История N. Часть I

Сегодня Рождество…

Этот праздник — прикосновение к тайне, которую хочется приоткрыть, осветив будущее хрупким мерцающим огоньком свечи.

Рождество — светлый праздник.

Даже грусть — если она, конечно, решит посетить — грусть светлая, трогающая в сердцах колокольчики радости. Унынию здесь нет места. И во мраке полного забвения огонек веры, огонек надежды воодушевляет слепого, дает и ему силы жить и смотреть вперед.

Рождество — тихий праздник.
 
Когда зажигаются свечи в уютных домах, их хрупкие, беззащитные огоньки стремятся вверх, дрожат от дыхания живых, оседают все ниже вслед за стекающим воском, остывают, и становятся человеческой памятью.

Этот застывший воск даже на морозе не бывает холодным: вечный огонек веры, вечный огонек надежды мерцает в его глубине.

Я хочу рассказать вам историю N.

Осенью, когда в городском суде провинциального городка М. слушалось ее дело, в одном холодном заброшенном деревянном доме прозвучал выстрел.

Труп неизвестного найдут через два-три дня. В кармане его обнаружат записку, довольно странного содержания, никак не походящую на обыкновенные записки самоубийц:

«Добро — это жертва, а жертва — это насилие. От камней нет спасенья».

Пожалуй, с этого и начну.

Я постараюсь изложить как можно более подробно все, что касается дела N. Все, что удалось мне узнать, используя скромные возможности «четвертой власти». Как говорят, по дням, и по часам.

____________

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
____________



15 НОЯБРЯ

Кофейня «Алые Паруса» на центральном проспекте. В заведении можно курить.
— Черт возьми, я их чувствую! — человек за столиком делает взмах левой рукой, как будто отгоняя мух. В правой руке он держит бокал с красным вином, половина содержимого выплескивается на стол и манжет его белоснежной сорочки с золотой запонкой, выглядывающей из рукава дорого пиджака. За столиком с человеком красивая бестия, постоянно улыбаясь, смотрит на него и слушает, и теперь, после неудачного отпугивания как бы мух, она грациозно приподнимается из кресла, наклоняется к мужчине, и, жарко дыша ему в лицо, пальцами нежно проводит по его шее, затем поправляет ему галстук.
— Ну что же ты, милый. Все будет хорошо. Я с тобой, — говорит она.
— Тебе не понять, что я чувствую, — тихо, без упрека отвечает мужчина.
— Ну, расскажи, кто тебя мучает?
— Змеи.
— Змеи? Настоящие змеи? Которые ползают? Где ж они?
— Там... под водой. Нет, это просто сон...***

14 НОЯБРЯ

В заброшенный деревянный дом на пустыре входят мужчина и девочка лет пятнадцати, которую он держит за руку. В другой руке у него кожаный дипломат, а у нее — маленькая разноцветная спортивная сумка.
Проходит час. Девочка выходит из этого дома одна. Идет, легко перепрыгивая камни и доски, торчащие из земли.

…Вечером этого же дня дома мама девочки спрашивает:
— Ну, расскажи. Встречалась с папой? Куда вы ходили?
— Видела, мам. Мы ходили в старый дом, где я родилась.
— Вот как?! Интересно!
— Да, мне было интересно узнать.
— А папа?
— Папа вначале не хотел. А потом сломался, и мы пошли. Знаешь, этот дом на пустыре, он стоит уже лет десять без жильцов, как одинокий старый призрак.
— И что там?
— Там гудят голоса прошлого. Там на стенах рисуют узоры время и свет противоположных окон. Там нет чувств, а только разбитая посуда и осколки чьих-то жизней. Там есть длинные узкие лестницы, прогибающиеся от шагов и трещащие болью старости. От их стонов становится страшно и приходится останавливаться, с каждым шагом вслушиваясь в ощущения...
— Господи, ты сама это придумала? Ты даже сочинение «Как я провела лето» из Интернета качала.
— Прости мам, плагиат. Но там все именно так, только нет противоположных окон, дом один стоит, на пустыре.
— Я знаю.
— Ты там тоже была?! Когда?!
— Нет. Просто помню.

