Руки

Предупреждение:
Новелла из разряда «чернухи». Слабонервным не рекомендую. Кроме того, присутствует достаточно много нецензурных слов. Также не рекомендую особо брезгливым.


Собственно, ничего общего, кроме совместных пьянок и перепихиваний с Кузьмой у Таньки с Зоей и Синькой не было.
Танька ушла из дома несколько месяцев назад. Мамашка «вышла замуж», то есть, нашла себе нового партнера для распития спиртного и боев местного значения, на семнадцатилетнюю Таньку плюнула вообще, ни денег, ни шмоток, ни даже какого-либо подобия ласки Танька от нее уже давно не видела. Предоставленная себе, Танька болталась по городу, ночевала, когда по дружбе, когда «за разок», у различных знакомых, пьянствовала с ними, участвовала в сомнительного рода разборках, в общем, вела «аморальный образ жизни».
Месяц назад Танька украла у Зои мобильник. Так получилось, что Таньку в тот же день поймали практически за руку. Пацаны видели, как Танька сдавала его в комиссионный отдел, подошли к ней, схватили за задницу и увели на суд в общагу, где жила Зоя. Подруги сначала малость подрались, потом Танька повинилась перед Зоей и инцидент, казалось бы, был исчерпан. Учитывая, что пресловутый мобильник Зоя сама у кого-то навинтила, обижаться последней было особо не на что.

«Собаке – собачья смерть. Не *** тащить что ни попадя. А ты, Синя, не топорщись, все пучком будет. Что они докажут? А докажут – все равно не жалею. Давно мечтала попробовать, каково это, убить человека. Посмотреть, как помирает, как кровью харкает и лицо синеет. Как она ногами-то дрыгала, помнишь? Аэробикой занималась, ха-ха-ха! Не жалею ни чуточки. Здесь тоже кормят, одежду выдают. Ощущения того стоят…».

С Синькой было серьезнее. Собственно почему – Синька? Да по фамилии – Синяева. Всего-то.
Так вот, у Синьки Танька увела Кузьму. Вернее, не то, чтобы увела насовсем, просто дала ему пару раз и с тех пор Кузьма систематически подначивал Синьку «Вот, Танька, она это дело любит. И умеет. Учись, старуха!». Синька действительно была старуха – целых двадцать три. А то и все двадцать четыре.
Кузьма-то тоже ненамного моложе, ему двадцать первый пошел, из армии только откинулся. Пока Кузьма был в армии, у него умерла старшая сестра. Умерла от туберкулеза, что в наше время звучит на грани фантастики. Мать с горя тоже начала закладывать, когда трезвела, было похоже, что у нее «поехала крыша» - она заговаривалась, называла Кузьму сладеньким, судорожно наводила порядок в квартире. Кузьма не любил оставаться с ней дома, поэтому практически там не появлялся.

«Ууу… сука! Втянула ты меня в это дерьмо, без Кузеньки меня оставила! Чтоб тебя вши живьем сожрали! Сиди теперь тут, черт знает сколько! На волю хочу, к любимому! Тебе, небось, хорошо живется: вон, дневальная, говорят, ты теперь. И потрахаться тебе есть с кем, знаю, против девочек никогда не была. А мне что делать? Дрочить прикажешь? Кузя мой… милый. Все пройду, весь срок от звонка до звонка отсижу, его дождусь, встречусь с ним напоследок, а потом – хоть трава не расти. Хоть к Ней меня, на Бахтин».

В тот день они втроем помянули Кузину сестру. Да засиделись на кладбище. И то ли водки многовато было, то ли обстановка создавала настроение, только начали они Таньку учить жить.
- Ты, ****ина! – хриплым голосом начала Синька, - не парься, Кузя с тобой сегодня не уйдет! Он со мной будет! И не только сегодня, поняла, тварь?
- Да пшла ты на *** со своим Кузей! – огрызнулась Танька, чувствуя, как по спине пробежал холодок страха, уж больно агрессивной стала Синька, - нужен он мне!
- Ах, не нужен? Дерьма не держим, да? Дерьмо только я подбираю, так, что ли?
И Синька вцепилась Таньке в волосы, о чем давно мечтала. Девчонки упали на мокрую от вечерней росы траву, росшую между могилами, начали кататься по ней, избивая друг друга и одновременно пытаясь защититься. Танька на какое-то время одержала верх, уселась верхом на соперницу, Синька ткнула ее кулаком в низ живота, Танька завалилась вперед и вправо и налетела на надгробие Кузиной сестры головой. И вырубилась. Поняв, что противник в отключке, Синька начала потихоньку трезветь, скинула с себя обмякшее Танькино тело, села перед ним на корточки и попыталась нащупать пульс.
- Да, ****ь, ты ее башку пробила! – прокомментировала Зоя, показывая на тоненькую струйку крови, расползающуюся по мраморной плите.
- И че делать теперь с ней? Тут бросим – утром очухается и настучит на нас. А не очухается, все равно вычислят!
- Девки, ну вы чумовые! Ты на фига ее так? – Кузьма расстегнул Таньке блузку и стал нащупывать сонную артерию, - жива хоть?
- Была живая, станет мертвая! – у Зои в руках откуда-то появилась замасленная грязная веревка, - кончать ее надо. А то ****ец нам придет.
Силенок задушить Таньку у Зои не хватило. Танькино лицо посинело, она хрипела, пыталась закричать, но грудь ее продолжала подниматься и опускаться.
- Дышит, тварь… Кузька, а ну-ка ты! Ты мужик!
Кузьма перевернул Таньку на живот, уперся коленом между лопаток и натянул концы веревки. Ноги Таньки начали биться по земле, тело несколько раз дернулось и замерло.
Дело было сделано. Оставался один вопрос: что делать с трупом? Мысль о том, что труп надо обезобразить, чтобы Таньку не опознали, пришла в голову всем одновременно.
С собой был нож, которым резали хлеб и колбасу. Нож немаленький, Кузе от отца достался, а тот был охотником. Этим-то ножом Кузя и попытался отрезать Танькину голову.
Кто-то вспомнил, что Танька судима по малолетке, и у нее снимали отпечатки пальцев. Значит, и по рукам могут опознать. Кузя переключился на руки. Кисти удалось отрезать, их закопали в овраге. А голову так и не смогли отсечь, хребет оказался слишком толстый, а Кузя, в отличие от отца, охотничьих навыков не имел.
Тело, не долго думая, закопали в двух кварталах от оврага, где уже были закопаны руки. Место там низкое, могилы копать не скоро будут, значит, и до трупа не скоро доберутся.

«Слышь, Зой… По ночам уснуть не могу – Таньку вижу. Стоит на краю сестриной могилы, белая вся, на лице кровь, шея распухшая. И руки тянет ко мне, Кузя, говорят, милый, за что ты меня? А рук-то и нет… Обрубки одни! Здесь говорят, что это первый год всем такое чудится. А я утром встаю, смотрю – а у меня ладони в крови. И следы от веревки на них. Как от нее отвязаться, не знаешь?»

Танькина мать на суде заявила иск на пятьсот тысяч рублей. В качестве компенсации причиненных ей нравственных страданий. На вопрос суда, в чем выразились ее страдания, мамашка простодушно ответила: «А вот дочка выросла бы, работать пошла… А я стану старой, кормить меня кто будет? Дочки-то нет…».
Подсудимые сидели в клетке и ржали над теткой. И никакого раскаянья в их глазах не было видно.
Записки, изъятые надзирателями в Сизо, были приобщены к уголовному делу.
Говорят, от Кузи отказалось пять или шесть адвокатов. А одного даже тошнило после ознакомления с материалами дела.