Сделка века

1

Третий Всероссийский Конгресс Национальных Сил открылся в Москве в начале апреля. В отличие от предыдущих подобных мероприятий, он не вызвал громкой шумихи в политических и масс-медийных кругах – пресса его практически проигнорировала. Даже корреспондентов либеральных газет, так любящих когда-то пугать обывателя неуклонно надвигающимся русским фашизмом, в зале заседаний было мало – не помогли даже щедрые посулы организаторов конгресса устроить фуршет специально для журналистов, с реками спиртного. Либеральные акулы пера, наверное, были сплошь трезвенниками да язвенниками, а может быть, просто тема, когда-то такая актуальная исчерпала себя, и надо было срочно придумывать для читателя другие страшилки. Русский фашизм явно на эту роль уже не тянул, и на данном этапе мог испугать разве что младенцев перед сном. Только старой закалки шестидесятники из «творческой интеллигенции» все еще ужасались, но как-то уже без энтузиазма, больше по привычке.
 Все это прекрасно осознавали и сами делегаты слета, за исключением, может быть, самых дремучих, поэтому первое заседание проходило как-то невесело, без былого задора и шапкозакидательства. Их было три сотни (не считая гостей и наблюдателей) – представителей разномастных, в большинстве своем кухонных националистических партий, партеек и просто тусовок, съехавшихся в столицу из самых разных уголков России. Сборище смотрелось очень живописно, здесь был представлен весь спектр ультраправого крыла российской политики, все цвета радуги.
Были здесь и представители последних осколков в бозе почившей «Памяти» в фольклорных нарядах, с иконами и хоругвями, предводительствуемые смурными бородатыми попами малоопрятного вида, и суровые язычники, все как на подбор здоровенные, мордатые, будто участники чемпионата по реслингу или по меньшей мере, сходняка «братвы», и бритоголовые скинхэды, обильно татуированные свастиками и рунами, и неистовые нацболы, гениально совместившие в своей партийной эмблеме (а также идеологии) символику СССР и Третьего Рейха… И кого здесь только не было. Еще несколько лет назад никто бы не поверил, что можно собрать всю эту братию в одном месте и в одно время.
В президиуме съезда сидели самые колоритнейшие личности в правом движении – можно сказать, живые легенды. Чего стоил один только депутат Государственной Думы Анатолий Ведеркин, бывший офицер КГБ, а ныне долларовый мультимиллионер и известный на всю страну плейбой, по слухам, один из богатейших людей Москвы. Он был популярен в самых разных кругах – от финансовой элиты до футбольных фанатов. Любимым хобби Ведеркина было представлять Россию на различных международных слетах ультраправых движений или, проще говоря, неофашистов. Говорили, что в прошлом году на тусовке бывших эсэсовцев в Австрии по случаю очередного дня рождения Гитлера Анатолию неизвестно за какие заслуги преподнесли платиновую нашейную пластину, инкрустированную бриллиантами, с профилем самого именинника, и цена этой пластины, по слухам, была сопоставима с годовым бюджетом какой-нибудь банановой республики.
Рядом с обладателем баснословной пластины сидел рок-музыкант Виталий Воскресенский, лидер культовой группы «Солнцеворот», в свое время одной из первых в стране перешедшей с заурядного трэша на модный тогда ой-рок. Кроме музыкальных талантов он отличался еще и недюжинными организаторскими способностями, за короткое время основав целую музыкальную империю, со своей звукозаписывающей фирмой, печатными изданиями и даже радиостанцией. Но известен в народе он был не этим, а своими эпатажными, скандальными выходками, которые он совершал даже не ради славы, как принято у российских «звезд», а исключительно из любви к искусству и по веселости нрава. И всегда спонтанно. Ходили слухи, что лидер уайт-пауэр сцены был большим поклонником зеленого змия.
Кроме Воскресенского творческую интеллигенцию представляли два писателя – один старый, седой «почвенник», уже выходящий на уровень живого классика, которого, конечно, все знали, но мало кто читал, другой – молодой, без конца воспевающий в своих бестселлерах канувшую в Лету, но снова возрождающуюся из пепла арийскую цивилизацию. Бестселлеры были написаны на стыке жанров крутого детектива, еще более крутого боевика, мистики и фэнтэзи, и расходились фантастическими тиражами.
От казачества в президиуме сидел один из многочисленных атаманов, с исторической фамилией Давыдов, отсидевший когда-то за буйность характера и лихие дела в общей сложности 12 лет. Злопыхатели утверждали, что он возглавлял одну из не самых последних московских «бригад», но доказать это в суде пока что ни один из них не взялся.