13 НОЯБРЯ

— Доча, вот послушай: «Если очень постараться, то можно найти свидетельства жизни этого дома. По обрывкам газет, по царапинам на полу и зарубкам на дверных косяках. Здесь росли и играли дети. Здесь решались чьи-то судьбы, здесь плакали и смеялись. Верили и любили, били посуду и рвали письма в клочья. Старые фотографии кем-то забытые остались лежать в углу. Пожелтевшие, улыбчивы лица — да, тогда совсем не умели позировать…». Рассказ. Ты нашла его в Интернете... Я его сегодня распечатала и прочитала...
— Чего ты от меня хочешь?
— Я хочу только одного. Чтобы ты меня никогда и ни в чем не обманывала.
— Например?
— Например, зачем ты выдумала, что встречалась вчера с папой?
— Отстань.
— Он даже не хочет тебя видеть.
— Я сказала: от-стань.
— Хорошо. Я «от», и я «стану», но хочу, чтобы и ты…

Громкий стук захлопнувшейся двери.

12 НОЯБРЯ

— Иванова, зайди ко мне, — хрипло продрожал динамик громкой связи, установленный в тюремном коридоре.
— Иванова, к начальнице! — повторно кричит дежурная отделения.
Слышится лязг открывающейся двери, Иванова выходит, тихо закрывает дверь за собой, щелкает замок. Не спеша, идет по коридору, мимо дверей камер, к выходу.

— Войдите, — слышится разрешение после несмелого троекратного постукивания в дверь.
Иванова входит.
— Вот что, Иванова, — будничным голосом, без приветствия, блуждая взглядом по разбросанным на столе бумагам, начинает начальница, — Сегодня у нас пополнение. Трое пришли по статьям о разбойном нападении. Две — по кражам. Но меня интересует последняя… Вот ее дело… — полковник взяла в руки серую папку N. — Восемнадцать лет… На момент совершения преступления прошло четыре дня после наступления совершеннолетия осужденной… Родилась в деревне… Из многодетной семьи… Отец инвалид, ликвидатор аварии 1986 года в Чернобыле… Поступила в прошлом году учиться в кулинарное училище города М… Жила в общежитии, в комнате еще было три девочки… Родила ребенка одна, в общем туалете, и выбросила его в форточку… Все девять месяцев каким-то образом скрывала свою беременность… от родителей, от преподователей, от подруг по комнате… Экспертиза показала, ребенок родился живым, но сканчался в результате падения с четвертого этажа общежития… Учитывая положтельные характеристики, чисточердечное раскаяние, суд назначил N. пять лет лишения свободы… Я хочу, чтобы ты не спускала с нее глаз, Иванова... Меня она тревожит…
— Хорошо. Можно идти?
— Да.

