных зеркал? Он знал ответ сам, но в сотый раз услышать эти слова было бы просто приятно. Конечно, ему было необходимо элементарно удостовериться, что зеркал действительно миллиарды. Бесконечное число. Вселенная. Безграничная величина. Срочно найти её. Как там говорилось: «Идти сквозь вьюгу напролом, ползти ползком, бежать вслепую, идти и падать, бить челом, и всё ж…» А дальше, кажется, что-то про любовь. Да какая может быть любовь?! Сейчас, когда он практически в бреду мечется по комнате, меньше всего хочется видеть жену. Или любое другое создание, напоминающее о нежности и ласке. В эту минуту идёт бой. Великий бой человека с самим же собой. При участии предателя в лице разума. По этому поводу дверь специально закрыта. Никто не должен мешать.
На рассвете он встретил помощницу и, в который раз услышал, что зеркал действительно бессчётное количество. Ура! Великая победа!
Сегодня она принесла домой кипу книг по астрофизике. Достала с полки своей личной библиотеки древние книги известных авторов, содержащие расчеты и какие-то сложные формулы. Он никогда не вникал в их суть. Жена говорила ему, что это просчёт каких-то координат. Только вот никто никогда не мог понять, что за место ими обозначено и в какой системе отсчёта их (формулы) следует применять. И вот она теперь что-то вычисляет, сверяет по запутанным таблицам, сидя в своей комнате, наверное, за столом. Он знал, он видел, он чувствовал. В первую очередь он почувствовал обиду. Это было нечестным вот так просто что-то найти и не поделиться. Но он ведь и сам так поступает. В последнее время в одной квартире шёл негласный бой за достижения в области духа. Параллельно, находясь в соседних комнатах, в одно и то же время он и его жена отыскали новые варианты путей собственного развития. Он знал, чем всё это может кончиться. В книжках встречались упоминания о подобных случаях. Доведя свою защиту от сторонних вмешательств до предела, эта пара отгородилась не только от «чужих», но и друг от друга.
Он робко постучал в дверь её комнаты, которая некогда была их общим кабинетом. Она открыла дверь, коротко заглянув к нему прямо в глаза, и вернулась за стол. Он застыл на пороге. Кабинет было не узнать. Тут и там в беспорядке лежали открытые книги. На полках виднелись тёмные пятна пустоты. Жена сидела за столом, со всех сторон обложенная книгами, словарями и развёрнутыми таблицами. На ней была всего лишь длинная шерстяная кофта. Волосы были заколоты кое-как в явной спешке. На столе среди книг в беспорядке было расставлено пять или семь кружек из-под чая. Молодая женщина, сидящая перед ним, что-то напряжённо выискивала в толстенной старой книге. «Ну, заходи, заходи…» - поторопила она стоящего в дверях. Немного поколебавшись, сделав шаг вперёд, неловко закрыв за собой дверь, он нерешительно подошёл к спутнице жизни со спины и, слегка приобняв, прошептал на ушко: «Как дела у моей красавицы?» «Я уже скоро заканчиваю,» - последовал заученный стандартный ответ. Она была полностью поглощена работой над этой книгой, и, как само собой разумеющееся, заканчивать не собиралась. Муж наклонился ещё ниже и поцеловал её в уголок губ возле щеки. «Ещё одну секундочку… Я уже сейчас…» - протараторил объект ласки. Было вполне понятно, что пока она так занята, он может делать всё, что захочет. К тому же, хотелось обратить на себя внимание… Рука его скользнула под нижний край кофты и, уже под шерстяной материей, поползла вверх… Взгляд невольно скользнул по книге, с древними надписями... «Некрономикон»!!! Они никогда не открывали его по одиночке, плюс к этому, обещали друг другу никогда не использовать его магических формул. А теперь она, его жена, одна в комнате уже который день проводит какие-то расчеты! Это было границей. Одним рывком он поднял её со стула и перекинул через плечо (Какой же она была лёгкой!). Такого поворота событий жена никак не ожидала. Теперь ей просто пришлось оторваться от своих записей и прочего. Её собственный муж нёс её же саму куда-то по квартире. Едва в голову пришла мысль о том, что неплохо было бы и поотбиваться, как мужчина уже сильно и грубо бросил её на кровать. В следующую же секунду он склонился над ней и всем своим весом придавил к кровати, лишая возможности движения. Лица их были рядом и, где-то между их телами, ощущалось биение обоих сердец. Он поцеловал её, будто бы рывком, умудрившись больно укусить, и сразу же абсолютно спокойным голосом сказал: «Надо поговорить.»
Да, как он и догадывался, она практически всё знала. Она знала, что он занимается поиском зеркал. Как он мог так легко попасться. Хотя, она всё равно бы узнала. Жена как-никак. Она рассказала только лишь, что практически отыскала путь Врат Серебряного Ключа, и теперь занимается сопоставлением систем координат. Больше она ничего не сказала, а только попросила его не мешать ей в этом деле. Взамен она согласилась не интересоваться его духовными путешествиями. Разговором он был доволен.
