Идеи и вещи

 

-1-

В середине июля Стёша с изумлением увидела себя в списке поступивших на худграф герценовского института.
«Как приняли её рисунок гипсовой головы?!?»
А она ведь трудилась на экзамене безо всякой надежды, ей просто было стыдно уйти.
Самоучка, провинциалка - Стёша должна была делать впервые то, на чём все остальные основательно набили руку в художественных школах.
Стёша смущённо взяла карандаш. Вгляделась в гипсовый профиль юноши. Он был неестественно бледен, пустые глазницы, впитали то волнение, с которым из года в год на него взирали испуганные абитуриенты.
Стёша не спешила - она уже смирилась и расслабилась. Прикрыла глаза, как обычно делала, когда хотела что- либо изобразить. При первом знакомстве органы чувств только мешают.
Ведь в действительности вещи существуют независимо от нашего восприятия.
Чтобы познать - необходимо уловить предмет вне пространства и времени, тогда, когда он ещё не существовал для нас, был чист и свободен от представлений о нём.
Стёша улыбнулась - молодость, дерзкая, смелая, не знающая компромиссов и осторожности с вызовом открылась ей. Но вместе с тем, она ощутила прилив неудержимого сострадания…
Стёша с удивлением открыла глаза и всмотрелась в бюст. Сотни глаз, казалось, одухотворили его, придали ему нечто человеческое.
Какое одиночество, состояние обречённости - быть всего лишь белой головой, с которой стирают пыль, убирают в шкаф, после экзаменов. Но головой человеческой, способной испытывать жажду любви, потребность в участии.
Действительность для этого гипсового юноши не знает будущего. Момент настоящего потерял для него измерение, утонув в однообразии.
Стёша вздохнула и стала быстро рисовать. Как мучительно бьётся нереализованность, как тяжко без ответа, как страшно, оставаться одному в окружении десятков глаз, равнодушных и холодных…
Экзаменатор забрал Стёшин рисунок, и произошло удивительное. Технически безграмотная её работа выглядела живой, другие же профессиональные - безликими.
Члены комиссии, будто очарованные передавали друг другу Стёшин лист, кивали... Вопрос о её поступлении решили единогласно.
 
-2-

До устройства в общежитии Стёша поселилась у дальней родственницы на кухне. Она очень боялась обременять кого бы то ни было, поэтому целыми днями бродила по Петербургу.
Город понял её, он её принял .
Стёша в восторге путешествовала, забывая есть и пить, но только свежела и здоровела. Счастье наполняло её.
В жаркое августовское воскресенье возвращалась Стёша из Петергофа, где отдохнула в изысканных россыпях фонтанов.
Электричка, слегка покачиваясь, летела вперёд.
Стёша представляла, как ускоряется и само время, как несётся пространство, и на такой скорости уже невозможно разглядеть предметы, невозможно постичь и понять их.
И вместе с тем, быстрота очаровывала, расслабляла, виды русской родной природы вызывали нежность, переходящую в восторг.
-до-ма-до-ма-до-ма,- радостно выстукивали колёса.
-Россия для русских,- перерезал их журчание, гортанный выкрик.
Четверо молодцев в чёрных куртках, с нацистскими повязками, как микробы,которые усиливаются в массе; вошли в вагон.
-Бей жидов - спасай Россию!- вопили они.
Стёша с ужасом заметила недалеко от них очень пожилую и очень ярко выраженную еврейку, читавшую Канта в подлиннике.
Стёша поспешно встала между компанией и старушкой.
Возмущение придало её деревенской, простенькой красоте странную величественность. Парни, привыкшие к испуганному молчанию, споткнулись об это искреннее выражение неприятия. Будто сама Россия в образе белёсой, курносой девушки преграждала им дорогу.
Вяло крикнув, ещё пару лозунгов чёрные фигуры ретировались.
Спутница дочитала страницу и внимательно посмотрела на Стёшу.
Волевого и цельного человека легче всего ранить, если навязать ему помощь, когда он был беззащитен.
Стёша угадала состояние старушки и воскликнула с обескураживающей непосредственностью:
-Не могла же я сидеть и глядеть, сложа руки!
Фраза повисла в воздухе.
Пожилая аристократка холодно и пристально погрузила бездонный взор своих чёрных глаз в прозрачную голубизну стёшиных. Между ними возникло некое совпадение направлений, тех направлений, которые так гениально описал Иммануил из Кенигсберга.
Старушка встала выходить, с королевской осанкой, недоступная, гордая, но на миг, не удержалась, помедлила и с благодарностью сжала стёшины пальцы.
Проводив спутницу изучающим взглядом, Стёша поспешно вынула карандаш с блокнотом и стала набрасывать её портрет, стараясь не потерять заряд редчайшего иммунитета к социальным завихрениям. Стёша понимала, что подобная прочность создаётся духовным подвигом многих поколений, и на ней, как дом на фундаменте, покоится мир.