Эра Водолея

Было восемь часов утра, когда Иван, поеживаясь от холода, вышел из своего подъезда на улицу. Осень в этом году выдалась необычайно холодная. Несмотря на то, что было только начало октября, по ночам столбик термометра уже опускался ниже нуля, и под ногами Ивана хрустела ледяная корка, которой покрывались под утро лужи.
Сегодня в городском Центре социальной защиты Нововладимирска должны были выдавать пособия по безработице за позапрошлый месяц, и он проснулся пораньше, чтобы вовремя занять очередь. Пособие было скромным – 30 миллионов рублей, или 14 долларов, но и эти деньги были необходимы. С тех пор, как Иван со своим старшим братом Олегом остались вдвоем, они едва-едва сводили концы с концами.
Их мать, добрая, тихая и нестарая еще женщина, умерла от холеры во время последней эпидемии, полтора года назад, а отца Иван вообще почти не помнил – его сослали в полярные поселения по подозрению в пособничестве экстремистам еще тринадцать лет назад, сразу после знаменитого антиправительственного восстания 2008 года и ввода в Российскую Федерацию американских миротворческих сил. Тогда в поселения ссылали вместе с участниками военных действий всех активистов оппозиционных партий и движений, а заодно иногда и просто подозреваемых в неблагонадежности, без разбора. В это время Ивану было чуть больше десяти лет, и ничего удивительного, что образ отца уже почти стерся в его памяти.
За лето Иван отвык от холода, и сейчас его колотила крупная дрожь и время от времени передергивало. Не сказать, чтобы дома было намного лучше – отопление всегда включали не раньше начала декабря, так что приходилось спать не раздеваясь, под кучей одеял и всякого тряпья, чтобы сохранить тепло, но, по крайней мере, в квартире не пронизывал до костей ледяной ветер.
Утреннее небо имело мрачные расцветки – ветер тучами гнал по нему тучи серого дыма и сажи со стороны перерабатывающих заводов за городом. Что именно они там перерабатывали, Иван не знал. Эти заводы строила компания «Америкен Индастриз», и в те времена все жители города возлагали на них большие надежды – думали, что появятся, наконец, рабочие места. Но потом оказалось, что для работы требовались главным образом квалифицированные специалисты, а таковых в Нововладимирске можно было пересчитать по пальцам.
Два года назад заработал первый завод, и через некоторое время горожане заметили, что солнце теперь даже в самые безоблачные дни было как бы подернуто дымкой, и его свет приобрел казавшийся сначала неестественным красноватый оттенок. Но к этому быстро привыкли и перестали обращать внимание. Только мать Ивана, когда была жива, частенько печально покачивала головой и говорила: «Какое место загадили, ведь почти курортный город был, люди в отпуска отдыхать приезжали, а сейчас…» Он вообще любила причитать и жаловаться по различным поводам, и Иван в такие моменты старался не обращать на мать внимания, а когда она совсем надоедала ему своими речами, то мог и прикрикнуть на нее. Иван не любил стариков, и даже при всем желании не мог представить себе, что сам когда-нибудь стане старым и немощным. Он был молод – всего 23 года, полон бурлящей энергии и надежд на будущее, о котором, кстати, стал последнее время задумываться все чаще. Единственная беда была в том, что некуда было эту энергию применить, не с чего начать.
Когда Иван был мальчишкой, у него, как и у всех его сверстников, была одна мечта – разбогатеть и уехать в Америку. Потом, повзрослев, он начал более реалистично смотреть на вещи, и понял, что ни в какую Америку он не уедет, хотя бы из-за лимитов на въезд в нее иммигрантов из развивающихся стран, да и разбогатеть сейчас в России – большая проблема. Времена дележа бесхозных, ничейных богатств и наживания больших капиталов прошли – все поделили еще лет двадцать назад, когда Иван был еще в младенчестве. Он просто опоздал родиться. Но и поняв все это, он не отчаялся, и сейчас, когда для всех его друзей детства пределом мечтаний стало получить работу на заводах «Америкен Индастриз», он мечтал о большом будущем, хотя смутновато представлял себе, как это будущее будет выглядеть. Конечно, своими мыслями Иван не делился ни с кем, даже с родным братом, понимая, что его просто засмеют.
