Кукушка

"Кукушка — широко известна тем, что сносит яйца в гнезда других птиц. Последние вынуждены выкармливать подкидыша в ущерб своим собственным птенцам. В народе кукушке приписывают способность предсказывать продолжительность жизни."

Пестрая птица неслышно вспорхнула с нижних ветвей березы и взлетела почти к самому венцу кроны. Там, на облюбованной веточке, суетливо вертя головкой и сторожко посматривая по сторонам черными бусинками глаз, она несколько раз тревожно вскрикнула, и затихла.

 

 

***

 

 - Марта, дочка, вставай. Солнце уже высоко, родная.

 - Все, все, папа. Я проснулась…

 Опять этот сон. Тысячу раз он ей снился, и вот снова она открыла глаза, счастливо улыбаясь. Но почти сразу нахлынула смертельная тоска, тяжкое бремя пережитого сдавил грудь, и слезы показались на ее глазах.

 Единственный человек, которого Марта любила, которого она боготворила, был ее отец. Мама, тихая, скромная женщина, умерла, когда Марте не было и трех лет. Ее она, впрочем, почти не помнила. Единственное, что она о ней знала, это то, что имя — Марта — ей дала именно мать. А отец сам растил дочку, воспитывал ее, и она не чувствовала недостатка внимания и тепла. Вместе они часто ходили на реку, смотрели на бурлящий, непокорный поток, гуляли в роще. Папа… Марта готова была пожертвовать всем на свете, даже собственной жизнью, лишь бы он снова был жив, был рядом… Но началась война. Все мужчины ее села взялись за оружие.

 Марта первый раз увидела отца таким — одновременно сердитым, усталым и … грустным.

 - Дочка, я не хочу воевать… С кем мне драться? В кого я должен стрелять? Что они, эти русские, совсем ничего не хотят понять? Мы всегда жили рядом, зачем же они собрались нас завоевать, установить здесь свои порядки? Марта, родная, мы живем в маленькой стране, но нам не привыкать брать в руки ружья и автоматы. Мы — нация воинов. Неужели они думают, что чеченский народ добровольно потеряет свою независимость? Пусть же Аллах вразумит этих глупцов!

 Да, ему не хотелось идти на войну, убивать людей. Пусть и солдат, пусть и захватчиков, но людей… Но отец не мог поступить иначе. Хотя они вполне могли тогда уехать из села, из района, из республики, наконец… Только никто и никогда, ни один человек не мог обвинить отца в бесчестии. Старейшины решили, что каждый мужчина идет отстаивать интересы своей страны, пусть и с оружием в руках, значит так и будет. И никуда он не сбежит.

 Марте тогда исполнилось четырнадцать лет. Не по годам самостоятельная, она каждый раз, как возвращался отец, хмурый, усталый, весь в пыли, кормила его, стирала одежду. Позже она стала носить еду отцу туда, куда он просил. И все чаще и чаще его не было дома. Но Марта переживала только за одно: лишь бы с ним ничего не случилось. Лишь бы… Марта с детства считала, что мужчина создан для войны. Он может иногда возвращаться к мирной жизни, но потом обязательно должен снова воевать. Она и сама с удовольствием пошла бы с отцом, но он категорически запретил ей даже думать об этом.

 - Что ты, дочка. Чтобы я даже разговора больше такого не слышал! Не женское это дело.

 А Марта, тайком, когда отец приходил домой и, поев, засыпал, с любопытством рассматривала автомат, гладила холодную сталь, брала в руки, целилась… Тяжелый он, все-таки. Хотя разве может быть легким этот адский механизм, на котором висят смерти людей?

 

 

***

 

 Маленькая рощица протестующе шумела, пока ветер гулял в кронах ее деревьев. Сейчас он один был здесь полновластным хозяином: то здесь листву потреплет, то там ветви закачает… Пестрая птица зябко ежилась и, нахохлив перья, то и дело прятала клюв под крыло. Ей было холодно и ужасно одиноко.

 

 

***

 

 Путь Марты лежал через ту самую речку, где когда-то они гуляли с отцом. Как же это было давно… Всякий раз Марта останавливалась на шатком настиле мостика и подолгу, задумчиво смотрела на воду. Это была своеобразная дань памяти, и, одновременно, снадобье от стресса. Казалось, что торопливое течение смывает с души частичку скорби, неизбывной печали.

