Расскажи мне о Пан Ку

- Мамочка, расскажи мне о Пан Ку, - попросила моя маленькая дочка.
- Ну, слушай. Давным-давно, когда на земле не было людей, да и самой земли еще не было, внутри большого-пребольшого яйца жил-был Пан Ку.
- А где яйцо было, мам?
- Нигде. Просто было яйцо.
- Но где-то оно должно было быть? На столе лежало или в холодильнике?
- Тогда не было столов и холодильников.
- А что было?
- Ничего не было. Только огромное яйцо – и Пан Ку в нем.
- Так не бывает! Ведь можно же у кого-то спросить – где яйцо было?
- В том-то и дело, что спросить некого, ведь никого тогда не было! Ни людей, ни птиц, ни зверей.
- Никого-никого?
- Ага, никого-никого.
Мое чудо молчит, смотря на меня широко раскрытыми глазами. Потом залазит ко мне на колени, прижимается ко мне и говорит:
- Ну, и дальше?
- И жил Пан Ку в этом яйце тридцать тысяч лет. По истечении этого времени он решил выйти наружу, и так как он был очень силен, то просто разбил это яйцо и вышел. Яйцо вытекло. Белок поднялся наверх, а желток стек вниз. Между ними стоял Пан Ку, и пространство между желтком и белком было маленькое, белок и желток хотели соединиться. Пан Ку нужно было где-то стоять, и он выпрямился и отдалил желток и белок друг от друга. На желтке он стоял ногами, а белок, чтобы не стек вниз, поддерживал своими руками. Пан Ку, как всякий новорожденный, начал с первой же минуты расти. Он вырастал на девять тысяч ли каждый день. Желток и белок тоже росли, и тоже по девять тысяч ли в день, в ширину и глубину. Желток затвердел и стал землей, белок же стал небом. Пан Ку вырос огромным-преогромным, и отдалил небо от земли настолько, что они никогда уже не могли соединиться снова. Когда прошло еще тридцать тысяч лет, Пан Ку умер, и упал. Из частей его тела образовалось все, что есть на земле. Из его глаз получились луна и солнце, из зубов – драгоценные камни, из слез – роса поутру, его кровь превратилась в моря и океаны, кости стали камнями и скалами... Ты слышишь меня?

Дочка молчит. Я хочу убрать волосики с ее лица, прикасаюсь ко лбу. Он кажется мне горячим, как радиатор. Прижимаюсь щекой к ее лбу – так и есть, жар.

Я пытаюсь ее разбудить. Девочка не отвечает, ее голова бессильно заваливается на бок. Я поднимаю пухлую ручку – она безвольна и тяжела. Начинаю звать ее, не понимая, почему у нее такое бледно-желтое лицо. Мне кажется, что я ее сейчас разбужу, начинаю ее тормошить, но мои усилия не приводят ни к какому результату. А мне все кажется, что я ее не так бужу. Стоит только постараться. Я начинаю громче и громче звать ее.

Входит муж. Одного взгляда на лицо дочки ему достаточно. Он бросается к телефону и вызывает «Скорую». Минут через пять мы уже сидим в машине амбуланса и мчимся в больницу.

Приемный покой. Мою девочку вывозят на каталке. Длинный-длинный коридор. Какие-то люди суетятся вокруг моей дочки, ставят ей капельницу, просовывают какие-то трубки в нос.

Подходит молодой парень и начинает искать на руке у дочки вену.
- Вы что? – спрашиваю я.
- Анализ крови, - объясняет он, не поднимая головы, - ей наверное, может понадобиться кровь.

Все это время мой муж рядом. Говорить со мной бесполезно, поэтому все вопросы задают ему.

Через полчаса мы уже знаем, что у нашей девочки какой-то быстротечный вирус, инфекция, которая привела к обезвоживанию организма. Ей нужно много жидкости. Ее подключают к капельнице, и везут в палату интенсивной терапии. Мы с мужем бежим следом.

В палате стоит одна кровать и два кресла-кровати, для родителей. Муж пытается уложить меня спать.
- Лучше ты ложись, я ведь все равно не усну, - отвечаю я ему.
- Да вы оба ложитесь, - говорит врач, - выспитесь. Когда она проснется, нужно будет делать все анализы заново, Вам будет не до отдыха.

После ухода врача муж идет покурить. Я раскладываю кресло и стелю ему постель, выключаю центральный свет и зажигаю ночник.