10 НОЯБРЯ

— Курить хочешь?
— Спасибо, я не курю, — тихо отвечает N. на дружелюбное предложение хозяйки камеры.
— Я верю тебе… — медленно произносит Хозяйка. — Я всегда верю людям… Ты знаешь, почему тебя поместили в карцер?
— Не знаю, — отвечает N. Она продолжает сидеть без движения, и, отвечая без какой-либо интонации, даже не поднимает глаз на свою сокамерницу.
— Строишь из себя маленькую жертву? Хорошо. Я отвечу за тебя. Тебя подставили. А ты знаешь, почему в этом крысятнике ты не одна?
Девушка в ответ лишь пожимает плечами.
— Хорошо. Я скажу. Меня попросили обработать тебя. Ты ведь знаешь, что тебя не любят… Но сами они ничего сделать не могут, поэтому просят меня… Не понимаю, как ты собираешься существовать. Завтра тебя отправят на зону...
— Я знаю.
— Какого хрена ты знаешь? Я спрашиваю, ты собираешься жить как-то после того, что учудила, или думаешь, что тебе это сниться?
— Не думаю.
— Послушай, если ты думаешь, что я тебя задеваю, то знай: это не так! Обещаю, я тебя не трону. Честное слово. Что-то в тебе есть. Я кое-что понимаю в людях. Ты не слабенькая. Ты сильная.
Хозяйка выждала с минуту, оценивая, какой эффект произведут ее слова. Но никакого эффекта не последовало.
— Послушай, я одного не понимаю…
— Что именно? — N. впервые поднимает глаза и вопросительно смотрит на Хозяйку.
— Ты что, Дева Мария? — Хозяйка пристально смотрит на девушку.
N. молчит.
— Кто отец? Почему ты не скажешь, кто отец? По крайней мере, он не спасет тебя от срока, но выложит большие бабки. Тебе или твоей семье. Ты ведь из многодетной семьи, да? Братья, сестры есть, да? Хоть расскажи, как ты залетела?
— Поверьте, я не знаю, не надо меня больше спрашивать, прошу… — тихо говорит девушка, потом опускается на колени и лежится животом на пол.

7 НОЯБРЯ

N. тихо шепчет в темноте:
— Если у нас нет выхода вдвоем, мы можем выйти через эти двери в одиночку. Но я не могу жить без тебя. Следовательно, не существую. Я ушла из жизни, или я не пришла сюда? А может я — в одиночном карцере? Но это одно и то же. И кто меня будет миловать?


2 НОЯБРЯ

— Еще немного, и я начну считать себя почтальоном. — Майор, вошедший в кабинет следователя по делу N., бросает на стол папку.
— Что это?
— Дополнение по твоему делу.
— Не гони. Дело закрыто.
— А человек? — майор поднял палец в потолок, — человек закрыт? Прочти и распишись. Я пошел.

Майор выходит, и следователь раскрывает папку. Внутри ее скоросшивателем проткнута школьная тетрадка в алой обложке. По центру выведено по-детски аккуратными буквами: (чужим читать строго запрещается!!!). Следователь, вздохнув, открывает первую страницу…

ДНЕВНИК N.

Я вижу дом, точнее не дом, а просто огромную ослепительную стену. И на каком то этаже этого дома, есть комната, куда мне совершенно необходимо попасть. И я начинаю взбираться по ослепительной стене, чтобы, добравшись, увидеть, что там никого, только я.

А еще я вижу гору, и на вершине маленькая хижина. Дует ветер со снегом, но почему-то тепло. А у хижины есть окна, витрины. И за витринами, цветет сад. И там пусто, нет никого, и зачем я пришла сюда?

Сегодня ночью мороз накрыл тонкой замысловато узорчатой ледяной скатертью мох Удивительной рощи. Серебряные нити разрываются с легким хрустом, мох проваливается, к земле-матушке прилепляется. Замерло древнее болото, ветер затаил дыхание в ветвях кривоногих берез и угрюмых, облезлых елей. Только следы дышат здесь и сейчас, в это утро.

Он идет.
Кто он?
Кто?
Я слышу только его голос:

О люди!
Если бы вы были легки!
Если бы вы были светлы!
Если бы вы были мудры!
Если бы вы были просты!
О люди, вы бы увидели, успели увидеть по слову на каждой из моих подков.
Четыре слова.

Но подковы мои теплы. Но зима еще только подступается к Удивительной роще. И слова мои тают, придавленные копытами.

— Что за дребедень, — бормочет следователь и резко бросает тетрадь наискось по темно-красной глади стола. Тетрадь легко скользит и сбивает со стола козлиное копыто, выдолбленное внутри, которое последние одиннадцать лет служит подставкой для канцелярских принадлежностей — подарок друга из прокуратуры.