Чемоданы были собраны. Потребовалось совсем мало времени на необходимые приготовления. Он уже готов. А началось всё с того, что жена пришла к нему в комнату, прервав видения зеркал, и предложила поехать за город – отдохнуть. Свежий воздух, особенно весной, очень приятен и полезен для двух уже практически «комнатных» людей. Невообразимые приключения ждали их и он это понимал…
Свежий воздух больно ударял в голову. Свет ослеплял, прорезая острыми солнечными лучами давно сложившуюся обстановку мыслей. Всё вокруг казалось зеленоватым. Непривычно и так противно. А она радовалась. Улыбалась и как маленькая прыгала вокруг. Но он смирился. Что ему ещё оставалось делать? Внутренне он согласился на новые поступки. Пусть ему будет больно. Пусть ему будет не приятно. Но все эти ощущения будут давать неизменную радость вновь открываемого. А если что-то есть новое в жизни, значит, жизнь не напрасна. А если жизнь не напрасна, значит, где-то впереди маячит счастье. Желательно одно и большое. А по-другому никак.
Что ж, хорошего отдыха не получилось. Он чувствовал себя виноватым. Ну не смог он забыть о зеркалах. Не смог так же хотя бы сделать вид, что не думает о чём-то сугубо личном. Молчание с его стороны, однако, не раздражало спутницу. Она с успехом использовала предоставленное время, чтобы вдоволь наговориться. Он молча кивал в такт её голосу. Он знал, что у его жены нет близких подруг, поэтому женские речевые атаки сносить приходилось лично. Привычка – хорошее дело! Она тараторила без умолку о разных глупостях. О ценах, о книгах, об одежде, и о многом другом, о чём обычно женщины могут говорить бессмысленно и часами. Он терпел. Ничего не отвечал. А потом она резко собралась, поймала попутную машину, и они вместе уехали домой. Весь обратный путь жена молчала, глядя в окно машины. Ему не пришло в голову другой мысли, кроме как уставиться в собственные колени и молча добраться до места назначения.
Откуда у них были деньги? Этот вопрос он перестал задавать себе приблизительно месяц назад. Примерно в то же время, когда раздался телефонный звонок, и равнодушный голос сообщил о его увольнении. Ему было всё равно. Занятия поиском всё новых и новых зеркал увлекали человека куда больше, чем повседневные дела. Жена готовила завтраки и ужины, убирала квартиру, куда-то постоянно уходила и возвращалась, невыносимо часто хлопая входной дверью, что до крайности раздражало мужа. Он не помнил её сердитой за всё это время, так же не помнил спящей, отдыхающей. Физически он всё ещё жил с этой странной женщиной, частенько днями и ночами не выходя из своих духовных путешествий, для которых требовалось время, очень много времени. Он был занят….
Сегодня на ней было голубоватого оттенка платье. Среди зеркал её силуэт выглядел почти божественно. Среди зеркал….
Ещё хоть раз. Пожалуйста. Ещё хоть раз взглянуть в её глаза. В глаза настоящего, живого человека. Она находится за стенкой. В обоих смыслах. И он её больше не интересует. Как мужчина не интересует давно, а как партнёр по жизни – ещё раньше. Наш герой сейчас лежал скрючившись на кровати. Можно было предположить, что у него дико болел живот. Но это было не так. Ему смертельно хотелось, чтобы в его организме что-либо перестало нормально функционировать. И тогда бы жена заботилась о нём. Приносила чай в постель, готовила сладкие бутерброды, открывала форточку. Он сделал усилие и подошёл к зеркалу. Пытаясь как можно более адекватно оценить свой вид, заключил – срочно необходимо было побриться! Кому он может показаться в таком неимоверном виде? Никому. Хотя несколько часов назад ему было абсолютно всё равно. Абсурд. Он хотел быть красивым для этой женщины. Ни умным, ни знающим, ни прекрасным, а просто-напросто красивым. Чтобы именно она, эта живая и настоящая женщина, смотрела на него, любовалась, не отводила глаз, восхищённо хлопая ресницами. Смотрела только на него, но ни в коем случае не на пожелтевшие страницы книг. Хотел внимания, причём много. Чётко сформулировав свои желания, он поднял руку, чтоб открыть дверь и увидел собственные заляпанные в глине пальцы. Точно! Как он мог забыть? Этой ночью он был среди развалин Египта. Куски рваной одежды, глина тут и там, сухой воздух безвременья - всё это моментально всплыло в памяти. Постепенно навалилось понимание, что течение событий уже не развернуть обратно. Слёзы хлынули из глаз. Он, словно пыльный мешок, осел на пол, по пути издавая звук, похожий на смесь вздоха и стона, но только тихо-тихо, чтобы не отвлечь сидящую за стеной женщину от работы.