Остальные члены президиума были лидерами наиболее заметных из представленных на Конгрессе партий, и каждый из них был тоже по-своему замечателен, неповторим и знаменит. Кто-то – тем, что принародно обещал по приходу к власти собственноручно расстрелять в затылок на Красной Площади всех либералов, что только водятся в России, другой – коллекцией сушеных вражеских ушей, собранной им на полях Приднестровья, Абхазии и Косова, третий – тем, что поимел в своей постели почти всю женскую половину российской эстрады…
Основным вопросом на повестке дня было, как легко догадаться, давно уже наболевшее объединение всех националистических движений России в одно целое. С идеей объединения были согласны все, только вот представляли его себе, как выяснилось, все по разному. Причин тому было множество, но главным камнем преткновения, как и следовало ожидать, явились неустранимые противоречия между славянофилами, не мыслящими жизни вне православия, крестных ходов и перманентных массовых покаяний по всякому поводу и без повода, и молодыми, как они сами себя называли, национал-революционерами, которым православие, самодержавие и народность были по барабану. Даже больше того - они в большинстве своем исповедовали язычество, последнее время быстро набиравшее в России силу, или вовсе были атеистами.
В первый день съезда консенсуса достигнуть так и не удалось, и по такому случаю лидеры, объявив сегодняшнее заседание закрытым, решили продолжить прения вечером, в узком кругу, под водочку и закуску. Для проведения этого судьбоносного мероприятия был выбран банкетный зал модного ресторана «Нерон».
 К девяти часам вечера в нем за сдвинутыми столами собрались два десятка радетелей за судьбы России, чтобы наконец определиться, как жить дальше. После нескольких тостов и риторических речей слово взял представитель нацболов - молодой, но уже прославившийся своими хлесткими статьями и выступлениями руководитель питерского отделения партии, Николай Гребешков.
-Я думаю, что никто не станет спорить с тем, что наши общие враги, вненациональная буржуазия, никогда не отдадут принадлежащую им власть легитимным путем - начал он. - Не для того они ее захватывали. Стало быть, чтобы сковырнуть финансово-номенклатурную элиту, нам нужны великие потрясения. Да что уж там ходить вокруг да около, я думаю, все здесь свои, скажем прямо - революция. А для того, чтобы она произошла, как известно, нужна соответствующая революционная ситуация в стране, то есть говоря проще, политическая нестабильность. И мы должны эту нестабильность всячески создавать. Опереться при этом мы можем только на молодежь. Старым пердунам революция на *** не нужна. Они в большинстве своем имеют вяжущих их по рукам и ногам целлюлитных жен, которых надо кормить, пусть плохо оплачиваемую, но работу или пенсию, и собственную убогую жилплощадь с тараканами, и не имеют юношеской энергии и желания переделать мир под себя, присущих только молодости.
 И здесь ситуация в России для нас на сегодняшний момент как нельзя более благоприятна. Да-да, не удивляйтесь - продолжал оратор, уловив скептическое хмыканье, пронесшееся по залу. - Ее уникальность заключается в том, что именно сейчас Россия в наибольшей степени переживает последствия демографического взрыва конца 80-х годов, когда у нас была самая высокая рождаемость за весь послевоенный период. У меня есть статистика, желающие могут потом ознакомиться. Сейчас те, кто родился в 87 - 88 годах заканчивают школы. Дряхлая российская экономика просто физически не сможет всех их обеспечить работой, жильем и средствами для нормального существования, поэтому в их среде будет неуклонно накапливаться недовольство и неудовлетворенность, пока не достигнет критической массы. Но это в идеальном варианте. А чем сейчас занимается молодежь в реальности? Она жрет гамбургеры, запивает кока-колой, смотрит телевизор и выплескивает энергию в мордобитиях на стадионах.
 Так вот, наша главная цель сейчас - направить эту энергию в нужное русло. Мы обязаны переориентировать молодых людей на разрушение Системы, сформировать у них революционное сознание.
 Больше такой возможности у России не будет. Еще несколько лет - и последствия демографического бума пойдут на спад. Второго такого шанса не предвидится. Если мы его просрем - то просрем все, и следовательно...
 Тут Гребешкова перебил плюгавенький, сильно грассирующий православный попик с сильно всколоченной бородой, в которой запутались остатки обильной закуски.
- А не слишком ли вы увлекаетесь геволюцией, молодой человек? А вот мы думаем, что надо не геволюционизиговать сознание, а вегнуться к истокам, к пгавославию, пгизвать весь гусский нагод к покаянию и молитве. Не массовые беспогядки нам нужны, а возгождение хгистианской нгавственности, кгестные ходы и гаскаяние. Тогда пгостит Господь свой нагод-богоносец и не попустит больше власти Антихгистовой, жидовской…
- Да в чем же мне каяться? – обескураженно спросил сбитый с мысли Николай. – Я пока никаких поводов не вижу.