 Но сегодня ей нельзя задерживаться ни на мгновение. Колонна должна пройти с минуты на минуту. А такой шанс Марта упустить не могла. Просто не имела права…

 Вспоминая тот роковой вечер, Марта живо, как сейчас, слышит вместо привычных уверенных шагов отца тяжелую поступь сразу нескольких человек. В дом вошли ближайшие друзья отца, все — односельчане. Самый старший из них, которого звали Алаудин, после недолгого молчания заговорил:

 - Девочка, для всех нас сегодняшний день отныне будет днем траура. Твой отец, и наш друг, — погиб. Он умер как мужчина, в бою против неверных. Мы не успели забрать его тело. Русских было слишком много, девочка, и мы ничего не смогли сделать. Но мы отомстим за твоего отца, ты должна верить. Не один десяток поляжет за его смерть…

 Последних слов она уже не слышала. В голове стоял гул, как если бы рядом вдруг ударили залпом сотни орудий. «Как же так, папа… Как же так…»

 Ну вот, опять она все-таки забылась! Это может стать непростительной ошибкой с ее стороны. Теперь до места придется добираться бегом. Хорошо, что Марта знала короткий путь, через небольшую рощу, а иначе — все потеряно. Правда, недалеко от этой рощи находился блокпост федералов, и там частенько постреливали, да и растяжки могли остаться после первой войны… Первая… Одно название, а на самом деле война и не прекращалась. Как бы то ни было, выбора у Марты не было.

 

 

***

 

 Самое сложное — это улучить момент, когда оба заботливых родителя покинут гнездо. Но птица знала свое дело, уже не в первый раз подкидывая свое яйцо в другое птичье семейство. Момент пойман, и вот она уже летит прочь, задев крылом тонкий зеленый листик. Усевшись на суку, в нескольких десятках метров от приемных родителей своего будущего птенца, она почистила клювом перья, встрепенулась, и запела.

 

 

***

 

 Марта уже шла через рощу, когда вдруг где-то в листве послышался крик птицы, кажется, кукушки. Но он был неотчетлив, и, кроме того, всего один. «Ну вот», — невесело пронеслось в голове, — «немного же она мне отмерила». Марта усмехнулась своим мыслям и продолжила путь. Оставалась буквально одна минута, а ей еще надо успеть подготовиться. Хотя сейчас Марта смогла бы, наверное, собрать и разобрать свою винтовку за секунды, да еще с закрытыми глазами. Между ними было полное взаимопонимание. И каждая, казалось, не могла прожить без другой.

 Когда убили отца, Марта ночью, когда уже смолкли певчие птахи, и тишина нарушалась лишь редким стрекотом далеких автоматов и пулеметов, поклялась на Коране мстить за отца, мстить каждому, кто поднял руку на ее народ. Это была поистине клятва настоящего воина, а никак не четырнадцатилетней девушки. Продав почти половину овец из отары, она смогла купить винтовку у сельского оружейника, хромого и однорукого Рамзана, который в силу своих увечий не мог отправиться на войну. Выучившись держать свое оружие, она стала тренироваться каждый день, стреляя по галкам и воронам. Глаз ее был зорок, как у отца, и постепенно Марта стала готовить себя к настоящей войне. Первый раз был самым тяжелым, как это всегда бывает в жизни. Она, как будто это было вчера, помнит все. Залегла Марта в тот день на сопке, у подножия раскидистого вяза. Дорога, проходящая метрах в пятистах, просматривалась в оптику превосходно. Услышав шум подъезжающего БТРа, Марта вся напряглась, и сосредоточилась. На броне сидел совсем молодой парнишка в «натовском» камуфляже. Причем ехал он не по форме, без головного убора — явно в село, за водкой и анашой, как часто поступали федералы. Марта видела в перекрестье прицела все мельчайшие подробности его лица: довольно высокий лоб, узкие, сжатые губы, нос с легкой горбинкой, стриженую ежиком макушку и глаза, голубые, как небо. Ей, по правде сказать, стало жалко убивать еще совсем юного мальчишку. «Да, а отца твоего кто пожалел?! О нем ты забыла?! Стреляй, не смей распускаться…», — раздался внутренний голос. Остановив и зафиксировав перекрестье оптического прицела чуть выше переносицы русского, Марта нажала на курок. Плавно, не торопясь, смакуя момент отмщения. Голова парня разлетелась, как арбуз от удара палкой, а остального Марта не видела. Скорыми перебежками, под прикрытием близрастущих деревьев и сопки, она поспешила домой.

