Школа похмелья

И вот я выхожу на улицу.
Свежо-то как. Майская ночь. Завтра грозу обещали.
А, может, и не свежо вовсе, а просто в клубе накурено было, как в тамбуре поезда Москва-Краснодар.
Иду, значит.
 Каблуки-суки, совсем замучили. На брюках пятно от офисной пиццы. Надо было бы, конечно, перед культурной программой, забрести до хаты, сменить антураж. Могла ведь. Успела бы. Просто уже, видимо, по фиг стало. Блузка разит табаком, хоть святых выноси. Хотя, откуда им взяться на Просвете в два часа ночи? Значит, сегодня ни один святой не пострадает.
Да, что-то я и вправду запаршивела. Могла б хоть башку помыть, ради праздничка.
Но тоже по фиг. В последнее время, что-то всё по фиг стало.
Иду себе.
В одной руке пивас, в другой сигаретка дамская. Вроде, как и гламурненько.
Хотя, откуда взяться такому термину, в речах девицы, что с утра до ночи сводит дебет с кредитом.
Иду, такая.
Пьяна до легкой дрожи в телесах. Голова кружится. Но кутежом, батеньки, тут и не пахло. Какой ж на хрен кутеж, если я иду себе, с пивасом, прокуренная, синяя, спасибо хоть без семечек, да еще и посреди трудовой недели. Натурально, офисное быдло.
Горячёв прыжками лемура перемещается впереди.
Он всякий раз, как примет в организм, непременно начинает стремиться назад, в джунгли. На этот раз хоть на фонарных столбах качаться не пытался. А то бывало. Глядя на него, очевидно, что последние семь рюмок он зря употребил.
- Жвачку хочешь?
- Нет, сам пожуй лучше, а то с таким амбре нас ни один, уважающий себя водитель лохматки, не повезет
Горячёв казался мне забавным. Когда-то казался. А потом просто начал тихо и незаметно захватывать территорию. Поступательно. Теперь у нас все друзья – общие, в ванной вечно заляпанное зеркало, потому что если честно, Горячёв еще и свинья порядочная. Хотя, понятие порядочности к нему, в принципе неприменимо.
А теперь вот, он стал повсюду. И все время.
Я даже не заметила, когда это ему удалось. Вообще.
Хотя, что я в последнее время замечаю?
А, по фиг…

Иду себе, шагаю.
От бутылки уже рука замерзла.
А в голове Он. Не Горячёв, конечно. Горячёв оказался уже везде. В квартире, в постели, даже в этот вечер влез, зараза. Но думать так о Горячёве, я б не смогла даже под гипнозом.
Так, это когда внутри все сжимается и между ребрами жар как от изжоги, и руки чуть трясутся, и плечи расправляются.
Как в школе. Все же влюблялись в школе?
 Когда идешь мимо и собой не владеешь. И можешь такую херню ляпнуть, что лучше б глаза лопнули, чем слышать, что херня эта тобой воспроизводится.
И вот тут начинается замешательство. Лицо горит, а ноги бегут.
Вот так я о Нем думаю. По-малолетски.
Нет, он не красавец даже, он «красавчик!». В том плане, что харизматичный до неприличия просто. А вот Горячёв красивый.
У меня никогда не получалось влюбляться в красивых. Неприличные связи – это да. Вот, по-моему, для такой категории отношений они, красивые, и придуманы. А влюбляться в них – вообще не получается. Зато вот в крутых – это да. Крутые – это не те, которые палатки потрошат. И не те, которые ездят на машинах, навроде летающих тарелок. Крутые – это те…
А, по фиг…

Горячёв вопит у ларька. Ну, с другой стороны, чем ему еще заняться?

Дома, неверными руками плеснула ему супа. Пока он ест, бояться нечего. Главное, успеть забраться в укрытие.
Успела. Хорошо, что девушкам позволительно плескаться в душе по часу. Ведь, возможно, мне повезет, и за этот час он обрубится под «диалоги о рыбалке».