- Все мы гешны. От Господа отвегнулись, помазанника божьего убили…
- Да вы, батюшка, простите, бред какой-то несете – не выдержал вспыльчивый по молодости лет и складу характера Гребешков. – Я, что ли, его убивал? Почему я должен за кого-то каяться?
- Далеки вы от истинного пгавославия, юноша, вот и не понимаете. А еще гусским патгиотом себя называете. Настоящий гусский патгиот – в пегвую очегедь пгавославный человек.
- Хм… Ну почему же непременно православный, батюшка? – мягко попытался урезонить попика Роман Безуглов, председатель экологического движения «Зеленая Россия», являющийся одновременно Верховным волхвом языческой церкви «Веда Велеса». – Ведь среди собравшихся не все православные, но это не мешает им…
 Но Остапа уже понесло.
- Вы, хгистопгодавцы, хуже иудеев! - гальванически размахивал руками попик. - Вы гусские по кгови, и потому с вас за богоотступничество особый спгос! Мало того, что вы служите идолам, а значит, Сатане, так еще насаждаете свою богохульную егесь сгеди гусского нагода-богоносца!
- Мы, по крайней мере, не обвиняем во всех бедах евреев. А вы говорите, что от них все зло в мире, и одновременно поклоняетесь еврейскому племенному богу и его якобы сыну - заметил Безуглов.
- Между прочим, давно доказано, что Иисус Христос был арицйцем - возразил с другого конца стола лидер Русского Национального Союза Буров.
- Кем доказано? - вступился за Безуглова Гребешков. - Скажите мне, как христианин христианину, вы Евангелие то читали? С каких это пор род Давида стал арийским родом? Ведь черным по белому написано: «благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ свой и сотворил избавление ему, и воздвиг рог спасения в дому Давида». Или вы Святому Писанию не верите? Какой же вы после этого христианин?
 Еще через минуту в банкетном зале поднялся невообразимый галдеж - все, как заправские теологи что-то доказывали, цитировали в тему и не в тему Писание и просто ругались, выясняя, кем же был на самом деле Иисус Христос. Повод, ради которого все собственно и собрались, был безнадежно забыт и похоронен.

После закрытия первого дня Конгресса гостеприимные московские скинхэды дружной толпой отправились показывать столицу своим провинциальным собратьям, прибывшим с разных концов России, и поить их пивом. Многие из гостей были в Москве впервые, но культурная программа в этот раз ограничилась в основном осмотром питейных заведений.
К вечеру честная компания, наконец, прочно обосновалась в кафе «У Адольфа» – традиционном месте тусовок столичных бритоголовых, стилизованном хозяевами по такому случаю под баварскую пивную середины прошлого века. Заправлял попойкой Артем Клебанов по прозвищу Штандартенфюрер - еще одна живая легенда правого движения. А славен он был в скиновских кругах тем, что когда-то избил до полусмерти негра-охранника посольства Великобритании, причем в непосредственной близости от самого охраняемого негром заведения, после чего цинично отпилил у поверженного противника тупым ножом полуха.
Власти Москвы вознамерились устроить над вконец распоясавшимся экстремистом показательное судилище с трансляцией по телевидению, и, воспользовавшись столь вопиющим случаем, устроить на бритоголовую молодежь нешуточные гонения, и даже уже начали подготовку к этим репрессиям общественного мнения через СМИ. Но на этот раз все закончилось взаимным хэппи-эндом – ухо пришили на место, а свидетели обвинения вдруг почему-то все как один стали страдать забывчивостью и менять свои показания, так что Штандартенфюрера оправдали за недоказанностью.
После того памятного случая на Артема обратили внимание серьезные люди, и в их числе – Воскресенский, и даже сам Ведеркин. Это они открыли в Клебанове кроме хорошо развитой мускулатуры еще и задатки настоящего фюрера. Во всяком случае, ему удалось доселе невозможное – сплотить вокруг себя буйную скиновскую вольницу сначала в масштабах Москвы, потом – всей Московской области, а сейчас Артем, войдя во вкус, замахнулся на всероссийский престол. Вот именно об этом исподволь, за кружкой пива и велись сегодня переговоры с региональными лидерами разных масштабов.
Потом никто не мог вспомнить, кому первому пришла в голову идея снять проституток. Скорее всего, она родилась стихийно, и добрая половина ошалевшей от дикого количества выпитого за сегодняшний вечер пива тусовки снялась с насиженных мест, и отправилась на ближайшую «точку». Толпа «бритых» растянулась в длинную, редкую колонну, так что когда четверо самых нетерпеливых вышли к месту назначения, остальные плелись еще далеко в хвосте.