30 ОКТЯБРЯ

— Света, смотри! — парень нагибается и поднимает с грязного пола покрытую слоем пыли картину в раме. Чувствуется тяжесть дорого обрамления. Юноша проводит ладонью по холсту. На свет проступает лицо человека, с глубоким взглядом, он в монашеском одеянии, которое покрывает его голову и делает открытым только лицо.
— Не фига себе, кто это здесь забыл?
— Оставь, Денис. Просто так ее никто не мог забыть.
— Ну, ладно.
Картина летит в угол и с треском ударяется рамой о стену.
— Зачем, блин? — кричит Света.
— А что? Может, эта картина несла в себе плохую энергетику, вот ее и бросили здесь прежние хозяева дома. И никому она не надо.
— Слушай, пошли отсюда.

Подростки выходят из заброшенного деревянного дома. Закуривают по сигарете, затем обходят мрачное строение, беседуя о чем-то своем и озираясь по сторонам, и, видимо, не найдя нигде ничего достойного внимания, удаляются прочь.

28 ОКТЯБРЯ

Старый сквер рядом с православным собором. По самой дальней, заброшенной аллее идут навстречу две юные девушки, обе одеты под диктовку подростковой моды сезона в стильные куртки, встреча их происходит у пустой скамьи с потрескавшимися брусьями.
— Привет, я Света! — представляется одна из девчонок, неуклюже пытаясь изобразить жест протягивания руки.
— Та самая Маленькая Вредина? — дружелюбно улыбается другая, и тоже протягивает руку в ответ.
— Это лучше, чем поцелуи.
— Ага.
— А я Юльчик, это и мой ник, и по жизни я тоже Юльчик.
— Ну вот, наконец-то мы увиделись живьем…
Некоторое время девчонки с интересом смотрят друг на друга.

— Слушай, а мы похожи.
— Да, что-то есть.
— Я имею в виду, что даже внешне.
— Ну, мы ведь непросто так… помешались на этой игре. Значит, что-то у нас есть действительно общее. Родственное...
— Может быть. Ну, ладно. Так ты принесла рассказ?
— Да, конечно. Вот, бери, — Юльчик протянула Свете тонкий черный пакет, который держала в руке.
— Бери прямо с пакетом, он мне не нужен.

27 ОКТЯБРЯ

— Юля, я хочу с тобой серьезно поговорить.
— И что тебя, мамочка, интересует?
— Доча, меня именно волнуют твои интересы.
— Какие мои интересы тебя волнуют, мамочка? Мальчики? Ночные кафе? Тестирование?
— Очень, Юля, оригинально.
— Да, ну так что?
— Представь, меня интересует твой четвертый интерес. Под названием Компьютер.
— А что там случилось?
— Я не знаю, что там в компьютере случилось и случается ли вообще, и знать не хочу, а интересует меня твое здоровье.
— Послушай, да что случилось?!
— Юля, я твоя мама, и поэтому… — женщина нагибается и берет с полки под крышкой журнального столика стопку разрозненных страниц, — Вот, это все стало вылазить само из принтера сегодня утром…
Юля резко выхватывает из рук мамы листы с распечатанным текстом и, мельком взглянув на верхнюю страницу, роняет стопку листов на пол.
— Блин…
— Честное слово, я не лазаю по твоим документам, я просто хотела вывести утром отчет, ты знаешь. Мне нужно его в банк. А в итоге десять минут ждала, пока шли эти листы…
— Ну, так выключила бы принтер! Я просто забыла снять задание! Это проблема — снять задание с принтера?
— Дело не в этом, Юля… Я не о том, не о задании... Просто, понимаешь, когда бумага стал выходить, я стала читать…
— Ах, вот оно что!
— Скажи, зачем ты это написала?
— Что написала! Мама, ты в своем уме? Это просто рассказ! Из Интернета!
— Нет Юля, это не просто рассказ. Это твой рассказ.
— Ха-ха-ха!
— И этот твой рассказ… Камень Черного монаха… меня обижает.
— Да успокойся, во-первых, я не понимаю, что там может тебя обидеть, а во-вторых, еще раз, и в последний раз по-вто-ря-ю: я его не пи-са-ла!
— Ох, Юля, сердце мамино не обманешь…

КАМЕНЬ ЧЕРНОГО МОНАХА

Реальная история.