Он нашёл её дневник. Фантастическим образом, но это случилось. Он дико устал и поэтому не стал читать всё, что там было написано. Просто открыл первую попавшуюся страницу, нашёл заметку с более или менее разборчивым почерком, датированную двумя неделями назад. Всё остальное было читать бессмысленно. Многие страницы были перечёркнуты. Часто записи на русском языке перемежались с записями на иврите и корейском. Буквы походили на каракули. Вид был абсолютно нечитабельный. Его глаза с трудом разбирали слова: «…Посещала мысль о самоубийстве. Это не выход. У меня ещё много дел сегодня. Наверное, завтра. Как только найду координаты, тотчас отправлюсь. Пусть только попробует со мной поспорить. Это моя жизнь. Время года подходящее. Врачи свалят всё на депрессию. Просто и понятно. А он ничего не сможет им рассказать, потому что ничего не видел. Нужно будет только отдать ему свои записи. Передам лично в руки при очередной встрече. Точно. Писать о расчетах на этот раз не буду. Слишком устала. О нём писать тоже не хочу. Это будет повторением уже написанного когда-то. Ничего нового о нём я уже не скажу. Могу написать, что люблю, но это будет не правда, потому что в моей жизни любовь – штука совсем абстрактная и неуловимая. Она есть и её ни в коем случае нельзя отнести к какому-то одному конкретному человеку полностью. Значит, всё таки, люблю. Написать, что я его уважаю? А зачем? Это и без того понятно. Согласитесь, могу ли я не уважать хоть одного человека, имеющего своё мнение. Если я напишу, что считаю его своим другом, то… Минуточку. А что такое «дружба»? Он есть, и я хотела бы дарить ему своё внимание и улыбки. А ему не всё ли равно, Спросят меня. Не знаю. Надо будет полюбопытствовать…» Дальше текст представлял собой каракули и какими-то стрелками и схемами. Он вздохнул. Значит, его жена всё таки нашла кого-то.
Следить за ней он не стал. Только заметил, что домой она стала приносить всё больше музыкальных дисков, не понятно откуда взявшихся. Вся эта музыка только раздражала его. Но он терпел. Пока терпел. По крайней мере, человек за стеной делал для него обеды и ужины, как-то зарабатывал деньги и периодически делал уборку в квартире, где они обитали.
Этой ночью она не пришла домой. Никогда раньше его жена себе этого не позволяла. Всю ночь он нервно курил, мерил шагами коридор, пил неумело приготовленный кофе и смотрел в окно на бульвар. Среди качающихся на ветру веток деревьев он старался поймать взглядом знакомый силуэт. Нестерпимо хотелось есть, но в холодильнике ничего не оказалось. Выйти на улицу он не мог. Уже почти 3 месяца он не выходил даже на балкон. Поиски зеркал никак не могли закончиться. Помощница куда-то пропала. А путешествовать в одиночку ему до боли не хотелось. Он прекрасно понимал, что жена ни за что не согласится ему помогать в этом. На рассвете она появилась на пороге, одной рукой прижимая сумочку к бедру, а второй – на ходу застёгивая блузку. Волосы были растрёпаны. Муж ничего не сказал. Он даже не стал выходить из кухни, чтоб встретить её и поговорить, разобравшись во всём раз и навсегда. А женщина, которая существовала всё это время за соседней стенкой, не заметив пристального взгляда, прошла мимо, на ходу сбрасывая туфли и стягивая юбку. Когда дверь её спальни захлопнулась, мужчина сидящий у окна на стуле медленно и красиво докурил сигарету, встал и пошёл в ванную, чтобы умыться…
Проснулся он от резкой боли. Казалось, болело всё тело. Он открыл один глаз и огляделся. Это была комната его жены. Только в ужасном беспорядке. И, странно, на столе ничего не было. Кружки валялись по углам, большей частью побитые. Чай и кофе были разбрызганы по обоям потёками. Книги представляли из себя бумажное месиво. Листы, испещрённые записями и таблицами, были разорваны и почему-то затоптаны. Он приподнялся на локтях. По какой-то причине на нём не было одежды. На теле были синяки и глубокие царапины. Он определённо не мог понять, почему. Будто тайфун пронёсся по комнате, превратив всё в сплошной кавардак. Память резко напомнила о себе в самый не подходящий момент… Отрывками… Мужчина помотал головой, словно отряхиваясь от страшного сна. Невозможно. Он понял, что жены больше здесь никогда не будет, что эта женщина никогда не вернётся в эту квартиру. Он изнасиловал её.
Зеркал он больше не мог найти. Ни одно не давало подобраться к нему. Он стал бить посуду, рвать книги, разбил телевизор, а потом вообще открыл все краны в доме, включая газовые вентили и краны на батареях. Он снял со стены единственное в доме целое зеркало, сел в углу своей комнаты на пол, обнял источник потусторонних знаний, обычно находящийся на стене и начал плакать, слушая шум воды и свист газа.
Через 5 часов ему сделали инъекцию успокоительного и увезли куда-то очень далеко.
«Я не знаю, зачем я приехал сюда. Мне казалось, что здесь загоралась звезда.»
Ночные Снайперы «Почему я не вижу здесь кораблей…»
17.02.06г. – 14.05.06 г.
Свидетельство о публикации №206051500166