Муж возвращается.
- Если ты не хочешь, то я посплю немного.
- Конечно, ложись.

Он ложится и немедленно засыпает. У него счастливый дар – засыпать сразу же и при любых обстоятельствах.

Я сажусь в кресло. На дворе уже ночь. Больница располагается на горе, и весь город виден, как на ладони. Это – море огней, подрагивающих в темноте. Пытаюсь определить, где наш дом, и путаюсь в сторонах света.

Капельница размеренно тикает, и я вижу, как капли стекают по прозрачной трубке, к ручке моей девочки. Трогаю ее лобик. Он очень горячий.

- Все будет хорошо, - шепчу я больше себе, чем ей.
Мне очень хочется пить. Выхожу из палаты. Медсестра, сидевшая за стойкой, вскакивает и подбегает ко мне:
- Что случилось?
- Ничего, ничего, все в порядке, - отвечаю, - просто я не захватила с собой воды, а пить хочется. Здесь есть автоматы для продажи напитков?
- Конечно, есть! Посидите, я сейчас пошлю кого-то. Вам что купить?
- Не беспокойтесь, я сама. Заодно и пройдусь, уже не могу сидеть. Только скажите мне, где это.

Медсестра все подробно объясняет, или мне кажется, что подробно – ведь самих объяснений я не слушаю, просто не могу вникнуть. Но благодарю ее и направляюсь к выходу.

Буфет и автоматы нахожу без труда, побродив немного по коридорам. Покупаю апельсиновый сок и сэндвичи с лососиной. Потом покупаю пива и порцию говядины с овощами – для мужа. Ведь будет голодный, когда проснется.

Возвращаюсь в палату. Порцию мужа прячу в холодильник. Свою же трапезу раскладываю на тумбочке, и приступаю к еде.

Входит медсестра. Она говорит по-русски. Приносит мне пластмассовый стакан – для сока, и спрашивает меня:
- Может, Вам книжку дать? У меня есть Хмелевская, Вы читали когда-нибудь?
- Спасибо огромное, а я тут уж и не знала, чем мне заняться. Давайте Хмелевскую, почитаю с удовольствием.

Медсестра приносит книгу, и пожелав спокойной ночи, уходит. Закончив свой сэндвич, я наливаю сок в стакан.

- Мамочка, это апельсиновый сок?
От неожиданности я вздрагиваю. Оборачваюсь. На постели сидит мое сокровище:
- Мам, это какой сок?
- Апельсиновый. Как ты себя чувствуешь? Болит что-нибудь?
- Не, мам, все в порядке. Мы где?
- Мы в больнице, у тебя была температура, ты потеряла сознание. Подожди, я позову врача.

Через пару минут приходит врач. Проверяет у дочки пульс, давление, слушает ее сердце, медсестра меряет температуру.
- А анализы, я думаю, отложим до утра. Опасности жизни уже нет.
- Уже? А была?
Врач с недоумением смотрит на меня. Потом, хмыкнув, желает спокойной ночи.
- Я хочу апельсиновый сок, - говорит дочка.
- Доктор, ей можно? – спрашиваю я.
- Тебе, герой, все можно, - обращается к дочке доктор, - только вот болеть нельзя, но ведь ты не слушаешься!

Он треплет ее по голове и выходит. Я даю сок дочке и помогаю ей пить.
- Мам! – восторженное чадо показывает пальцем на спящего отца, - папа тоже здесь! Мы все здесь! Вот здорово!
- Ага, здорово. Дальше некуда.
- Пусть папа спит, - с деловым видом заявляет доча, - Ему завтра на работу. Ты тоже уйдешь на работу или останешься со мной?
- Конечно, останусь! Что за вопрос. Как же мама может уйти, когда ее ребенок в больнице?
- Ладно. Мам, сядь рядом и дай мне руку.

Я сажусь на кровать рядом с ней, кладу руку ей под щеку. Она прижимается к моей ладони.

- Мам, помнишь, ты мне начала рассказывать про Пан Ку? Ты так и не закончила. Расскажи мне сейчас про Пан Ку, ладно?
- Хорошо, я буду рассказывать, а ты закрой глазки и постарайся заснуть.
- Ага, - дочка кивает головой и поворачивает ко мне свою мордашку, показывая, как крепко она зажмурила глаза.
- Молодец! Ну слушай. Давным-давно, когда на земле не было людей, да и самой земли еще не было, внутри большого-пребольшого яйца жил-был Пан Ку...