Утром я, как всегда, пошла в училище. Возвращаясь домой после учебы, встретила свою старую знакомую, с которой не виделась очень давно. Света была со своим другом.
— Привет, как дела? — спросила Света.
— Все хорошо. А ты как?
— Да все так же. А как еще может быть у Маленькой Вредины? Кстати, познакомься… — и Света представила мне своего парня. Имя его пока не важно.
Как оказалось, в пакете у него была бутылка «Черного монаха».
— Если не спешишь, пошли с нами, посидим, — сказал он.
— Хорошо, ответила я.
Мы пошли в сквер и нашли какую-то скамейку на самой безлюдной аллее. Было уже темно. Усевшись на лавочку, Светка достала бутылку и пластмассовые стаканчики. Парень открыл вино и, разлив по стаканам, протянул один мне. Мы выпили. Но рассказ, опять-таки, не об этом, я просто хочу показать, с чего все началось.
— А ты знаешь, что раньше, при коммунистах, в этом соборе был плавательный бассейн? — сказал вдруг наш рыцарь, указав рукой на церковь.
— Да, да, я слышала. Там даже моя мама плавала, когда была беременна мной, — ответила парню Маленькая Вредина.
Когда они об этом заговорили, я стала смотреть на собор. Падал снег. Вдруг я увидела, что вдоль старой церковной стены по направлению к нам идет человек в черном длинном одеянии. Серьезно, это был монах. Не осознавая, почему, я встала и пошла к нему наперерез. Подходя все ближе, я заметила, что он был огромного роста, более двух метров. Я испугалась и остановилась. Его голова была опущена. На расстоянии около полутора метров монах поднял руку, словно протягивая мне что-то. Я подставила ладонь, а монах положил в нее камень. При этом он произнес слово: «ЗНАЙ»! В тот самый момент я почувствовала, как мне стало тяжело. Голова закружилась, в глазах помутнело.
— Ты что, тебе плохо? — услышала я голос Маленькой Вредины. Открыв глаза, я увидела испуганное лицо Светы, а парень, держа меня за плечи, осторожно усадил на скамью.
— Кто этот человек? — спросила тогда я.
— Какой человек? Ты что, вообще уже? Тебе пить нельзя! — пробурчала Светка.
Посидев еще немного на лавочке, мы разошлись. Я пошла домой. Из головы всю дорогу не выходил этот странный случай. «Это был бред» — успокаивала я себя.
Когда я зашла в подъезд и полезла за ключом, то вдруг почувствовала в кармане куртки какой-то тяжелый предмет. Я засунула руку и нащупала камень!
Камень лежал у меня в кармане!
В висках застучало. Я резко откинула камень от себя, лихорадочно открыла дверь, руки были влажные, а сердце бешено билось.
Утром мама спросила, что произошло — я всю ночь стонала. В ответ я лишь ответила ей: «Ты тоже стонешь по ночам».
В училище не пошла. До двенадцати валялась в кровати.
Днем вышла посмотреть на лестничную площадку, лежит ли там камень. Он лежал там, в углу, куда я его и бросила.
Пробыв еще некоторое время дома, я решила отнести камень на то место, где мне дал его Черный монах. Была необъяснимая тяжесть на душе.
Я снова пошла на это место, достала камень и положила в снег. Не оглядываясь, быстро ушла.
Вечером я пошла к тете Вере и рассказа ей об этом случае. Тетя Вера ходит в церковь.
Она меня успокоила. Сказала, что мне просто это показалось, я имею в виду монаха. А камень, может быть, уже давно лежал у меня в кармане.