Оставалось только замкнуться в себе и бродить по грязным улицам, строя туманные планы и грезя о том, как однажды он накопит денег и уедет из родного, но глухого и до смерти надоевшего Нововладимирска в Москву, и станет там телеведущим (это была самая заветная мечта после Америки), фотомоделью, или, на худой конец, платным любовником при какой-нибудь богатой вдове, а еще лучше – сразу нескольких вдовах.
Иван имел некоторые основания так думать. Основаниями были его метр восемьдесят шесть роста, безупречные нордические черты лица, светлые волнистые волосы, зеленые глаза и атлетическое, несмотря на постоянное недоедание, телосложение. Он был красив, как языческий бог, и вовсю пользовался этим, сменив с пятнадцати лет не один десяток любовниц, пока наконец не остановился на нынешней – Ирине. Брат Ивана, Олег, хотя и был похож на него лицом, уступал ему ростом и шириной плеч, и к тому же носил очки, потому что испортил зрение за чтением, к тому же из-за своей любви к книгам имел среди знакомых, да и у собственного брата, репутацию слегка чудаковатого. Иван, как и вся молодежь в Нововладимирске, не читал ничего, кроме порнографических журналов и комиксов.


Когда Иван добрался, наконец, до Центра, там уже скопилась огромная толпа – сегодня был единственный день в этом месяце, когда можно было получить пособия. Несмотря на такой ранний час, три четверти толпящихся находились уже в разных степенях опьянения. Из глоток вместе с белесым паром вырывался перегар и многоэтажный русский мат, то и дело перемежающий англоязычные фразы. Разговаривать в присутственных местах по русски, даже в таких провинциальных городах считалось признаком дурного тона и дремучести. Фактически, официальным языком в России был английский.
Иван занял очередь в хвосте толпы и стал осматриваться в поисках знакомых лиц, переминаясь с ноги на ногу от холода. Знакомые отыскались сами – несколько приятелей и приятельниц, которые тоже стояли за пособием, подошли дружной компанией и первым делом сунули Ивану в руки полуторалитровую бутыль из-под какого-то дешевого напитка, наполовину наполненную тошнотворной на вкус, как обычно наполовину разбавленной водой, но все же крепкой жидкостью, продававшейся на разлив в соседнем продовольственном магазине. Иван, морщась, сделал два глотка, чтобы согреться.
Одна из приятельниц – Света, которая жила в соседнем с Иваном доме, рассказывала, как ее старшего брата позавчера до полусмерти избили «синие каски», отбив ему почки и повредив позвоночник, так что он сейчас лежит дома прикованный к постели, и надежды на выздоровление очень мало. Иван немного знал ее брата – спокойного, добродушного двадцатипятилетнего парня, и ему было искренне жаль беднягу.
Вообще, «синие каски», как называли солдат американских миротворческих сил, застрявших в России с 2008 года, за последнее время убили в пьяных драках и просто так, от скуки, больше двух десятков человек. В Нововладимирске их стоял целый гарнизон – для охраны заводов и якобы поддержания порядка, и это являлось настоящим проклятием для города. Никакого порядка они не поддерживали, скорее, наоборот. Жители города ненавидели их, даже несмотря на то, что все они были американцами – очень уж не вязались холеные морды грубых и наглых молодых солдафонов со сложившимся благодаря телевидению стереотипным образом благодушных и доброжелательных благодетелей-янки, «старших братьев».
«Каски» чувствовали себя в городе полными хозяевами – оскорбляли на улицах всех прохожих, независимо от пола и возраста, тех, кто им особо не нравился – останавливали и избивали, как это случилось позавчера со Светкиным братом, вламывались в квартиры, а прошлым летом придумали себе новое развлечение – приезжали группами по несколько человек на единственную в городе дискотеку, хватали приглянувшуюся девушку, или даже несколько девушек, уводили их, в редких случаях, когда девушки оказывали сопротивление – утаскивали, и тут же, в парке неподалеку от дискотеки жестоко насиловали, так что крики жертв были слышны толпящимся у входа в клуб. Или, когда стало холодно – увозили их с собой, и тогда девушки не всегда возвращались, и никто не знал, где их искать, и что с ними стало. И хотя ответ на эти вопросы напрашивался сам собой, даже родители исчезнувших девчонок не брались докапываться до подробностей, понимая, что дочь уже не вернешь, а вот крупные неприятности нажить можно. Даже если бы они и смогли что-нибудь доказать, в самом худшем для солдат случае их просто отправили бы домой, в США.
