Я знал лохнесское чудовище!

После того, как я съездил в Шотландию, напился чистого родникового виски за несколько фунтов (на нормальный у меня денег не было), поспал в Эдинбургском парке, где с утричка бродили шотландские старушки со старыми собачками, похожими на людей. Искупался в холодном Северном море. А, главное, попал на озеро Лох-Несс, где мой, отягощённый путевым виски, организм принял изрядную дозу Тэкилы с солью. Откуда появилась там Тэкила – не помню. Не для того я ездил туда, что бы запоминать всякую чушь!

И вот, как только я съездил в эту мистическую страну, все присосались ко мне, как плоские пиявки, видел ли я лохнесское чудовище. Причём спрашивали все, и, подозреваю, 86 процентов – на полном серьёзе…

Когда я допил остатки Тэкилы, чудовище то и вылезло….
Нет, вы не подумайте. Я ещё не алкаш, что бы тонуть в сладких галлюцинациях белой горячки. Просто по четвергам Чудовище всегда вылезало для поглощения жертвенной девушки, которую еженедельно выделяет Инвернесский городской суд. Само собой, было бы кощунством и первобытной грубостью, лишать жизни невинных людей. Вот провинившихся в чём либо девушек - гуманно и справедливо.
Стоял знойный четверг.

Дул прохладный шотландский ветерок, похрипывая на ветках приозёрных дубов. Краснело вялое, вечернее солнце, как монетка двух английских пенсов. Леня икал от выпитого, а Маша тянула меня за рукав, дескать, надо бы ещё…. А где я, спрашивается, возьму?! Здесь на озере не то что универсамов, даже ларька задрипанного не сыщешь. Вот толи дело у Пролетарской! Цивилизация…. И ларьки и пиво и шаверма….

- Видно, девка на шаверму пойдёт, - задумчиво сказал Лёня и загадочно икнул.
На склоне, перед серой лонесской водой стояла девушка в ярком платье непонятного цвета, похожая (издалека) на Надьку Сухину, одну мою знакомую работницу виртуальных пип-шоу.
- Бедная девочка, - сказала Маша и зевнула, - интересно, за что её?
- Пойдём, узнаем, - говорю.

Мы поднялись с холодной, влажной травы и поплелись к Надьке, точнее к жертве инвернесских традиций, похожей на Надьку.
- Воц ковенан? – как можно развязнее бросил я.

Девушка подняла свои грустные, длинные, как мост «Золотые врата», ресницы, но ничего не ответила.
- Побазарь с ней, - говорю Лёне, - ты у нас англичанин, а то эта дура мой американский диалект не понимает.
Девушка ещё грустнее посмотрела на меня.
- Дама, - сказал Лёня на пьяном русском, - как вы тут? – и икнул.
Я толкнул его в бок.
- А, да, да! – опомнился Лёня и стал лопотать по-заморски.

Девушка отвечала тихими дрожащим голоском, будто прямо из груди.
Я хотел погладить бедную шотландку, но Маша требовала ещё Тэкилы, мне стало неловко.
- Я, - говорит несчастная, - попала сюда заслужено.
- Что же ты совершила, дурочка? – спросил Лёня («дурочка» он сказал по-русски).
- Я перешла дорогу в неположенном месте.
- У вас за это казнят? – зевнула Маша. Лёня перевёл её вопрос.
- Нет, нет, - вскинула бледные ручки жертва шотландских законов. – Просто на этой неделе моё правонарушение было единственным среди женского народонаселения Инвернесса и пригородов.

Думаю, про народонаселение это сам Леня приплёл. Он любит такие словечки. Студент недоваренный летней сессией. Надеюсь, зимой его додавят.
- Но вы можете бежать, - сказал я и окинул рукой свободные Лохнесские просторы, тонущие в вечерних сумерках.- Вы даже не связаны!
- Нет, - сказала девушка трагичным мхатовским голоском, - таков закон!
- А… что это у вас в пакетике? – спросила Маша. Её зоркий взгляд нащупал что-то ценное.
- Это виски, для храбрости, - грустно сказала девушка, – но я всё равно не пью. Это вредно для здоровья.
- Конечно вредно… - протянула Маша. А руки её горячие уже тянулись к вожделенному пакетику. Всё-таки, у Машки нюх на эти дела!

Мы хотели немного выпить и посмотреть, как чудовище вылезет со дна и съест нерадивую правонарушительницу. Мне почему-то казалось, что тогда обязательно начнётся салют, и я раньше времени стал кричать: «Ура! Ура!».

Когда мы проснулись, я стал мечтать о тёплом асфальте Пролетарской и едком, майонезно-лучном запахе шавермы. Но я лежал далеко от Пролетарской, далеко от тёплого асфальта и сладко-трупного вкуса мёртвых курочек. Я лежал наоборот, на холодной мокрой траве около Озера Лох-Несс. Густой, сливочный туман стелился над утренней водой, как над кофе. В горло залезла свора муравьёв и ожесточённо грызла нежную слизистую. Маша и Лёня лежали рядом, как дождевые червяки.

Девушкой – жертвой и не пахло.
Наверное, Чудовище сожрало её без нас. И салюта я не посмотрел….
Теперь, когда я перебегаю дорогу на красный цвет, что-то тоскливое колет под рёбрами. Я вспоминаю бедных девочек из сурового города Инвернесс.

13.мая 2006