Цветение черемухи

Был месяц май, был субботний вечер, и парень с девушкой, взявшись за руки, торопились на танцы по пыльной и скособоченной поселковой улочке. Еще не все огороды были распаханы, и не все грядки вскопаны, в огородах догорали кучи прошлогодней ботвы, где-то поправляли заборы, где-то стучали топоры на новых срубах, а в палисадниках жадно распускалась сирень, забивая своим тяжелым запахом все другие: свежевспаханной земли, навоза, лиственничной коры и горьковатого дыма костров. И только для Игоря и Ани не было более серьезного дела в этот вечер, чем танцы - потому что Игорь только что вернулся из армии, и Аня, его соседка, которую он помнил мелкой и голенастой, оказалась вдруг стройной, высокой и невероятно красивой девушкой. Она ещё улыбалась смущенно, но уже осознавала и себя, и свои шестнадцать лет, и свою красоту, и этого парня, которого она тайно ждала все эти два года. Или ей казалось, что ждала, но она была почти уверена в этом, и в своих правах на него, а сегодня они просто старались не опоздать на танцплощадку.

Где будет играть оркестрик из недалекого соседнего городка, где будут все её знакомые, и где впервые она появится не одна, а в сопровождении этого серьезного и умного парня, которому почти двадцать один, который только пришел из армии и еще не успел войти в русло привычной жизни сибирского поселка.

Всего-то вчера он увидел ее впервые, такой, какой она стала: увидел, и понял, что этой картинки он не забудет никогда. Этот изгиб таежной речушки, куда она пригласила его купаться, эти лиственницы, косо нависшие над галечным, сверкающим солнечными искрами плесом и небольшим омутом у песчаного обрыва, где вода была им разве по пояс. А на плесе стремительные струи холодной как лед, зеленоватой воды не доходили выше щиколоток: и он увидел, как она вошла в воду, быстро раздевшись до купальника, совсем легкого для ее сильного тела. Вошла, и, повернувшись, посмотрела на него чуть загадочно, склонив голову к плечу, и ее золотистые волосы высветились на солнце, вспыхнули ярчайшим светом, так что больно стало глазам, и ему пришлось отвести глаза, чтобы не ослепнуть от изгиба ее талии, и ее бедер, и от этого золотистого огня ее волос. Потом он тоже разделся, и они долго ходили в воде по скользким камешкам, то уходя к ракитом, чтобы нарвать фиолетовых медунков, то забираясь в омут, чтобы немного поплавать. И потом, замерзнув вконец, лежали на чистейшей зеленой травке у обрывистого бережка, просто глядя в небо и ни о чем не разговаривая.

А еще днем раньше он ехал в поезде, самом обычном пассажирском поезде, где в плацкартном купе стоял огромный букет черемухи. Поезд загрузился демобилизованными парнями во Владивостоке, а черемуху нарвали в Биробиджане. Потом ребята сходили по одному на своих станциях, кто в Иркутске, кто в Красноярске, и черемуха тоже облетала потихоньку, засыпая стол мелкими белыми лепестками. На маленькой станции, которую не на всякой карте встретишь, сошел и он. Ровно минуту дал ему поезд на то, чтобы попрощаться с ребятами, и собрать свои нехитрые армейские пожитки – китель с сержантскими нашивками, да легонький чемоданчик.

А сегодня была суббота, и в восемь вечера будут танцы, на танцплощадке, куда они бегали еще школьниками, и прятались в кустах акаций, чтобы выпить для храбрости. Где дрались, встретив чужую компанию, и где однажды в такой драке Бартеня воспользовался обыкновенной алюминиевой вилкой, воткнув ее в бок неприятелю. Потом, не прошло и недели, они мирились, и пили мировую все в тех же кустах акации, из-за которых танцплощадку было почти не видно, и их тоже было почти не видно.

Но сегодня он не будет прятаться в кустах, прошло то время, а стоя у деревянного парапета, будет разговаривать негромко и солидно с кем-нибудь из старых приятелей, которые или тоже вернулись из армии, или остались в поселке, по разным причинам не уйдя в армию, и не попав на учебу.