 С тех пор эта сопка стала ее рабочим местом. И даже винтовку Марта прятала там же, в узловатых корнях дерева. А на коре каждый раз ставила зарубки, представляя себя не меньше, чем Богом, способным даровать или отнимать жизнь…

 

 

***

 

 Двумя днями раньше мимо сопки проезжала колонна БМП, усиленная тремя танками. Точкой назначения была деревня, в которой, как доложила разведка, вполне могли скрываться боевики. Настроенные на серьезный бой, солдаты, в основном «контрабасы», не перешучивались, как это бывало обычно, а двигались молча. Командиру взвода очень сильно захотелось по нужде, и, остановив колонну, он бегом взбежал на сопку. Спрятанный холщовый сверток он заметил почти сразу. Развернув, присвистнул и подозвал пару бойцов к себе. Недолго поразмыслив и решив, что сопка — не что иное, как «лежка» чеченского снайпера, они забрали винтовку с собой, оставив холщовый мешок на прежнем месте.

 - Вот ведь сука, а, как хорошо устроился. И как его разведка до сих пор не обнаружила? Ну, ничего, теперь у него навсегда охота отобьется в наших пацанов стрелять.

 - Ага, или отобьется, или оторвется…

 Так, посмеиваясь, бойцы заняли свои места на броне, и колонна тронулась дальше.

 

 

***

 

 Птица, так и не допев свою песню, испуганная внезапным появлением человека, спорхнула с ветки. Лишь пролетая над большим деревом, она устроила передышку. Грохот и неясные звуки вдали внезапно затихли, и ничто теперь не нарушало ее покой. Осмотревшись и не увидев никакой опасности, пестрая птица задремала.

 

 

***

 

 Марта уже была почти на месте, когда услышала нарастающий шум. Несколько боевых машин двигались явно в ее направлении. Осталось совсем чуть-чуть. Вот и вяз, приветливо раскинувший свои могучие ветви. Винтовка лежала на месте, и девушка решила поторопиться, чтобы успеть подготовиться еще до того, как покажется первая единица техники. Потянув за край мешка, в котором была завернута винтовка, она краем глаза заметила что-то необычное между корней, что-то такое, на что непременно надо обратить внимание. Но времени у нее все меньше. Колонна уже вот-вот появится, и надо спешить…

 В последний момент Марта поняла, что же не так в этом хитросплетении корней. Здесь просто не должно быть, просто не может быть стальной проволоки, тусклый блеск которой она и уловила.

 

 

***

 

 - Старшой, а ничего мы отдохнули, а? Думали, в волчье логово едем, а деревушка тихая оказалась. Ни одного движения, ни одного выстрела, не считая тех очередей, что мы зарядили, уезжая..

 - Не накаркай. Раз на раз не приходится. Разведка что-то напутала. А, может, попрятались все.

 - Да какое там попрятались. Мы же каждый дом обошли. Кстати, девка одна мне там понравилась. Живет одна, похоже, и красивая ж, курва. Но злая какая-то. Я у нее воды из бака попил, а она его взяла, да перевернула. Может, контуженная?

 - Да хрен ее знает! Ты лучше по сторонам смотри.

 - Да я смотрю.

 - Вот и смотри. Сейчас, кстати, ту сопку проезжать будем, на которой сюрприз оставили.

 

 

***

 

 Птица, разбуженная невыносимым для ее нежного слуха шумом, встрепенулась и приготовилась улететь. Но, заметив внизу какое-то движение, с любопытством склонила голову, всматриваясь, что же там такое…

 

 Взрыв прогремел довольно сильный. Сработали сразу две растяжки, и волной вырвало старый, но крепкий вяз из земли. Девушку-снайпера буквально разметало в радиусе десяти метров. Немного постреляв, для острастки, бойцы, взяв сопку в кольцо, поднялись на возвышенность с разных сторон. Но там не было ничего, кроме большой чернеющей воронки.

 - Попался, похоже, снайпер-то…

 - Да… Точно попался. Вон там кровищи — немеряно…

 Старший колонны дал отбой, и, спускаясь вниз, заметил какой-то пестрый комок на траве. Подойдя поближе, он обнаружил умирающую птицу. Глаз ее последний раз дернулся, и затянулся пленкой. Кукушка, смертельно раненая осколком, испустила дух.