Конечно, «каскам» не нужна была ни видимость порядка в городе, ни дискотека в грязном, полуразвалившемся здании, бывшем когда-то домом культуры. Единственной целью подобных вылазок была скука и желание еще раз указать «русскому стаду», как они называли горожан, на его место.
У солдат была и своя ежевечерняя дискотека, не сравнимая с городской, и бары с девочками, которые за банки тушенки, шоколадки и настоящие заокеанские напитки были готовы на все. Таких в Нововладимирске было немало, и их не осуждали – большинство гарнизонных девчонок пошло туда не от хорошей жизни. В этом городе почти все знали на собственном опыте, что такое голод. Этих девушек скорее жалели, а вот американцев ненавидели еще больше. Время от времени ребята из наиболее боевых строили планы подстеречь где-нибудь поздно вечером компанию солдат – они обычно ходили группками по три-четыре человека, неожиданно, а-ля ниндзя, чтобы они не успели вытащить пистолеты, напасть на них, и выместить всю накопившуюся злобу, но планы всегда так и оставались планами.


Толпа все прибывала, а Центр, который должен был открыться полтора часа назад, все не подавал признаков жизни. В конце концов, после еще получаса топтания на холоде было объявлено, что выплата пособий сегодня производиться не будет по техническим причинам, и деньги можно будет получить только послезавтра. Толпа издала сдержанный гул разочарования и стала быстро рассасываться. Всем собравшимся было не привыкать к подобным вещам.
Ивану было не по пути с компанией – большая ее часть направлялась пьянствовать, а у него во-первых, не было денег – последние рубли и центы кончились еще четыре дня назад, а во-вторых, напиваться с утра, чтобы к вечеру болеть с похмелья просто не хотелось, тем более что вечером он собирался к Ирине. Поэтому он отклонил предложение друзей и направился в сторону дома вместе с соседкой Светой, которая спешила к прикованному к постели брату.
Солнце поднялось уже высоко, лед на лужах и иней растаяли, стало немного теплее. Иван больше не выбивал зубами барабанную дробь.
На перекрестке, уже недалеко от своих домов они остановились, пораженные невиданным еще в Нововладимирске зрелищем. Из-за ближайшей пятиэтажки плавно выворачивал огромный, сверкающий лаком черный лимузин. Он все двигался и двигался, а конца ему еще не было видно. Иван невольно раскрыл рот от удивления. Он вообще отвык от вида транспорта на улицах города – с тех пор, как перестали продавать бензин, машинами в Нововладимирске пользовались только городская администрация и офицеры гарнизона, да еще изредка мелькали автомобили заезжих кавказцев. Но на таких «крейсерах» кавказцы не ездили – они предпочитали машины спортивного типа, а махины подобные этому Иван видел только по телевизору.
Лимузин, наконец, развернулся и проехал почти рядом с остолбеневшими Иваном и Светой. На его широкой «заднице» красовались американские номера.
 - Видно, какая-то «шишка» из Москвы – произнес Иван, глядя вслед удалявшемуся красавцу.
Хотя Ивана никто никогда не учил эстетике, он по настоящему любил все красивое, и особенно – красивых женщин и красивые автомобили. Но если женщины вокруг него были, и были весьма доступны, то автомобили – хорошие и дорогие, а не те, на которых ездили мэр или военные, он мог видеть только по телевизору, в американских фильмах или автоновостях. Именно поэтому автоновости были одной из его любимых передач. Только что проплывший перед самым носом Ивана лимузин был чудом из сказки – далекой и недоступной. Ивану стало тоскливо. Он распрощался со Светой и заторопился домой.
В подъезде пахло дымом от костров, которые палили в квартирах по соседству их обитатели – бомжи, оккупировавшие опустевшие после волны эпидемий, когда люди вымирали целыми семьями и домами, и так никем и не востребованное жилье, и обосновавшиеся там. Сначала Иван хотел разогнать их, но потом передумал – мешать они не мешали, и у них к тому же непонятно откуда частенько появлялись спиртное и табак, которыми они могли поделиться, хотя бомжи нигде не работали, и пособия, конечно, не получали.