Так, вдвоем, взявшись за руки, он и Аня сбегали кривыми мусорными переулками, где колья подпирали покосившиеся заборы, где бродили скучающие курицы;  все вниз и вниз, к центру поселка, и на небольшом зеленом от свежей травы взгорке, где был ручей, и где стоял колодец, на небольшом зеленом взгорке он увидел Валентина и Мишку. Когда-то, когда он учился в школе, те были старшеклассниками, и он относился к ним с должным почтением. Сейчас они были уже не старшеклассники, а просто хорошие ребята, один учился на авиастроительном факультете, другой был без пяти минут медик, и Игорю было приятно встретить их после двух лет скитаний по чужим краям. И вдвойне было приятно, что оба они были красивые и спортивные парни: Валентин брал призы на соревнованиях по штанге, а Мишка был хорошим боксером. Он обменялся с ними короткими рукопожатиями, и, собираясь заговорить, понял вдруг, что оба слегка взвинчены, и что происходит нечто необычное.

И только тут он заметил недалеко от них небольшую и довольно живописную группу. Одну женщину он узнал сразу, она была пожилая, далеко за пятьдесят, высокая, статная, с громким, слышным на всю округу голосом. Это была Асташениха, или попросту Тигра. Так звали ее все в округе, и прозвище это ее не смущало. Еще был какой-то старичок, седой, растрепанный, которого Игорь видел впервые, в кальсонах и какой-то грязноватой нижней рубашке. Он, судя по нему, пытался уйти, но уйти не мог, как-то странно двигался на одном месте, и полное отчаяние рисовалось у него на лице. Была еще одна какая-то тоже пожилая женщина, которую Игорь не мог вспомнить.

Тигра поливала старика матом так, что слышно было на всю округу. Вторая женщина, маленькая, но голосистая, не отставала от нее. И вдвоем они сумели образовать мощный редут, через который при всем своем желании не мог пройти собравшийся, судя по всему, к себе домой старик.
 - Ты, хрен моржовый, ты чем тогда думал, когда тебя потянуло на такое, - кричала Асташениха. – Ты как думал, что все так пройдет, шито крыто, и все, и ничего не будет?
 - А у него, как вообще, неужели еще стоял в пятьдесят четыре? – кричала вторая.
На стоявших невдалеке парней они не обращали ни малейшего внимания.
 - Стоял, - совсем уже тихо и как-то потерянно кивнул дедок. Он был все такой же маленький, растрепанный, и совсем уже жалкий. А бабы продолжали кричать на него, то поочередно, то в два голоса.

Валентин, заметив недоумевающий взгляд Игоря, сказал:
 - Пойдем. По дороге поговорим. Вы ведь на танцы?
Отойдя, уже довольно далеко, когда можно было идти рядом по довольно широкой тропинке, он начал рассказывать:
 - История довольно давняя. Этот дедок, это ему сейчас за семьдесят, а лет двадцать тому назад он был совсем даже не дедок. Так вот. Он с какой-то малолеткой, лет шестнадцати, пошел из Огоньков в поселок. И по дороге эту девчонку изнасиловал.

Игорь знал маленькую деревню Огоньки, километрах в десяти от их поселка. Никогда там не был, но знал, потому что там родилась его бабушка.
 - Вот как, – только и смог сказать Игорь.
 - Она повесилась после этого, - сказал Валентин. – А эти женщины как раз сегодня отмечают годовщину, ходили на кладбище.

И вот тут Игорь как провалился кудда-то. Этот дедок, в грязном исподнем, такой жалкий… Он, как выяснилось, совсем ничего не знал о жизни в своем поселке.

По виадуку они перешли на другую сторону железнодорожных путей, внизу, под ними, стояли товарняки с лесом, цистерны с мазутом, маневрировал какой-то тепловоз, да привычно пахло углем.

Клуб, деревянный, потемневший от времени, был почти рядом со станцией. И там, в глубине сада из цветущих акаций, была тоже потемневшая от времени деревянная танцплощадка. Уже играла музыка, уже толпилась вокруг и на самой танцплощадке местная молодежь, и они поднялись наверх по некрутой лестнице, проталкиваясь и застревая в небольших водоворотах из старых знакомых.

Потом они с Аней сумели уйти от всех, спрятаться в дальний угол, потом зазвучал вальс, и внезапно брызнул легкий, сверкающий на солнце, дождь, деревянная танцплощадка, вся закрытая акациями, стала скользкой, и они невесомо скользили по ней, кружась в вальсе. И вместе с дождем летели легкие лепестки черемухи, летели и летели на потемневший от времени и дождей деревянный пол танцплощадки, на парапет, на скамейки, заметая все вокруг, как заметает первый снег.


Рецензии