То, что живет в нас ч. 1

 «Ты гадина, ты ползаешь к нему всякий раз, как я...
 -Посмотри на себя! Ты же перестал походить на нормального человека...»
Две девочки, сжались при первых же звуках вновь разгоревшейся ссоры родителей. Те, по-видимому, поднимались по лестнице, ведущей на второй этаж.
Дети, игравшие в гостиной в ожидании подзадержавшихся родителей, переглянулись и, тут же отвернувшись друг от друга, настороженно принялись осматривать гостиную. Они будто искали спасительный выход из неё.
Родители, переругиваясь, приближались.
Старшая из девочек остановила взгляд на приоткрытой двери. - Я пойду спать...
Она отпустила руку маленькой сестрёнки, быстро вытерла влажную ладонь о домашнее платье и, не оглядываясь, пошла в коридор. Открыв дверь, стараясь не вдаваться в смысл резких слов матери и столь же обидных - со стороны отца, девочка прошмыгнула в коридор. Оставшаяся в гостиной маленькая Джу прислушалась к резкому разговору. Разобрав отчётливый скрип двери комнаты старшей сестры, то есть, осознав, что той во время удалось спрятаться, Джу снова принялась крутить головой, оглядываться в поисках собственного укрытия.
Между тем родители были уже как раз возле раскрытой двери гостиной второго этажа. Девочка уже даже видела мелькающую яркость платья матери и серость делового костюма отца.
Отвернувшись от двери, пятилетняя малышка испуганно оглядела огромных размеров мягкое кресло и присела сбоку от него на корточки. В это же время дверь широко распахнулась и, громко стуча высоченными каблуками, вошла миссис Саммер. Тут же Джу услышала твёрдую поступь отца. Тот кидал в спину жене новые оскорбления. По мнению крохи, притихшей за креслом, глупые требования. Ибо папа ругал маму за то, что она ...гуляет, убегая из дома к чёрту.
Мама же, тоже как будто требовала от папы невозможного. Она кричала на него за то, что он много пьёт. Добавляя при этом странное выражение: "Ты совершенно потерял себя". Однако всё это выкрикивалось с такой страстностью, с такой силой, что малышка, даже не понимая всего, догадывалась о глубине решительности родителей отстоять друг перед другом свои требования не гулять! не пить! не терять!
Малышка ещё больше сжалась и прикрыла уши ладонями. Разумеется, это не спасало её от резких звуков родных ей голосов. Но крики папы и мамы уже как бы менее хлестали лично её. Маленький, тукающий сгусток мышц – сердечко Джу, беспредельно верящее каждому из спорящих родителей, прятался в узкой груди малышки. Она зажмуривала глаза, и ей казалось, что она стала ещё дальше от места словесной баталии родителей.
 -... Ты думаешь, я не знаю, зачем ты ездила вчера на пирс?
 -Да что ты можешь знать?! Что ты можешь знать? Ты же вчера головы не мог поднять от стола, так и уснул среди бутылок! …Господи! Кухарка была вынуждена всю ночь держать окно приоткрытым, чтоб проветрить буфетную. Свинья!...Ты же загадил всё там!
Девочка была больше не в силах сидеть в неудобной позе. Она потихоньку, на четвереньках двинулась за спинку дивана, стоявшего неподалёку от кресла. Поглощенные взаимными оскорблениями родители не заметили светло-голубой блик переместившийся с одного местечка на другое и скрывшийся за высокой спинкой гостиничного дивана. Джу, расправила светлое платьице и села, чуть расставив ножки, на пол. Вздохнув, она принялась дальше пережидать родительскую ссору.
Снова застучали каблуки. По-видимому, мама Джу решила уйти от дальнейшего разговора с мужем. Но мистер Саммер решительно перегородил ей путь. Джу не могла видеть, как он крепко ухватился за дверной косяк рукой и, стоя прямо перед супругой, набычась, смотрел той в глаза.
 -...Я свинья?! Я?! А ты вспомни, давно ли ты пахнешь французскими духами? …Ты вспомни, из какой грязи я поднял тебя, откуда привёл сюда...
 -Грязи?! …Да никакой Франции мне не надо, я бы закрыв глаза, убежала отсюда!
Маленькая Верджиния, смотрела в угол стены, морщила белый лобик, стараясь в рисунке обоев разглядеть что-либо доброе, более живое, чем трафарет цветка из семи зелёных лепестков.
 А в это время за чуть приоткрытыми дверьми этой гостиной стоял ещё один человек. Тоже близкий Джу.
Воспитательница девочек, силясь найти предлог, чтоб войти, напряжённо смотрела на кончики своих остроносых туфель. Она ругала себя за то, что позволила детям так надолго задержаться здесь. Но сегодняшняя разборка хозяев большого дома Саммеров была столь жестока, что Мэри не решалась войти в гостиную тогда, когда там шёл разговор.
Женщина стояла в тени приоткрытой двери и вынуждена была слушать неприличную ссору. Но её, она это понимала, слышат и видят дети. "Надо, надо войти. Надо забрать их, увести. Они наверняка напуганы. В прошлый раз Лори пришлось отпаивать каплями". Но женщина не в силах была двинуться с места. Разговор шёл в полуметре от неё.
За четыре года, что прожила в этом доме, Мэри Аленд пришлось ни раз бывать свидетелем сцен подобного рода. Но инстинктивно женщина понимала, что сегодняшние выяснения отношений хозяев, это уже не просто ссора. Это разрыв.