Место съема представляло собой арку в стене многоэтажного дома, в которой маячили сутенерша и несколько девиц, а основной контингент сидел в это время во дворике, дабы лишний раз не вводить во искушение стражей порядка. Около арки стояла иномарка, в которой сидели двое смуглолицых детей гор, а третий в это время торговался с сутенершей, при этом попутно деловито ощупывая на пробу прелести сразу двоих шлюх.
-Ты посмотри, что делается, черные наших баб снимают – громко сказал один из подошедших скинов. Здоровенный, пузатый кавказец обернулся. В поле его зрения попадала только головная четверка скинхэдов. Опрометчиво поторопившись оценить расклад сил в свою пользу, джигит приосанился и гортанно выплюнул:
-Мы вашых баб всэгда дралы и драть будэм! Панятна? А вы будэтэ на нас всэгда пахат, рюсское быдло! Мы и маму вашу ****ы!
В это время из сумерек вынырнули отставшие бритоголовые – на этот раз, наверное, целый десяток. Джигит поперхнулся своей тирадой и хотел было юркнуть в салон автомобиля, но несколько рук уже цепко схватили его за куртку и за волосы. Через несколько секунд из машины уже извлекали и остальных джигитов. На них обрушился ураган ударов, и полминуты спустя их лица напоминали по цвету и консистенции переспевшие раздавленные помидоры.
-Нэ нада, нэ бэйтэ, мы пашуты-ы-ы-лы! – кричал неосторожный в выражениях горец, пока удар чьго-то особо меткого берца не переломал ему челюсть.
Наверное, не на шутку разогретые спиртным скинхэды запинали бы кавказцев до смерти, но им помешали две патрульные машины с визгом тормозов, как в телебоевиках, затормозивших рядом с побоищем. Видимо, милицию вызвал кто-то из жильцов дома, а может быть, кто-нибудь из проституток по мобильному. Из подъехавших «луноходов» как горох посыпались менты с резиновыми дубинками. «Бритые» брызнули в разные стороны, но убежать удалось не всем – четверо были схвачены и арестованы.
Окровавленных, бесчувственных джигитов отправили в реанимацию, а неудачливую четверку – в ближайшее отделение милиции. Когда попавшихся водворили в «обезьянник», они увидели там такое, что уже было подумали, что у них началась белая горячка на почве пивного алкоголизма, а именно – Виталия Воскресенского в окружении нескольких своих клевретов.
 
Появлению рок-идола правой сцены в «обезьяннике» предшествовал нешуточный дебош, который он учинил в одном из полубогемных ресторанов, куда отправился с друзьями прямо с заседания конгресса. В этот же ресторан на свою беду угораздило зайти одного попсового певца, с которым у Воскресенского были давние разногласия во взглядах на музыку и политику. Сначала они просто косились друг на друга, однако потом, когда Виталий изрядно принял на грудь, он почувствовал молодецкий кураж, и сначала выдал длительную застольную речь, посвященную неприятелю, а затем запустил ему в голову почти полной бутылкой водки. Телохранители певца бросились на защиту своего хозяина, но Воскресенского тоже окружали далеко не мальчики, но мужи, многие из которых к тому же прошли Приднестровье и другие заварушки. Секьюрити из службы охраны заведения бросились было растаскивать драчунов, но оказались самой пострадавшей стороной в конфликте, и от греха подальше решили вызвать милицию. Приехавшие стражи порядка отпустили с миром певца, у которого была пробита голова, вместе с его охраной, а пьяного Виталия и его друзей препроводили в цугундер.

 2

Председатель российского отделения Международного Антифашистского Фонда Павел Горбовский с самого утра был сильно не в духе. Он черезмерно перебрал вчера в ночном клубе «Вест», где вручал ежегодные премии фонда за вклад в борьбу с русским фашизмом всевозможным писателям, поэтам, певцам, театральным и кинорежиссерам – всего по одиннадцати номинациям. С каждым из лауреатов, как полагается, выпил по маленькой, и, как это последнее время все чаще случалось с Павлом, не рассчитал своих сил, а точнее, накушался до положения риз. Но кроме жуткого похмельного синдрома у Горбовского была и еще одна, гораздо более серьезная причина для мрачного настроения – пришедший в начале рабочего дня факс с очень плохими новостями.
 «Все одно к одному» – подумал Павел, и вызвал по коммутатору своего первого заместителя, Бориса Гельмана. Через две минуты Борис нарисовался в кабинете.
-Здравствуй, Паш! Вызывал? – бодро спросил он.
«Сейчас у тебя поубавится жизнерадостности» – подумал Горбовский, и запустил коллеге через стол листок с факсом.
