Вечер и слёзы на глазах. под влиянием национального из песни Eva

Евара ро даранга. Роная чаве хэстер



Медленная восточная мелодия прорезывается одиноким прозрачным голосом который еще более оттеняется последующим хором низких вибраций. Мелодия зовущая, тянущая за собой, укачивающая бархатным тенором. Как эхом ему звучит одинокий хрустальный призывный возглас, повествующий в своем коротком появлении, о слезах на глазах той, что неможет выйтий на встречу ему. Все томно и грозно наступающим вечером. Наступает вечер и как это бывает в реальной жизни, в этот момент падает завеса оттороженности от шумного разнообразного фона реальности. Голоса слышимые приобретают необъяснимую высокую котрастность. Все так выпукло и осязаемо. Все слышится в профиль. Какждый звук различим. Вечер наступает. Он видимо приближается, но его еще нет. Он по пути к нам, предвосхищаем тончайщей рецепцией всего слышимого. Всеми необъятными высокими и низкими звуками, что необычно несливаемы с друг другом, создавая зримое неестественное происхождение мелодии и слова. Только тут может содержание слится с природой звука. Только человеческое способно умудриться загрузить естественное неестественным своим звучанием. Неестественным, но таким к месту! А может вечер и песня о слезах на глазах, что вызванны этим наступающим вечером, и есть изначальность в природе их появляения? Может именно это и есть проявление божественного над природным? Что если человек призван соеденить естественное, само по себе существующее со страданием и радостью, носителем и местом рождения которого он и есть? Может мы должны привязывать природу к нашим эмоциям, к нашим слезам на глазах. Тех что связанны с наступлением вечера? Ведь так в вечер вдыхается жизнь. Мы тогда и есть жизнь в этом таком мертвом без нас совершенном. Слезы на глазах и вечер. Он станет вечером со слезами на глазах. Он оживает на наших глазах. И тогда вечер увидет её глазами наступление ночи, а её тревожная душа сумеет уснуть природой покойной ночи.