Калечина-Малечина

      
                Калечина-Малечина
               
                (детская игрушка)

Иногда сидишь себе за рулём в дальней дороге, ковыряешься в памяти, а дорога как жизнь – длинная-длинная… Катишься ты по земле, дорогами как бинтами перебинтованной, меряешь время протяжными километрами, о разном в пути  передумаешь, много представишь, а по краям трассы недвижимо и величаво стоит себе Россия  деревянная с покосившимися домами и разными развалюхами, смотришь  на всё это и думаешь, может быть, когда-нибудь и настанет то самое время, когда окрестности Российские глаз красотой радовать будут… Может, оно когда-нибудь и наступит, да только я до этого, наверное - не доживууу… Как-то грустно от этих мыслей становится, как-то невесело. Самому-то уже за сороковник перевалило… Право - не знаю, так это или же нет, но говорят, что после сорока жизнь только лишь начинается.
А пока я рулил, смотрел через ветровое стекло на проплывающие мимо убогие деревеньки и ловил себя на мысли, что всё в своей жизни я повидал и больше удивляться  мне уже нечему…

Но, как говорится - не тут-то было. На дворе стоял апрель, вроде бы и весна пришла, да  запоздалая она в этом году получилась, морозец нет-нет, да  поднажмёт особенно с утреца.

Я очень устал, спина от дальней езды затекать уже стала, так я решил  остановиться и немножко размяться. Выбрал пригодное место недалеко от обочины, притормозил, вышел и принялся разминаться. Походил вокруг машины, по привычке попинал ногами колёсики, обвёл взглядом причудливый среднерусский пейзаж, и уже было, собрался отправиться с Богом, как вдруг увидел малюсенькую девчушку лет четырёх, которая мелкими перебежками от ближайшего деревенского дома быстро продвигалась ко мне.
Сначала я страшно удивился увиденному… Но то, что я лицезрел, наотрез отказывалось доходить до моего сознания! Девчушка бежала по снегу босиком и держала тряпку в руках. Пробежит бедненькая, замёрзнут у неё крохотные ножки, кинет она тряпку на снег, встанет на неё, маленько погреется, схватит  и снова бежит…
Моё сердце чуть не разорвалось от такой невесёлой картины, от реальности  сделалось плохо…. Я был тонкой натурой, а тонкой натуре тяжело жить в грубой реальности. Родителям этого несчастного ребёнка я вдруг зарядил страшный заряд ненависти.
- Да как же так…? Да что же это такое? Ведь и войны, слава Богу, давно уже нет. Шестьдесят лет тому назад отгремели её последние залпы, и страна наша не до такой степени бедная, чтобы на её главной трассе Москва - Санкт Петербург люди могли лицезреть такую картину…? Да что же это за отношение  Родины к своему будущему? - недоумевал я.
Всё это было из разряда – держитесь все крепко…

* * *

Передо мной стоял маленький и беззащитный человек, который  показывал мне свою силу! Струны моей души жалобно дрогнули в унисон и запели,  вокруг  меня всё закачалось…
- Да, умеет жизнь пустить настроение под откос – недовольно я ухмыльнулся, схватив девочку на руки. Я принялся греть её ножки, что были холодные, словно лёд.
- Как тебя звать, лапа моя? - спросил я крохотное создание.
- Киля… - ответила девочка,  дрожа вся от холода. (Кира) – как я разобрался чуть позже.
- А чего это ты босиком по снегу-то бегаешь…? - запахнул я полами пуховика её ножки.
- А я не совсем босиком, у меня же тляпка есть, когда ножки замёлзнут, я их на тляпочке глею… - нежно пролепетало мне юное создание.
- О, господи милостивый, да что же такое творится?  Что  происходит в мире интернета и сотовой связи, высоких технологий и давно уже покорённого космоса, в стране, в которой был и развитой социализм и недоразвитый капитализм, и ещё многое чего было,  и всего  было так много, что девать просто некуда, как направить на благо людей… - от осознания чего на моих глазах выступили слёзы, а маленькая кроха, на которую часть лавины этого огромного блага и должна была снизойти, сидела сейчас у меня на руках в крепкий морозец босиком и без валенок.
- Господи! Ладно, высокие дяди тогда  о чем-нибудь более важном там думали, а ты это как допустил?! Как у тебя руки-то так опустились…?! - обратил я свой взор на небо и три раза подряд в мыслях перекрестился. - Господи, я понимаю, ты всех нас приговорил к одному и тому же, но как всё это понять при жизни…? - продолжал я слезящимися глазами смотреть высоко вверх. Я хотел спросить  Бога  о чем-то ещё, но дальше от осознания бытия мои мысли  смялись и перепутались…

Держа девочку на руках, я уже грешным делом решил, что это был коварный приём родителей «заработать» таким образом на ребёнке, разжалобить до неузнаваемости прохожего и вытянуть из его кармана как можно больше монет, ведь кто перед такой картиной-то устоит. Но я здесь оказался не прав.