26 ОКТЯБРЯ

— Алло, Виктор Иванович! Добрый день, вас волнуют из редакции республиканского радио, меня зовут Виктор Шахов.
— М-да. Добрый день.
— Виктор Иванович, мне посоветовали в областном Управлении внутренних дел созвониться с вами, и вот по какому делу. В русле дальнейшего повышения имиджа сотрудников милиции мы готовим цикл передач об интересных, творческих личностях, которые работают в правоохранительных органах. И вот…
— М-да.
— И вот, я бы попросил вас в помощи найти одного такого человека в вашем городском отделе.
— М-да. Необычное дело… Найти такого вот человека… для такого вот… как вы сказали? — цикла? Впрочем, можно постараться…
— Здесь, в принципе, и не надо вам стараться, Виктор Иванович. Ведь мы, как говорится, уже обладаем некоторыми данными. Меня, конкретно, интересует ваш следователь, который работает в криминальном отделе…
— А, Жаров! Ну, конечно, м-да. Только понимаете ли…
— Да-да, именно он. Вы правильно догадались, следователь-художник, который расследует убийства и в то же время пишет прекрасные картины, живопись… Я, честно говоря, ему звонил. На протяжении трех дней. Телефон мне дали в вашем управлении. Но никто не берет трубку. Может, вы подскажите его номер телефона? А еще лучше — домашний телефон.
— К сожалению, вы звонили ему правильно, просто он, наверное, не хочет вам отвечать… Видите ли, Жаров написал рапорт об увольнении из органов... В общем, он работает последнюю неделю у нас. Как говорится, сдает все свои дела…
— Вот как? Странно… Я не знал… Что-то, видимо, случилось?
— А это для всех странно... Один из лучших наших следователей… Без каких-либо на то причин… Решил видно просто сменить род занятий… Вот такой творческий, как вы сказали, он человек...

25 ОКТЯБРЯ

Утренний эфир радиопередачи «Человек и закон»:
«…городской суд города М. вынес приговор 18-летней учащейся кулинарного училища N., которая 26 марта сего года родила в кабинке туалета общежития училища и затем выбросила младенца через окно. Проведенной судебно-медицинской экспертизой было установлено, что новорожденная девочка на момент рождения была жива, ребенок был доношен. Учитывая, что N. на протяжении девяти месяцев имела реальную возможность сообщить о своей беременности родным, близким, обратиться в медицинское учреждение, но всевозможными способами скрывала свою беременность от окружающих, а родив, совершила преступление с единственной целью избавиться от младенца, суд квалифицировал ее действия как умышленное убивство по статье 101 Уголовного Кодекса (срок наказания от 8 до 20 лет). Однако, принимая во внимания ряд исключтельных моментов, положительные характеристики девушки, которые она имела в сельской школе и кулинарном училище, а также то, что на момент совершения преступления прошло всего 4 дня после наступления совершеннолетия подсудимой, суд счел возможным назначить N. наказание сроком менее низшего предела, предусмотренного статьей 101, осудив ее на 5 лет лишения свободы. Суд высшей инстанции оставил приговор без изменения».

24 ОКТЯБРЯ

Хартфорд, штат Массачусетс, США. Завтрак в доме Сандлеров.
— Жора, не забудь сегодня забрать Леру из музыкальной студии, я не хочу, чтобы она вечером возвращалась домой одна.
— Что такое, Белла, наша Лера самостоятельная девочка, она всегда знает, как и с кем себя вести.
— Жора, мне снился плохой сон.
— Белла, ты знаешь, что плохим снам…
— Я знаю, Жорж, и не надо меня учить. Забери свою дочь.
— Я заберу. Но не потому, что тебе снятся плохие сны.
— Сон был про тебя, а не про Леру.
— Да?
— Да. Мне снился наш старый дом, где родилась Лера. Ты помнишь тот мрачный двухэтажный и весь скрипучий деревянный дом, где все мы когда-то жили? Мы, и еще три семьи, и у всех в один год тогда родились по девочке?
— Конечно, помню, Белла. Помню только хорошее.
— Ты просто не знаешь о плохом.
— Что такое, Белла?
— Ничего. Ты же не веришь плохим снам. Просто забери нашу девочку сегодня.