-Вот, полюбуйся – преодолевая приступ головной боли сказал он. – С будущего квартала американцы сокращают нам финансирование на треть. А это, если я не полный дурак, означает то, что очень скоро нас совсем переведут на самоокупаемость, и придется нам с тобой, друже, искать другую работу. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.
Гельман, пробежав глазами листок, как-то сразу потускнел, скукожился и задал глупейший, по мнению Горбовского, вопрос:
-А как же борьба с русским фашизмом – она им что, больше не нужна?
-Какой фашизм, Борис? Был фашизм, да весь вышел, с нашей, кстати, помощью. А стало быть, и мы стали не нужны. За что боролись, на то и напоролись!
-Ну как же так, ведь только сегодня в Москве открылся съезд ультраправых организаций.
-Боря, ты сам понимаешь, что это несерьезно. Наши партнеры четко отслеживают ситуацию, и они решили, справедливо между прочим решили, что фашизма в России больше нет, а Ведеркин и Воскресенский с сотней своих прихлебателей - это курам на смех. Организации-призраки, их политическое влияние на нуле, а самое большее, что они могут – начистить морду какому-нибудь кавказцу. А это значит, цели достигнуты, и тратиться больше ни к чему. Уж наши западные друзья денежки считать умеют.
-Ах уроды, ах, грабители – запричитал Гельман. – Надо что-то предпринимать, Паша!
-А что тут предпримешь? Я уже думал.
-Может быть, повесить на видных местах плакатики типа «Смерть жидам», стены домов разукрасить, чтобы в СМИ резонанс пошел?
-Нет, это не выход. Нас еще могла бы спасти резкая активизация профашистских партий в политике, но это уже нереально – у них нет никаких средств, мы сами в свое время поработали над тем, чтобы перекрыть им весь кислород. За что боролись, на то и напоролись – опять повторил Павел. – Русского фашизма у нас не будет, но и денег не будет тоже. Ладно, Боря, иди работай, а я отправлюсь лечить свою больную голову.
Дверь за Гельманом закрылась, а Павел в очередной раз содрогнулся, вспоминая, как наблевал вчера в тарелку одному из лауреатов своей премии – заслуженному театральному режиссеру.
 

Бориса настолько расстроил разговор с Горбовским, что к концу рабочего дня он твердо решил напиться с горя. Приехав вечером в ночной клуб «Возвращенный Рай», он заказал целую бутылку виски «Джонни Уокер», и стал поглощать его лошадиными дозами. Но настроения спиртное ему не улучшило. Борис все время мысленно возвращался к злополучному известию, и перспективы ему рисовались самые безрадостные.
Конечно, совсем без зарплаты и средств к существованию он не останется, фонд так или иначе будет продолжать свое существование, но вот о зависаниях в ночных клубах для элиты и дорогих девочках по вызову придется забыть. А забывать о таких приятных вещах ох как не хотелось. К хорошему привыкаешь быстро, а отвыкать приходится очень болезненно.
«Горбовскому то что, он завтра пристроится на другое место, не менее хлебное, благо, за время работы в фонде оброс нужными знакомствами и связями» – горестно думал Борис, склонившись над бокалом с неразбавленным виски. К своему великому сожалению, сказать с уверенностью то же самое про себя он не мог. Окружающие недолюбливали Гельмана за жадность и непомерные амбиции, и он, будучи в сущности неглупым человеком, это прекрасно осознавал. К тому же, единственное, что он умел в жизни делать – это бороться с фашизмом.
Из раздумий его вывел женский голос:
-Молодой человек, я вам не помешаю?
 Гельман поднял голову. Перед ним стояла красивая брюнетка в короткой юбке и кофте с обширным декольте.
 «Наверное, здешняя проститутка, а может быть, просто искательница приключений» – определил про себя Борис, а сам ответил:
-Что вы, совсем наоборот – и сделал приглашающий жест рукой.
-Вы кого-нибудь ждете? – обворожительно улыбнулась брюнетка, устраиваясь за столиком рядом с Борисом.
Он отрицательно покачал головой.
-Такой видный мужчина, и сидит в ночном клубе совсем один – как-то это неправильно.
 Борису весьма польстила такая характеристика. Его очень нечасто называли видным мужчиной, даже проститутки.
-Теперь мы уже вдвоем – ответил он со всей возможной галантностью, на какую только был способен.
-Кстати, меня зовут Галя.
-А меня Борис.
-Давайте, Борис, выпьем с вами за знакомство.