Когда у Киры отогрелись ножки, она стала мне показывать пальчиком в сторону оврага и говорить, что у неё в овражек скатилась Калечина-Малечина. Что такое Калечина-Малечина, я, по правде сказать, тогда и не знал.
- Ну, что ж, пойдём доставать твою Калечину-Малечину… -  продолжая держать на руках девочку, я погладил её по голове, и мы  отправились к краю овражка, что был рядом с калиткой дома.
Я крепко держал девочку на руках, когда мы спускались с ней по глубокому рыхлому снегу в неглубокий овражек.
- Ну, вот зе она лезыт, бели…
Я пошарил глазами по белой и ровной блестящей поверхности, но ничего, кроме школьной обломанной деревянной указки там не увидел.
- Да вот зе она… - по-детски картавя, указала она пальчиком на обломок учительского предмета.
- Так вот какая она, твоя Калечина-Малечина? – я второй раз удивился.
А пока мы выбирались, я получил полный инструктаж по пользованию этой штуковиной.
- Вот, сматли, белём Калечину-Малечину, ставим остлиём на пальчик и делжим, а потом приговариваем – Калечина-Малечина, стой вот так до вечера… - позабыв обо всём на свете, рассказывала мне маленькая девчушка, у которой глаза просто горели от озорства.
Суть этой детской игры была с виду проста, она заключалась в том, чтобы как можно дольше удержать указку вертикально на пальце. (я потом так пробовал делать, что оказалось вовсе непросто).

Мы выбрались из овражка и направились к дому, я уже был готов высказать её родителям всё-то, что о них думаю, тихонечко приоткрыл калитку, как вдруг на меня забрехал огромный лохматый задиристый пёс, но девочка быстро его успокоила:
- Замальчи злёбный Гектар (так звали барбоса), а то я сейчас как дам тебе в лоб Калечиной-Малечиной, узнаешь у меня, где раки зимуют…! - погрозила она собаке своим маленьким кулачком.
Местонахождение зимовки раков барбосу, вероятно, было совершенно неинтересно, но лаять он перестал  и,  быстро свернувшись клубком, только и делал, что тихонько поскуливал.
Тут заскрипела калитка, я обернулся и увидел ещё молодую женщину с какими-то совершенно истерзанными жизнью глазами. Женщина на какое-то мгновение застыла на месте, а потом взяла  девочку на руки.

Судя  по покосившемуся дому, по местами завалившемуся забору, по разбитой двери, можно было сделать совершенно определённые выводы, что женщина живёт одна и её материальное благополучие находится на довольно таки низком уровне, а если же выразиться точнее,  то далеко за чертой бедности.

- Мамусик, но где ты долго так ходишь? - руками обняла девочка мать. - Я тебя здала, здала, и пошла иглать с Калечиной-Малечиной, но упустила её в овлажек, а этот дядя её вытащил – крепко держала она в руках поломанную указку.
- Проходите, проходите пожалуйста… - вежливо приглашала меня в дом женщина. - Опять ты одна убежала на улицу, я же тебе говорила, сиди дома на печке и жди меня – уже начала было сердиться хозяйка.
- А я здала, мам, плавда здала, но мне так захотелось поиглать на улице с Калечиной-Малечиной…, ты на меня не сердишься, ма…? - ласково трепала девчушка свою маму за волосы.
- Да не сержусь, горе ты моё… - поцеловала женщина дочку.

Я зашел в дом, не спеша огляделся, увиденным я был просто убит наповал. Такой нищеты я ещё  никогда не видал, чему и удивился за этот день в третий раз. Право – не знаю, как в этом доме вообще можно было хоть как-нибудь жить…? Но девочка с матерью как-то в нём жили…

Та женщина оказалась одинокой переселенкой из бывшей союзной республики. Приехали они с девочкой, как говорится, в чем мать родила, все документы у них остались там, где они жили, восстанавливать их было делом долгим и сложным.
Я присел на шатающуюся табуретку, достал свой бумажник, извлёк оттуда денежную купюру хорошего достоинства, которую стало вдруг совершенно не жалко, а потом, немного подумав, достал ещё одну и положил купюры на стол.
- Да что вы милый мой человек, не надо… - от неожиданности накатились слёзы на глаза женщины. - Да чем же мы отдавать будем…? – не то плакала, не то радовалась она.

- В следующий раз буду проезжать мимо, обязательно к вам загляну, и валенки девочке обязательно прикупите… – закрывал я за собою двери.
Подходя к машине, я поймал себя вдруг на мысли, что не разучился ещё - удивляться!

* * *

Этот случай остался в моей памяти, он заслужил того, чтобы о нём помнили. Создавшееся настроение от всего этого прямиком попало мне в душу, породив всевозможные отзвуки…
Много я повидал в жизни, многое пережил, но этот случай как-то особо меня тронул за душу, засев в моей памяти острой, огромной занозой.



В феврале проездом из Питера я специально остановился возле этого дома, но окна были забиты.

Андрей Днепровский – Безбашенный. (A. DNEPR)

Москва – Санкт-Петербург.                22 мая 2006г