Сообщив брату нерадостные результаты своей прогулки, Иван включил телевизор – этот «Акай» остался им еще от родителей и был, наверное, старше самого Ивана – и взобрался на диван, закутавшись в одеяла. В их квартире тоже было что-то типа камина, они сами выложили его из битых кирпичей, но вытяжка была совсем плохая, и огонь старались без крайней необходимости не разводить. По крайней мере, Иван предпочитал немного померзнуть, чем глотать едкий дым.
По телевидению крутили очередной конкурс красоты «Звезда Москвы». Звезды по очереди выходили на подиум, и под музыку разоблачались до трусиков, совершая соблазнительные телодвижения. Ведущий пояснял, что в качестве приза лучшие из красавиц получат контракт на работу в США. Можно было не гадать, какого свойства будет эта работа. Девочки на подиуме старались кто во что горазд – еще бы, им предоставлялся шанс, о каком мечтают сотни тысяч женщин в России. Некоторые были удивительно хороши – Иван в душе позавидовал тем американским мужчинам, которые будут обладать ими в своих борделях или частных гаремах.
После «Звезды» и блока рекламы американских товаров, которых Иван еще никогда в жизни нигде не видел, кроме как на экране телевизора, началась передача «Оракул». Благообразный, с холеной седой бородкой астролог вещал с экрана:
- Нам с вами выпало родиться и жить в России в самом начале астрологической эпохи Водолея, а Водолей, как известно – звездный знак этой страны. Звездная эра Водолея – это эра России. И как на небесах она пройдет под одиннадцатым знаком Зодиака, так и в истории человечества, на Земле – под знаком России. Ведь не случайно именно в преддверии этой эпохи, в конце прошлого века, здесь произошли такие кардинальные преобразования и реформы, которые благотворно сказались на жизни нашего народа, нашей страны, и Россия заняла достойное место в мировом сообществе. И нет сомнения в том, что она скоро преодолеет кризис и временные трудности, и расцветет, как еще никогда не расцветала. Это предопределили звезды.
 - Да, рановато мы родились – иронично сказал Иван брату, который тоже присел рядом, послушать предсказателя. – А то ведь не доживем до расцвета.
Он скептически относился к астрологии.

Незаметно для самого себя Иван задремал, убаюканный гулом телевизора, а когда проснулся, за окном уже сгущались ранние осенние сумерки.
Он соскочил с дивана, сделал несколько упражнений, чтобы согреться, быстро перехватил немного холодной вареной картошки, и стал собираться к Ирине. Следовало поторопиться – путь был не очень близкий, а с наступлением темноты ходить по улицам Нововладимирска было опасно. Иван отнюдь не был трусом, но и дураком он тоже не был, и предпочитал лишний раз не искать неприятностей.
Между тем, пока он разгонял сон и ужинал, стало совсем темно. Одевшись по возможности теплее, Иван вышел в ночь, не забыв засунуть в карман полпачки курительного табака «Кэмэл», и, захватив с собой последнюю поллитровую бутылку самогона – он предпочитал самогон всем дешевым магазинным напиткам, которые являлись ничем иным, как техническим спиртом, разбавленным водой в пропорции один к одному, и слегка подкрашенным.
Заметно похолодало, лужи опять начали подмерзать, к тому же поднялся противный, пронизывающий ветер, и он дул прямо в лицо. Иван помянул добрым словом времена трехлетней давности, когда в городе еще ходили несколько автобусов и троллейбусов – плохо, без всякого графика, но ходили.
Решив сократить путь, Иван пошел напрямик, через лабиринт дворов и переулков. Здесь было очень темно, и он находил дорогу больше интуитивно, чем визуально. Пробираясь по одному из закоулков он случайно наступил на труп какого-то пожилого мужчины, лежавший прямо на дороге, и от этого Ивана чуть не вырвало. Хотя трупы на улицах ему приходилось видеть так часто, что пора уже было к этому привыкнуть, вид мертвых тел всякий раз вызывал у него нехорошие чувства и эмоции.
Когда Иван, отмахав так около двух километров, стучал в дверь Ирининой квартиры, он уже продрог до костей. Ирина открыла сразу, и с радостным возгласом бросилась ему на шею.
- Я совсем заждалась, уже думала, что ты не придешь – пожаловалась она.
- Пора бы уже знать, что если я обещал, что приду - значит, приду – значительно сказал Иван, сдирая с ног ботинки.
- И опять ты гуляешь по городу в такое время. Ведь темно уже.