 Они выпили, потом еще раз и еще. Бутылка опустела, и пришлось заказывать новую. Потом они с Галей танцевали, и Борис рассказывал своей новой знакомой во всех подробностях, как несправедливо обошлась с ним судьба. Девушка оказалась внимательной слушательницей, она жалела бедного Бориса, всячески выражала ему свое сочувствие, и возмущалась варварским вероломством заокеанских партнеров.
 Уже через час Борису было ясно, что это - самая лучшая девушка в мире, самая красивая, умная, отзывчивая и сексуальная из всех, что он когда-либо знал. Какой удачей была эта нечаянная встреча в клубе! И как Борис сожалел, что они не встретились раньше. Наверняка, тогда вся его жизнь пошла бы по другому, не так бездарно и пошло.
-Наверное, сам Бог привел нас сегодня друг к другу – чуть заплетающимся языком говорил Гельман, поглаживая Галю по шелковистым волосам. – Он наградил меня тобой за все мои разочарования и неудачи. Причем именно сейчас, когда мне так непросто…
-Я понимаю тебя, как нельзя лучше – тихим голосом отвечала девушка, прижавшись к нему. – На прошлой неделе я рассталась со своим бой-френдом, с которым встречалась четыре года, и мне сегодня тоже было очень плохо и одиноко. Но вот я встретила тебя – и будто солнце выглянуло из-за туч. Я прошу тебя только об одном – не оставляй меня сегодня одну.
-Конечно, не оставлю. Мы сейчас поедем ко мне.
-Ой, тебе нельзя садиться за руль, ты очень много выпил за вечер. Давай лучше пойдем ко мне, я живу совсем рядом с клубом, в соседнем доме. У меня нам будет очень уютно.
-Хорошо, как скажешь .
 Тяжело поднявшись из-за столика, Борис машинально сунул недопитую бутылку виски в карман, подал Гале руку, и они направились к выходу.
 Галина не обманула – ее дом оказался минутах в десяти ходьбы от клуба. Можно было бы пройти это расстояние и за пять минут, но Гельмана сильно «штормило».
-Да, т-ты была права, нечего мне садиться за руль. Заберу машину с утра, и п-поедем ко мне, благо, завтра суббота, и мы сможем посвятить весь день друг другу – говорил он.
-Мы уже пришли, вот он, мой подъезд – сказала Галя, набирая код и пропуская Гельмана вперед.
 Борис начал нетвердыми шагами подниматься по лестнице, но не успел сделать и нескольких шагов, как сзади на его голову обрушился тяжелый удар, и ступеньки, покачнувшись, ушли у него из-под ног.
 Двое гориллообразной внешности парней деловито сняли с лежащего Бориса плащ, пиджак, не побрезговали дорогими туфлями, обшарили карманы брюк, добыв оттуда мобильный телефон, и вместе с Галей, стоявшей в это время «на шухере», покинули подъезд.


 Гельман очнулся часа через полтора.
 «Где это я?» – была первая мысль. Было темно и дико холодно – зуб на зуб не попадал, а голова разламывалась так, будто в нее кувалдой загоняли зубило.
 Борис поднял руку, и нащупал на затылке здоровенную кровоточащую дырку. Постепенно, кусками, стала возвращаться память.
 «Это меня навернули чем-то сзади, когда я зашел в подъезд – понял он. – Надо же было так глупо лохануться! Ну, Галя, или как тебя там, ну тварь, поймаю – отдам бандюкам на растерзание».
 Кое-как, цепляясь за перила, Гельман поднялся на ноги и шатаясь выбрался из злосчастного подъезда. Кружилась голова, подташнивало, а тело, несмотря на огромное количество спиртного, растворенного в нем, колотило крупной дрожью. Особенно холодно было ногам в тонких носках, уже через несколько шагов порвавшихся на пятках.
 Борис направился в сторону сверкающего огнями «Возвращенного Рая», в надежде позвонить оттуда кому-нибудь из знакомых, чтобы его забрали отсюда, так как ключи от машины перекочевали вместе со всем остальным в карманы к грабителям. Но когда он уже вышел на финишную прямую, дорогу ему преградил как на грех оказавшийся рядом патруль ППС. Конечно, стражи порядка не могли обойти своим вниманием такую колоритную фигуру, какую являл сейчас собой Гельман – взъерошенный, в грязной, окровавленной рубашке, да еще босиком по апрельской слякоти.
-Э, дядя, покажите-ка нам свои документы – потребовал мордатый сержант.
-Меня сейчас ограбили здесь, во дворе, вытащили документы из кармана, вместе с деньгами. Прошу разобраться - затараторил почуявший вдруг что-то недоброе Борис.
-О, да он пьян – заметил другой пэпээсник, потянув носом воздух. – И пьян до безобразия. Придется вас задержать до установления личности, гражданин.
