С. Минаев - Духless

Никогда не успевал за отечественным книжным рынком, но тут вдруг вовремя наткнулся на очередной голос поколения, тем более что поколения — моего; как бы положено отреагировать. Потратил время. Мне не нравится эта книга. Мне не нравится, что меня посчитали в одно поколение с лирическим героем Сергея Минаева, причём хочется верить, что лирическим героем, потому что неровный стиль и пафосность изложения (от первого лица) намекают на более близкие отношения между автором и персонажем. Наконец, мне не нравится сама вот эта идея об измерении точки зрения поколения по продажам книги с тухлым названием, которое приходится специально переводить на русский с авторского. Но забегаю вперёд.

Дмитрий Бавильский высказал целый ряд мнений о новом бестселлере. С его точки зрения: «[...] одним из главных трендов этого года является борьба с гламуром. Причем, с гламуром начинает бороться сам гламур. [...] Беда пришла откуда не ждали: светский лев (удачливый бизнесмен и стильный мужчина) Сергей Минаев написал роман, разоблачающий среду, что его вскормила. [...] Минаев посвящает свой роман «поколению, чей старт был столь ярок и чья жизнь была столь безрадостно растрачена». «Духless» — это ответ Оксане Робски группы наиболее продвинутых пользователей, которые задыхаются в любых ограниченных территориях.»

Я не очень хорошо представляю себе, что Дмитрий Бавильский понимает под словом «гламур», особенно в свете сентенций типа: «Дело гламура всесильно, потому что оно вечно. Гламур непобедим, как непреодолимо стремление человеков к сладкой жизни» (автор «Духless» написал бы «dolce vita»). Мне ясно лишь, что гламур о котором регулярно пишет Оксана Робски и гламур писателя Минаева — две существенно разные вещи. Пелевин, творчеством которого так очевидно вдохновлялся Минаев, сформулировал в «Generation П»: «Оральный вау-импульс заставляет клетку поглощать деньги, чтобы уничтожить страдание от конфликта между образом себя и образом идеального «сверх-я», создаваемого рекламой. [...] многие миллионеры ходят в рванье и ездят на дешевых машинах — но, чтобы позволить себе это, надо быть миллионером. Нищий в такой ситуации невыразимо страдал бы от когнитивного диссонанса, поэтому многие бедные люди стремятся дорого и хорошо одеться на последние деньги». Предлагаю оставить вау-терминологию на совести Виктора Олеговича, и посмотреть на «Духless» как на иллюстрацию к понятию когнитивного диссонанса.

Проще всего начать с совершенно навязчивого перечисления окружающих героя брендов. Для героинь Робски бренды — походя брошенные прилагательные, для героя Минаева бренды — существительные. Он даже себя определяет через бренды: «когда ты по пятницам несся с работы на дачу, чтобы бухнуть с батяней на природе и все такое, я жрал МДМА в «Птюче» и перся под «Born Slippy» Underworld. [...] Я не смотрю «Бригаду», не люблю русский рок, у меня нет компакт-диска Сереги с «Черным бумером». Я читаю Уэльбека, Эллиса, смотрю старое кино с Марлен Дитрих и охуеваю от итальянских дизайнеров». Настолько охуевает, что не отличает друг от друга: «блондинистую сучку, в чем-то прадо-гуччи-подобном». Вообще, «Духless» напоминает «Casual» примерно в той же степени, в какой product placement в «Ночном дозоре» карикатурирует приёмы из западных фильмов, аккуратно, но слишком уж прямолинейно. Ссылки на бренды в большинстве случаев правильные — но предсказуемые и скучные как новогоднее поздравление Президента; за ними угадывается не свободный выбор, а часы зубрёжки по первоисточникам. Тем заметнее фальшь в выборе эпиграфов: INXS, «Журнал «Моё дело/Магазин»», Пушкин и (sic!) Бивис с Батхедом.

Впрочем, наиболее красноречивы ссылки на Уэльбека с Эллисом и упоминаемый через слово Берроуз. Даже удивительно, что Паланик с Буковски остались за бортом, их вклад в эстетику люмпен-интеллектуального протеста вполне сопоставим. Писательского мастерства Минаева недостаёт на то, чтобы равняться с переводами товарищей по революционной борьбе (не помогают даже подражания Веничке Ерофееву: «Тут мои пальцы натыкаются на какой-то комок в целлофане. Я медленно достаю его и украдкой разглядываю. Белая субстанция в целлофане. «Что в пакете?» — спрашивает у знатоков телезритель из Тюмени»). Писатель компенсирует это высокомерной ненавистью героя к окружающему миру: своей собственной тусовке, каждому таксисту, попутчику, коллеге, милиционеру и каждому существу женского пола (по определению, проститутке). Собственно, за весь роман герой отозвался положительно только о двух персонажах: обманувшему его жулику и непрерывно обманываемой им самим девушке.

Почему книгу покупают? У нас на глазах складывается классовое общество, и, как любое классовое общество, оно запрашивает классовую литературу. Литературу для рабочего класса, именно так. Героиновый гламур «Духless» — это карикатура, китч для презираемых героем низов. И если героиня «Casual» просто высокомерна, дискурс «Духless» аморален: устно ниспровергая заведомо недоступные высоты пирамиды потребления, а на деле захлёбываясь в надуманных излишествах. Тем поучительнее призван быть финал с возвращением к корням, то есть к дешёвой водке из горла в обнимку с подмосковной берёзкой.

Пустота героя «Духless» никак не связана с его заявленной принадлежностью к высшим стратам общества или излишествам потребления. Она не связана с кризисом среднего возраста или последствиями всеобщей гламуризации. Эта пустота была в герое всегда, до и после перестройки, до и после начала употребления наркотиков. Так что неуклюжая попытка героя намекнуть в финале на своё возможное самоубийство — не более чем ещё один способ пожалеть великолепного себя в мире, полном дегенератов и сук.