Васькин навес

 В одной из половиц большой комнаты, где стоял круглый обеденный стол желтого цвета и под которым мы часто играли, спрятавшись от взрослых, было проделано небольшое, размером с десертную тарелочку, отверстие. Прикрытое металлической решеткой, оно, по всей видимости, служило вентиляционной трубой, не давая гнить отсыревающим доскам, и я, прислонившись вплотную к решетке, подолгу, до рези в глазах, рассматривал, что там внутри. Из отверстия шел теплый, душный воздух, что-то тихонько скреблось и попискивало. Мама говорила, что это мыши, и я представлял себе большое мохнатое животное, с тапочек величиной, с длинным серым хвостом и острыми зубами и невольно пугался собственной фантазии. Первое время мыши часто беспокоили нас, выходя по ночам и беззастенчиво разгуливая по кухне и коридору в поисках неосторожно брошенных остатков пищи. Мама плотно закрывала все двери, убирала подальше съестное, пряча его под замок, раскладывала по вечерам отраву, строго-настрого запрещая к ней подходить, но история повторялась и наутро там и тут виднелись следы ночных похождений серых разбойников. Терпеть это дальше не было мочи и родители раздобыли кота, небольшого серого котенка, несмышленого и пушистого. Попав в незнакомую обстановку и принюхавшись, он выгнул спину дугой, взметнул свечой хвост и грозно зашипел на невидимого противника. И работа началась. Каждое утро я находил на кухне возле газовой плиты одну, а то и две, дохлых мыши и рядом, неизменно в прекрасном настроении, по-боевому катающегося на спине и не подпускающего никого к своей добыче котенка. Как-то я проснулся ночью от страшного грохота, доносившегося из кухни. Я выбежал на шум и моим глазам представилась невероятная картина - взъерошенный, весь в крови, котенок сцепился в объятиях с громадной, больше его самого и отчаянно визжащей, матерой крысой, так что трудно было разобрать, кто кого поймал. Рядом суетился испуганный отец, пытаясь достать крысу костылем и облегчить участь нашего защитника. Наконец ему это удалось и деревянный костыль со всего размаху опустился на голову обреченной крысы. Ночная схватка закончилась и котенок пошел под стол зализывать свои раны.
 После этого случая мыши навсегда исчезли из нашей квартиры. Однако, спустя некоторое время пропал и наш кот. Где только я не искал его - и во дворе, и на улице, в помойке и за сараями - все безуспешно. Я никак не мог понять, почему он ушел от нас, ему ведь было хорошо с нами и меня не устраивали объяснения взрослых, будто он гуляет с кошками - это же неинтересно! Я уже почти забыл его, как вдруг однажды ранним августовским утром меня разбудил тонкий, леденящий спину, скрежет по оконному стеклу. Я открыл глаза и увидел нашего кота, стоящего во весь рост на подоконнике и отчаянно царапающего лапами окно. Вскочив с постели, я впустил его в комнату. Грязный, испачканный, он громко и настойчиво мяукал и сразу же побежал на кухню, туда, где прежде стояла его тарелка с едой. Посмотреть на возвратившегося Ваську (не придумав ничего лучше, мы назвали кота Васькой, отец же всегда звал его Васесуали Лоханкиным) сбежались все домашние. Радость была всеобщая.
Чтобы подобное не повторилось и Васька больше не убегал, мама, по совету опытных людей, отнесла кота в ветеринарную клинику, где его оскопили, лишив последнего кошачьего удовольствия. Теперь он подолгу и неподвижно сидел в комнате, в тепле, и без сожаления глядел на далекий и недоступный ему внешний мир, где бушевали страсти и древние инстинкты, которых отныне он не чувствовал и не понимал.
 Зато мы с братом были вполне счастливы. Все свою нерастраченную энергию Васька отдавал нам, часами играя и потешая нас своими неутомимыми выходками, демонстрируя при этом ловкость и недюжинную силу. Он мог свободно с места взять метровый барьер, на лету подхватывая лакомые кусочки, которые мы с братом наудачу бросали в воздух, в два прыжка преодолевал высоту старого шифоньера, отталкиваясь и безжалостно располосовав задними лапами его боковую стенку, служившую подпорой, и забравшись наверх, успокаивался и не спеша укладывался спать, безразлично и надменно глядя на всех со своей недосягаемой высоты. Ничто не могло нарушить его безмятежного и глубокого сна, разве что приход хозяйки, нашей мамы, которую он чувствовал задолго до поворота ключа в замочной скважине и с громким, на всю квартиру, требовательным мяуканьем бросался ко входной двери, выпрашивая мясо или рыбу. Точно так же ждал он и нашего возвращения с рыбалки, когда мы с братом, соревнуясь, наперегонки бросались к кухне, каждый стараясь первым угостить нашего общего любимца. Вася пренебрежительно и осторожно обнюхивал улов и недовольно покосившись, отходил в сторону. При нас он ел неохотно и любил заниматься этим в одиночестве, аккуратно отгрызая у рыбок головы. Он вообще вел отстраненный образ жизни и у него не было постоянных друзей. Всех других кошек и собак, случайно оказавшихся в квартире, он встречал недружелюбно и воинственно, показывая всем своим видом, кто здесь хозяин и незамедлительно вступая с ними в драки. Надо сказать, что Васька был бесстрашный и боевой кот и никому не давал спуска. Любимым местом его пребывания во дворе был бетонный навес над третьим подъездом, вплотную примыкавшим к нашему кухонному окну, через которое он и выходил на прогулку. Это была его исконная территория, куда он близко никого не допускал. Всех чужаков он тут же немилосердно прогонял, сшибая одним ударом лапы, и все коты в округе знали нрав и силу Васьки, не рискуя лишний раз испытывать на себе его терпение.