-Я заместитель председателя Международного Антифашистского Фонда – забормотал растерявшийся Борис. – Дайте мне позвонить кому-нибудь из сотрудников, и вам подтвердят.
 Сержант нахмурился. Его сын–подросток получил недавно четыре года условно за нанесение телесных повреждений джигиту с рынка, что было квалифицировано как преступление на почве межнациональной розни. Обвинение на процессе поддерживал как раз представитель МАФ.
-Мы тебе тут не переговорный пункт – гаркнул он. – Вызывай машину, ребята, повезли его в отделение.
 Тут Бориса скрутил новый приступ тошноты, его согнуло пополам и вырвало прямо на ботинок мордатого сержанта, за что он тут же получил несколько увесистых ударов дубинкой по хребту. Нет, сегодня был явно не его день.
 Но злоключения Бориса не кончились и на этом. Когда его привезли в отделение и стали запихивать в «обезьянник», на лязг двери обернулись полтора десятка лиц уже куковавших там узников, и некоторые из этих лиц были Гельману очень знакомы. Он судорожно вздохнул и почувствовал, как пол закачался под ногами. Борис опять потерял сознание, на этот раз – от страха.
Как потом выяснилось, боялся он зря. Конечно же, никто не узнал в жалком, окровавленном, заблеванном сидельце «обезьянника» всегда блестящего и респектабельного заместителя председателя МАФ. И все же, несмотря на инкогнито Гельмана, ночь, проведенная в отделении была, конечно, не самой лучшей в его жизни. Зато на исходе этой ночи Бориса посетила мысль поистине гениальная – сродни озарениям Ньютона или Менделеева.
 Как только рано утром в отделении объявилось начальство, и Гельмана с извинениями выпустили, он первым делом помчался к шефу – делиться пришедшей в его голову идеей.

3

 В субботу утром Горбовского разбудил продолжительный звонок в дверь. Чертыхнувшись, он поднялся с кровати, которую делил с проституткой, снятой накануне по пьяному делу, натянул тренировочные брюки и пошел открывать. Оказалось, что это заявился его заместитель. Голова Гельмана была перебинтована, но физиономия сияла, как голенище хорошо начищенного сапога.
-Ты сейчас не занят, Паша? – спросил он. – Мне тут в голову пришла отличная мысль, хочу вот с тобой поделиться.
-Не занят, заходи. А где это тебя так угораздило? – спросил Горбовский, кивая на бинт, лихо опоясывавший голову Бориса.
-Да так, пустяки – смутился Гельман.
-Уж не с фашистами ли столкнулся на узкой дорожке? – пошутил хозяин.
-Ты как в воду глядишь, Паша. Я с ними действительно столкнулся, только не на дорожке, а в «обезьяннике», в милиции. Нет, не подумай чего, я попал туда не по своей вине, так уж сложилось – виновато развел руками Борис.
Горбовский присвистнул.
-А кроме меня там же оказались Воскресенский со своей бандой, и с десяток бритых. В такой вот, с позволения сказать, компании пришлось провести всю ночь, пока их начальство на работу не явилось.
-Это они тебя так уделали?
-Да нет, это на меня напали ночью на улице какие-то гопники. А бритые меня даже не узнали, хотя те несколько часов, что я провел в их обществе, я бы не назвал самым приятным воспоминанием. Но дело не в этом, а в том, что пока я с ними сидел, можно сказать, благодаря им, меня осенила потрясающая идея по поводу наших финансовых проблем.
-Ну рассказывай же, не томи – оживился Павел.
 Гельман начал излагать свою идею. Сначала Горбовский, слушая его, недоверчиво хмурился, потом скептическая гримаса на его лице постепенно сменилась восторженной, а под конец глаза Павла азартно заблестели.
-А ты, Борис, голова! Не ожидал. Рисковое, конечно, предприятие, но другого выхода нам не оставили. Начнем действовать сегодня же, пока вся эта ****абратия еще в Москве.

Первый блин вышел, как всегда, комом - исполняющий обязанности главного координатора Партии Православного Возрождения закатил им форменную истерику.
-Чтобы гусские патгиоты бгали деньги у жидов?! Никогда! – кричал он. – Убигайтесь вон, не нужны нам ваши тгидцать сегебгяников!
-Мы же вам уже сотню раз объясняли, в нашем предложении нет никакого подвоха – терпеливо втолковывал в паузах Горбовский. – Мы просто даем вам деньги на развитие вашей партии, и ничего при этом не требуем взамен. Не от большой любви к вам – нас вынуждают к этому обстоятельства. А вас обстоятельства вынуждают эти деньги взять, иначе ваша партия окончательно загнется. И речь, как вы сами понимаете, идет не о тридцати серебряниках, а о значительно большей сумме.
