Дом с садиком

 Дом с садиком.

 Много-много раз я проезжал мимо этого здания на электричке. Много-много раз проезжал мимо него на автомобиле. И каждый раз оно манило меня к себе. Между шоссе и железной дорогой, огороженное высоким забором, со своей котельной и уютным в любое время года садиком вокруг – так хотелось мне остановить машину, или выйти на ближайшей станции из вагона, и – исчезнуть в этом доме. Я сидел бы себе в комнате с видом на лесной массив и Финский Залив вдалеке, на последнем этаже, жил бы в ладу с окружающей меня природой и… Не знаю, наверное, эта жизнь могла бы быть моей. Хотя…
 - «Девчонки, кто хочет за меня замуж? Я – тубик! Жить мне осталось недолго, а квартира у меня большая! Не пропадать же добру!» - так кричал пьяненький тщедушный мужичонка в троллейбусе одним из дождливых питерских осенних дней. Валентина ехала в этом же троллейбусе, маршрутом которого она ездила уже двенадцать лет – с тех пор, как переехала в этот город из деревни. «Не пропадать же добру» - с этой фразой её воспитала мать, поэтому, когда мужичонка на одной из остановок направился к выходу, она пошла вслед за ним. Не почему-нибудь - просто повинуясь какому-то внутреннему порыву. Она сама потом удивлялась: вроде бы рассудительная тридцатичетырёхлетняя женщина, старшая медсестра одной из солидных больниц – и вдруг просто пошла за каким-то пьянчугой.
 Но факт налицо: через месяц они уже расписались, а ещё через полгода Валентин отдал Богу душу, оставив своей Валентине роскошную «трёшку» на Васильевском, в старом доме с видом на Неву. Что ж, и в наше прозаическое время случаются сказочные истории. Правда, с современным оттенком. Но это мелочи.
 И вот тут-то всё и началось. А точнее, закончилось. Казалось бы, живи, Валя-Валентина, и радуйся! Ан, нет. Ей вдруг стали всюду видеться туберкулёзные палочки. Серые, противные, со злыми ухмылками на плоских круглых рожах, они кишели во всему дому. Сидели, съёжившись, в щелях между половицами. Затихорились в самых тёмных закутках шкафов и книжных полок. Притаились в дальних углах квартиры.
 Подруги-медсёстры, погрешив на переутомление и естественный стресс после смерти какого-никакого, но мужа, помогли Валентине сделать ремонт, и отправили её в отпуск – в деревню, к маме, благо на дворе был июнь.
 Но туберкулёзные палочки не отступили и после ремонта. Даже с собой в деревню Валя умудрилась их прихватить, несмотря на свою природную и профессиональную чистоплотность. Она парилась в бане каждый Божий день. Стирала вещи в ядрёных порошках. Заваривала отвары из трав. Не помогало. Обозлённые палочки лишь отступали, собираясь для новой атаки. Валентина вернулась в город. Проклятые палочки устроили за время её отсутствия настоящий шабаш. Они уже ползали по квартире, никого не боясь и не стесняясь. А когда Валентина бросилась их опрыскивать специальным дезинфицирующим средством, то подлые твари будто купались под струями Валиного опрыскивателя, злорадно глумясь и дразня свою врагиню.
 …В тот дом, который я облюбовал себе для возможной жизни, Валентину привезли на машине такие же, как и она, люди – в белых халатах. Она спокойно, без принуждения, вошла в ворота, затем в подъезд, поднялась на последний, четвёртый, этаж, и зашла в свою новую комнату. Комната, в которой ей теперь предстояло жить, называлась палата. Из неё открывался чудный вид: за шоссейной дорогой, по которой бегали игрушечные машинки, был густой тенистый парк, а за ним – море. И неважно, что это был за парк и как называлось море. Взгляд у Валентины был покойным. Ничто её больше не волновало. Красивый вид из окна и полное отсутствие доконавших её тварей. Значит, всё хорошо. Я даже в чём-то ей завидую. Но эта зависть какая-то туманная. И белая.