СОН БЕЛЛЫ, РАССКАЗАННЫЙ СВОЕМУ ЛИЧНОМУ ПСИХОАНАЛИТИКУ

— Я пытаюсь повесить ребенка. Я не слышу его голос, но знаю, что он этого хочет и не могу противостоять. Понимаю, что не должна так поступать, но ничего не могу с собой поделать. Вижу веревку на которой пытаюсь его повесить, его лицо такое маленькое и спокойное. Это мальчик, но лицо у него такое нежное, кругленькое, почти девичье. Тоненькая шея… Мне жутко от того, что происходит. Но я покорно повинуюсь ему, хотя во мне все протестует против, я не хочу этого делать. Я делаю несколько попыток, но ничего не получается.
В конце концов ребенок устал ждать и отпустил меня, согласившись жить дальше.

15 ОКТЯБРЯ

Собрание педагогического совета кулинарного училища.
Директор училища:
— Слово завучу. Антонина Каримовна, прошу вас.
Антонина Каримовна:
— Мое выступление будет коротким. Психолог нам не нужен. Хватит нам навязывать! Леонид Геннадьевич, вы так и скажите в Управлении образования. Освободившуюся ставку я предлагаю разделить. Не за глаза будет сказано, но мы все хорошо видели, чем она занималась. Давайте оценивать результаты работы психолога с учащимися реально. Извините, но напомню про тот страшный случай, который бросил на всех нас пятно позора… я имею в виду случай с нашей учащейся N…
Голос из зала:
— Мы виноваты все, не надо сваливать всю вину на одного человека.
Антонина Каримовна:
— … Я не отрицаю. Виноваты все. Поэтому и предлагаю разделить ставку. Без психолога мы все, по крайней мере, станем больше интересоваться жизнью учащихся, а не перекладывать эту ношу на плечи очередной молоденькой…
Голос из зала:
— …Почему обязательно молоденькой?
(общий смех)
Антонина Каримовна:
— Итак, если полноценных возражений нет, этот вопрос будем считать закрытым.

***СОН ДИРЕКТОРА КУЛИНАРНОГО УЧИЛИЩА, РАССКАЗАННЫЙ ИМ СПУСТЯ МЕСЯЦ СЛУЧАЙНОЙ ЗНАКОМОЙ

— Ко мне подходит девушка и признается в любви. Я удивлен, оборачиваюсь и смотрю по сторонам, нет ли рядом кого-нибудь, думая, что она меня разыгрывает, и если я скажу «Да», то раздастся смех. Но нет никого. А она говорит, что останется со мной навсегда, что бы ни случилось… И вот мы идем к реке, там человек по колено в воде, в белой рубахе, будто ждет нас. Вот уже и я с этой девчонкой стою в воде. Чувствую, как большая рука нагибает мою голову под воду и толкает туда… Я падаю, а перед собой вижу летящую в омут девчонку, хватаю ее за подол платья, и мы летим вместе. Подаем тихо на дно, дышится здесь легко, даже легче, чем на воздухе. Только все кругом в зеленых тонах. Девушка будто отвечает мне: «Здесь нет крови». Мы встаем на ноги (а лежали на животах) и бредем по этому дну. Видим дом, входим туда. В доме во всех комнатах плавают какие-то иконы, они светятся желтым светом. Я беру одну, и вижу, что на самом-то деле это зеркало: там я повешенный, и тело мое обвивают змеи.