 Ответом послужила новая порция ругательств, причем теперь визитеры были ни к селу ни к городу уличены в том, что они лично распяли Иисуса Христа, а также совершили первородный грех.
-Пойдем отсюда, Борис! – разозлился потерявший всякое терпение Горбовский. – Отдадим лучше эти деньги их конкурентам – язычникам. Они ребята практичные, думаю, не откажутся.
 Горбовский с Гельманом развернулись на 180 градусов и направились к двери, но на полпути их остановил вопрос исполняющего обязанности, заданный уже совсем другим – вкрадчивым и деловитым голосом:
-Пгостите, а сколько конкгетно вы хотели пгедложить?..

 Воскресенский вернулся со второго заседания Конгресса в мрачном расположении духа. Во первых, представители националистических партий опять ни до чего не договорились, и не было никаких оснований рассчитывать, что это удастся завтра, в последний день съезда, во вторых, он имел в кулуарах не слишком приятный разговор с Ведеркиным. Дело было в том, что рано утром, чтобы вытащить делегатов из цугундера, потребовались немалые совместные усилия Ведеркина и Давыдова – первый дал нехилую взятку милицейскому начальству, а второй со своими казаками-разбойниками провел разъяснительную работу среди обиженных кавказцев и их земляков. Конечно, никаких материальных претензий Ведеркин Виталию не выставлял, просто назвал его в сердцах рас****яем. В глубине души Воскресенский не мог не признать, что соратник по борьбе во многом прав, и тем более неприятный осадок в душе оставила эта беседа.
 А в третьих, случилось нечто совсем несуразное – Виталий получил по мобильному звонок от своего заклятого врага – Павла Горбовского с предложением встретиться, и теперь гадал, какую очередную пакость замыслили против него антифашисты – уж очень сладким был голос визави.
 Но опасения Виталия не оправдались – наоборот, конкурирующая организация сделала ему предложение, аналогичное тому, что получила полчаса назад Партия Православного Возрождения.
Кумир скинхэдов в первые секунды был обескуражен, но вида не подал, и сориентировался очень быстро.
-Я рад, что вы наконец поняли, что после скорой победы в России здоровых национальных сил уцелеть смогут только те из буржуев, кто вовремя отчинял лэвэ на борьбу с антинародным режимом – важно сказал он, подняв назидательно палец. – Вы приняли самое разумное решение, какое только возможно. Кстати, я надеюсь, что никаких меморандумов подписывать не потребуется?
-Разумеется, нет. Мы не меньше, чем вы заинтересованы, чтобы наша сделка не получила огласки. Только, не в обиду вам будь сказано, нам нужны гарантии, что средства будут использованы по прямому назначению, на вашу политическую деятельность. Иначе это будет первая и последняя субсидия.
-Я так полагаю, что речь идет о механизмах контроля? Думаю, что мы договоримся…

 - А можно узнать, в чем причина такой неожиданной щедрости? – выслушав заманчивое предложение Горбовского, спросил Гребешков, за неимением председателя партии, сидящего сейчас под следствием в «Лефортово» за публичные призывы взорвать систему и вырезать буржуев, выполняющий сейчас роль лидера нацболов.
- Причина проста – ответил Горбовский. – Мы будем откровенны – нас лишают финансирования из–за снижения активности экстремистских движений, то есть, извините, вас. Наши зарубежные партнеры решили, что с русским национализмом покончено раз и навсегда. И чтобы обоюдно не остаться в жопе, мы с вами вынуждены стать союзниками. Вы нужны нам, мы теперь нужны вам. На данном этапе нам выгодно, чтобы ваши партии и движения опять активизировались, причем чем сильнее, тем лучше, и ради этого мы даже готовы пожертвовать часть выделяемых нам средств. На эти деньги вы выпускаете газеты, вербуете сторонников, проводите громкие политические акции. На борьбу с вами снова потекут денежные средства, часть из которых мы опять выделяем вам на дальнейшее расширение вашей деятельности, которая в свою очередь приведет к новым финансовым вливаниям. Ну и так далее.
- И чем больше вы потратите на нашу поддержку, тем больше получите в следующий раз, и, соответственно, наоборот? – подхватил Гребнев.
- Приятно иметь дело с умным человеком – тонко улыбнулся Горбовский.
 Через несколько минут председатель Антифашистского фонда и главный нацбол обменялись крепкими рукопожатиями.

 Время доказало, что Гельман действительно придумал гениальную комбинацию – спустя всего несколько месяцев националистические партии и движения в России снова стали поднимать голову и все больше входить в моду, а в фонд, возглавляемый Горбовским опять стали поступать крупные денежные средства на борьбу с ними.