- Ничего. В такую погоду все уважающие себя грабители и убийцы сидят по домам, одни только влюбленные разгуливают – пошутил Иван.
- Замерз, бедненький? А у меня чайник уже остыл.
Она включила свою старую электроплитку, и тут же вышибло пробки. Иван отправился в прихожую, нашел их там на ощупь и включил опять. Если бы Ирина была одна, она могла бы так и просидеть весь вечер в темноте, потому что она панически боялась всего, что связано с электричеством после того, как убило током ее отца. Мать Ирины еще раньше умерла от холеры.
Иван познакомился с ней совсем недавно – в конце лета, в августе, во время пьянки у одной из общих приятельниц, и они в тот же вечер стали любовниками, а еще немного времени спустя Иван вдруг понял, что испытывает к Ирине совсем иные чувства, чем к предыдущим своим подругам. И не удивительно – он ценил в женщинах прежде всего красоту, а Ирина была настоящей красавицей. В свое время она являлась завсегдатаем офицерского клуба «синих касок», а американцы, надо отдать им должное, знали толк в красоте русских девушек, и отбирали для себя только самых лучших.
Пока закипала вода в чайнике, Иван нашел другой способ согреться. Он увлек Ирину на диван, сбросил с нее и с себя одежду, и ему сразу стало не холодно, даже наоборот. Тело Ирины было горячим и податливым, ее голова металась по подушке, пальцы впивались ему в спину. Через несколько минут они кончили, как всегда одновременно, доведя себя до исступления, и некоторое время лежали, не в силах отдышаться. Когда Иван немного отдохнул, он встал, нашел среди кучи одежды на полу свою куртку, вытащил пачку «Кэмэла», которую так предусмотрительно захватил из дома, быстро сделал две самокрутки и вернулся на диван, протянув одну из них подруге.
- Спасибо – произнесла она, глубоко затягиваясь. – Какой ты у меня заботливы-ы-ый! – И, перевернувшись на бок, снова впилась своими губами в губы Ивана.
Докурив сигарки, они повторили сеанс любви. Иван теперь двигался медленнее, наслаждаясь каждым толчком, каждым Ирининым всхлипом. Наконец она часто-часто, взахлеб задышала, издала протяжный стон, судорожно вытянулась, и тут же второй раз кончил Иван. Они идеально понимали друг друга в постели, и были как бы одним телом.
Чайник тем временем закипел. Полежав еще минуту рядом с Иваном, Ирина встала, надела трусики, накинула на себя теплую рубашку цвета хаки с надписью «US Army» на рукаве, и стала собирать на стол. Она принесла из кухни полбуханки хлеба, сковороду с картошкой, которая тут же сменила на плите вскипевший чайник, варенье в чашечке взамен дорогого сахара, и еще не раскрытую банку тушенки. Эта банка и привлекла внимание Ивана.
Такая тушенка не продавалась в магазинах, ей снабжали только личный состав гарнизона.
- Так… - произнес он мрачно. – Ты опять ходила к этим янки?
Ирина вздрогнула, поняв свою ошибку.
- Только не говори мне, что это осталось от старых запасов, или что ты купила ее вчера у подруги – продолжал Иван, жестом обвинителя указывая на банку.
 Ирина молчала. Иван резким движением привел себя в сидячее положение.
- Ты неисправимая шлюха – бросил он.
Иринины губы дрогнули, на глазах показались слезы.
- Да, неисправимая – медленно проговорила она. – А что мне прикажешь делать? Как жить? На пособие, которого хватает на одну неделю, на хлеб и молоко? Если бы я была мужчиной, то, может быть, выходила бы по вечерам грабить прохожих, но я не мужчина. Я женщина, и живу совсем одна. Что же мне, от голода умирать? Ведь вы, русские, с позволения сказать, мужчины, не в состоянии обеспечить своею девушку хотя бы, элементарно, едой. Ничтожества! Правильно про вас говорят американцы… - голос Ирины стал визгливым, и под конец своего монолога она расплакалась.
- ****ь! – процедил сквозь зубы Иван, и, не говоря больше ни слова, стал одеваться. Ирина стояла молча и неподвижно, как статуя, посередине комнаты, глотая слезы, и только когда Иван накинул куртку и направился к двери, она бросилась к нему с криком:
- Не надо, пожалуйста, я не хотела! Прости меня! Я ведь тебя люблю!