 Однажды по водосточной трубе на навес спустился погулять важный соседский кот. Васька в это время отдыхал, разлегшись под кухонным столом и погрузившись в сладкую дрему. Вдруг его точно толкнули - он вскочил и пулей вылетел на навес. Похоже, соседский кот ждал этого и появление Васьки не было для него неожиданностью. Некоторое время коты ходили друг возле друга, выгнув спины и примеряясь к борьбе, злобно и устрашающе вопя. Ударив несколько раз друг друга передними лапами, будто знакомясь и соблюдая кошачьи нормы приличия, они наконец сцепились и покатились яростным и шумным клубком. Поединок начался. Одно время трудно было сказать, кто победит, силы были примерно равны, и только шерсть веером разлеталась в разные стороны. Однако, спустя минуту силы чужака стали ослабевать, сказывалось отсутствие опыта и необходимой практики, и он начал заметно сдавать. Васька наступал, неумолимо тесня противника к краю навеса и желая сбросить его вниз, на землю. На шум выглянула соседка и всплеснув руками, запричитала, зовя к себе своего ненаглядного и поливая заодно проклятиями Ваську, и нас, его хозяев. Услышав родной голос, соседский кот жалобно мяукнул и ретировался на свой балкон.
 Так закончилась еще одна попытка поколебать авторитет Васьки, за которым во дворе прочно закрепилась громкая и непобедимая слава.
 Вся жизнь Васьки прошла на этом навесе - открыв для себя это пристанище, он каждый день, как на вахту, забирался на него и сидел часами, спускаясь лишь по необходимости. Что он находил в этом занятии - не знаю, на улицу он выходить боялся и навес был для него, повидимому, одним из немногих развлечений, украсивших однообразные и неспешные будни одинокого кота.
 По вечерам, готовясь ко сну и лежа в постелях, мы с Володей с нетерпением ждали появления кота в нашей комнате. Васька выныривал из темноты неожиданно, бесшумно ступая мягкими лапами и протяжно мурлыкая, небрежно оглядывался и делал свой выбор. Счастливчик долго тормошил его, гладя и целуя, и в конце концов укладывал спать с собой под одеяло. Этого Васька терпеть не мог, долго не успокаивался, ерзал, передвигаясь под одеялом, наконец вылезал и устраивался в ногах - это было его постоянное и привычное место.
 Шли годы, пролетая незаметно и радостно, я закончил школу, поступил в институт, но, возвращаясь домой, по-прежнему встречал меня у двери Васька. Только не подбегал, как раньше, и не терся у ног, мурлыкая, а стоял поодаль или лежал, устало и отрешенно глядя куда-то в сторону. Он уже не выходил на навес, а сидел на окне, в проеме форточки, и тихо подрагивал голосом, беспомощно мяукал, завидя издали голубей или воробьев. Ему шел второй десяток, возраст, редкий для котов, и беззубый и больной, он уже не мог переваривать пищу, его все чаще рвало и тошнило и он уходил в дальнюю комнату, сторонясь людей и шумного общества. Мама стала готовить ему отдельную еду, протертую жидкую кашицу, и кормила его с ложечки, как маленького. Васька принимал ее ухаживания, пытаясь отблагодарить мурлыканьем, но вместо приятного мелодичного пения у него выходило сиплое и сухое, прерывистое кашлянье. Жизнь уходила и Васька, кажется, это хорошо понимал.
 Через два года, не дотянув немного до двадцати лет, Васька тихо умер во сне, окоченев и свернувшись последним клубком, был похоронен во дворе, возле отцовского нового гаража, при въезде со стороны улицы Кирова, При строительстве Дома Союзов, вставшего на месте Александровской церкви, все вокруг перерыли, облагораживая окрестности, перекопали трактором и могила затерялась, так что я и не и знаю, где теперь наш Васька и как мне его искать.