Сегодня явно не мой день.
Горячёв, остервенело бился о дверь ванной.
- Что ты хочешь?
- Тебя.
- Дай помыться спокойно!
Все, кранты, граждане. Когда синий Горячёв решает устроить ночь любви, я жалею, что бросила занятия по самообороне. Как было бы здорово хоть на пару часиков вырубить его. По возможности, чем-нибудь тяжелым. Ну, чтоб наверняка.
Чтоб просто одной побыть.
Чтоб спокойно посидеть и помечтать. О Нем, конечно. О Нем мечтать легко. Потому что он – фигура совершенно недосягаемая. Все, что я в силах предпринять, чтоб стать к нему ближе, это просто покупать билеты. Садиться за первый столик и смеяться. Смеяться, потому что Он самый смешной. И сидеть так, не поворачивая головы все два часа вечерины.
Потому что, если, повернуться, можно увидеть Горячёва, который, сволочь, всегда ходит со мной. Напороться на его красивые, правильные такие, влюбленные глазки, которыми он меня аккуратно покусывает. И так тошно станет!
А, по фиг…

* * *

И вот, сижу я за столом, приложив к макушке холодный степлер.
Виски горят, в ушах гудит, репу на пол гектара разнесло.
Похмелье.
Половина корпуса стала ровного фиолетового цвета. Горячёв никогда не отучится ставить засосы. С утра, пока он спал, я уже занесла над ним карающее орудие – бабушкину чугунную балерину, пуда на два весом. Но тут зазвонил будильник. Роботы опять спасли его.
А он опять запятнал зеркало в ванной шматками мятной пасты.
Сижу, значит.
На монитор глаз не поднимаю. Там снова Горячёв, вот уже двадцать минут колотит в аську.
Но это потрясающе. Сижу себе, и понимаю, что помойку, вроде меня, еще поискать. Что я все с тем же пятном от вчерашней пиццы, что глаза мясные и все тело ломит и крутит…
А ведь, все равно жжет между ребрами. И все равно думается. Потому что не думать уже не получается.
Хотя, ну что тут блллин, ну не кидать же нижнее белье на сцену. Нет.
И самой не кинуться. Я хоть и помойка, но с гордостью.
Совсем ничего не изменить?

Сотовый зазвонил громче иерихонских труб.
- Приветик, ты на работе?
- Горячёв, ты же знаешь, зачем спрашивать?
- Я смотрю ты сегодня не в духе………солнышко…..

И вот я бегу. Бегу, как могу быстро и как могу прямо.
Потому что пункта: «блевать на столы коллег» нет в моем сегодняшнем списке важных дел.
- ………………………………солнышко…………!??!!?!?!?
Оказывается, без степлера, я могу бежать быстрее.
 
Извилины скрипят при малейшем напряжении.
Но не напрячься уже невозможно.
Надо все изменить.

* * *
- Что это за пакет?
- Это твои вещи. Все, что мне удалось найти.
- Зачем ты их собрала? И почему они в пакете?
- Потому что ты уходишь.
-Куда?
-Это не важно. Важно, что ты уходишь отсюда.
-Ты что, обиделась? Что я сделал-то?
- Ничего. Но, лучше тебе уйти.

Горячёв выпучил свои правильные глазки. И вдруг стал пятилетним. И начал лопотать.
- Ну, прекрати, нам же круто было вместе, или ты из-за вчерашнего? Я знаю, что перебрал, и, наверное, зря так тебя насиловал, но я ж любя…
- Не надо о святом. В такой пошлятине, как наши отношения нет места подобным речам. Прости, Горячёв, но я тебе ничего не обещала, и уж тем более не клялась.
- Ну и что?
-Что?
-У тебя есть кто-то?
- Откуда?! Ты же повсюду! Я же за хлебом без тебя уже ходить разучилась! Ты же вечно у меня на хвосте!
- Ну, сказала бы, я бы…
- Вот и говорю!
- И тут не замешан третий?
- Замешан.
-Кто? Я его знаю?
-Даже я его не знаю.
- Не понял.
- Не удивлена.
- Значит, так ты решила?...

По сценарию, героиня должна стоять у окна, смотреть на дождь, курить и плакать.
Я бегала по совсем моей квартире. Включила на полную ретро, без опаски, что Горячёв вырубит, улыбалась опущенному стульчаку, а потом начала стирать.
Зачистка прошла без эксцессов. Правда за диваном нашлась его проходка на May Day. И на этом все.

* * *

И вот я выхожу на улицу.
Новый парфюм даже меня саму дурманит. По коже бегут мелкие мурашки, потому что кожа еще не привыкла к такому декольте. Но, пока доеду до Просвета, ситуация может измениться.
Иду, вся такая.
Я сегодня нарядная. Потому что теперь я всегда наряжаюсь.
У меня снова билет на первый столик. А еще у меня вырез, который со сцены должен интересно выглядеть.
Я еду смотреть на Него. И смеяться.
Пить мартини из треугольного бокальчика и стрелять глазками.
Вертеть головой куда вздумается. И думать так.
Я отреклась от «по фиг», потому что надо менять жизнь сразу.
Не ждать и не терпеть.
И влюбляться в крутых)))