Но Иван грубо оттолкнул ее от себя и вышел, хлопнув дверью.
Холодный ветер опять хлестнул по лицу, но на этот раз он нес с собой мелкие крупинки, которые впивались в кожу как иголки.
«Первый снег» – сумрачно усмехнулся про себя Иван. На душе было крайне пакостно. Видимо, он все-таки по настоящему любил Ирину, и когда холод немного остудил его праведный гнев, захотелось вернуться, зарыться лицом в ее волосы и крепко-крепко прижать ее к себе, будто ничего не произошло, но Иван понимал, насколько глупо это бы выглядело после всего, что они друг другу наговорили.
Что-то оттягивало внутренний карман куртки. Сунув руку за пазуху, Иван обнаружил бутылку самогона, которую он сначала не успел вытащить, а потом совсем про нее забыл. Иван зашел обратно, в подъезд, вынул из горлышка бумажную затычку и сделал несколько глотков. Когда обжигающая жидкость дошла до желудка, все тело передернуло. Он постоял еще минуту, приходя в себя, и быстрым шагом вышел из подъезда. На этот раз Иван пошел широкими улицами – так дорога домой была длиннее, но удобнее. В закоулках по такой темноте, да еще после принятой дозы вполне можно было сломать себе ногу, а то и вовсе свернуть шею, свалившись в какую-нибудь яму. Захотелось курить, но табак остался в квартире теперь уже бывшей подруги.
По дороге Иван еще несколько раз приложился к бутылке, и теперь его уже стало пошатывать из стороны в сторону. Он увидел впереди на дороге свет – навстречу ему шла группа людей с фонариками. Наверняка, это был припозднившийся патруль «касок». В другое время, если бы Иван не был так взбешен и пьян, он, конечно, свернул бы в ближайшую подворотню и подождал там, пока патруль пройдет, или, во всяком случае, перешел бы на другую сторону улицы, но сейчас он уже не боялся ничего, и вызывающе пошел навстречу солдатам.
 Все, что произошло потом, Иван воспринимал смутно, как во сне. Когда он поравнялся с «касками», один из них что-то – что именно, Иван не расслышал, громко сказал, указывая на него пальцем, и вся компания – а было их человек шесть – громко заржала. Ивана привело в ярость то, что над ним смеются, и он громко выкрикнул какое-то обидное слово в адрес американца, которое тому явно не понравилось. Он с угрожающим видом подошел к Ивану и растопыренной пятерней толкнул его в лицо. В ответ Иван выхватил из-за пазухи бутылку, в которой осталось уже меньше трети содержимого, и попытался разбить ее о голову американца. Ему казалось, что он делал это очень быстро, но на самом деле реакции Ивана были заторможены, как у всякого пьяного человека. Противник без труда перехватил его руку и нанес удар – теперь уже настоящий, всерьез, а затем один за другим подскочили остальные пятеро, и все они, столпившись и мешая друг другу начали избивать упавшего на землю Ивана ногами. После нескольких ударов тяжелых, с металлическими набойками сапогов его глаза застлала черно-багровая пелена, и он потерял сознание.

Неизвестно, сколько Иван пролежал так на ледяной земле. Очнулся он от холода. Попытался встать, но тут же опять свалился от резкой боли во всем теле и головокружения. После еще нескольких неудачных попыток он решил не тратить попусту силы и остался лежать на спине, глядя в небо.
Тучи разогнало ветром, и в просветах Иван видел мерцающие холодные, предутренние звезды.
«Наверное, мне что-то повредили внутри, как Светкиному брату, а может быть, и еще хуже» – подумал он, но страха почему-то не почувствовал. Вспомнился труп, на который он наступил в темноте, когда спешил сегодня к Ирине. Нет, уже не сегодня, а вчера.
 Восточный край неба начинал сереть.
«Скоро наступит утро – понял Иван. – Но если я сейчас не смогу встать и пойти, то уже его не увижу. Слишком холодно…». С этой мыслью он снова попробовал подняться на ноги. И когда это ему уже почти удалось, земля перед глазами вдруг качнулась, завертелась спиралью, и ушла из-под сапог.
«Все, конец – успело мелькнуть в голове. – И как глупо…». Это было последнее, о чем он успел подумать перед тем, как снова провалился в бездонную черноту.