 -...Ты эгоистка, живущая за счёт моих средств и терпения!
 -Терпения?! Да это мне приходится ломать гордость, самолюбие, чтоб терпеть твои выходки! Ты же ...
Супруги бросили лишь короткий взгляд на Мэри, будто на самостоятельно сдвинувшийся с места вазон с цветами. Лишь на пару, не более, секунд крики были прекращены и тут же, как только тенью воспитательница прошла меж ними, они были возобновлены.
 -...Ты же унизился до слежки за мной! Ты же бесцеремонно лезешь с вопросами к соседям...
 -Да! А как иначе?! Я прихожу домой и не нахожу здесь своей жены! Как я по-твоему могу узнать, где и с кем ты шляешься, а?
 -Не правда! Я всегда бываю дома! А ты, приезжая уже напившись как свинья, начинаешь приставать ко всем с дурацкими вопросами!
 -А я ещё раз повторяю, что это ты ведёшь себя в моём доме по-свински! Что это ты ...
Воспитательница, сжав зубы, стараясь не прислушиваться к выкрикам, быстро оглядывает комнату. Ищет место, где сестрёнки могли спрятаться.
Мэри заглянула за кресло, за высокую спинку дивана ... - Джу? Ты одна? - Воспитательница огляделась. Не заметив старшей из девочек, она снова посмотрела на малышку и подала ей руку.
Джу посмотрела на протянутую руку, на воспитательницу, прислушалась, поморщилась, будто от горького, и только потом осторожно покинула своё укрытие. При этом девочка вылезала из-за дивана самостоятельно, то есть, так и не подав воспитательнице руки.
Обе они глядели в пол, когда проходили мимо людей, что были уже не в силах остановить свою злобу друг на друга.
 -...Скотина!..
 -...Дрянь!..
Это звучало будто в затылок двум людям, уходившим в темноту коридора, крепко держась за руки.
 ***
Войдя в спальню, Мэри тут же присела перед девочкой. Крепко взяв её за хрупкие плечи, она заглянула в её серо-голубые глазки. Ей хотелось знать, насколько, сильно ли напуган ребёнок.
А Джу, попав в привычное для неё пространство, зайдя в свою комнату, уже будто и забыла увиденное и услышанное за дверью. Светловолосая малышка, будто уже с этих лет научилась отмахиваться от неприятностей лично её не касающихся.
Мэри, заметив блеск обычной беспечности в кукольных глазах девочки, сначала поразилась своему случайному открытию, потом, нахмурилась и загрустила. Лишь со временем, вспомнив об этом событии, подумав, она одобрит поведение девочки, её реакцию на не касающиеся её неприятности и несогласования в жизни. Сейчас же, погладив девочку по голове, Мэри сказала: "Всё будет хорошо, милая". Она поднялась с корточек, и пошла, расправлять кровать для воспитанницы, рассуждая про себя о невосприимчивости души своей воспитанницы.
Женщина оглянулась на девочку. Та терпеливо дожидалась, пока воспитательница расправит её постель, поможет ей переодеться в пижаму и за руку отведёт в постель. Мягкая игрушка – её ночной партнёр, уже была в руках у малышки.
Огромных размеров кот значительно превышал Джудит по росту. Хвост его с чёрным кончиком случайно попал под ногу девочки. Она стояла на нём, по-видимому, не замечая этого. Взгляд малышки Джу был направлен на компьютер.
Предугадав желание девочки, воспитательница принялась раздевать её, при этом сказала: "Нет, нет, Джу. Никаких игр. Уже поздно, нужно спать". Освободив хвост и щёлкнув им по пластиковому носу кота, Мэри добавила: "Твой друг уже спит. И ты, давай игры оставим до завтра".
 -Глаза у него открыты.
 -Ну и что? Я знаю многих котов, что любят спать именно с открытыми глазами. - Мэри улыбнулась Джу. Погладив её по спине, она расправила пижаму и, мягко шлёпнув девочку о попе, подтолкнула к кровати. - Спать, Джу. Расскажи Мату сказку про кошку Эльзу, он скорее уснёт.
 -Про Эльзу он уже слышал. Если и уснёт, то только оттого, что скучно. - Девочка упрямилась.
Но воспитательница потянула её к постели за руку. - Ну, хорошо, расскажи ему про другую кошку. Или вообще другую сказку. Какую ты ещё знаешь?
Девочка противилась. Она хмуро смотрела на расправленную кровать. Та вовсе не манила её. -Никакую.
 -Ну, хорошо, тогда я вам обоим расскажу сказку, идём.
-Хочу с песенкой.
-Песенку обещаю тебе завтра.
Девочка наклонила голову набок. – Новую?
-Непременно. – Мэри улыбнулась и прикрыла капризку до подбородка одеялом.
 ***
Ночь в доме Саммеров ожидала быть долгой. Наверняка ещё и шумной, неспокойной для всех его обитателей.
Старая кухарка, по-видимому, была очень набожной христианкой. Она часто крестилась, но почему-то тут же отплёвывала в сторону, поглядывая на свежевыбеленный потолок своей комнаты. Там, наверху кто-то невнятно вскрикивал и двигал мебель. Даже кажется, бил посуду. "Хотя откуда там посуда? - Думала старая женщина, - нету там посуды. Если только ваза какая или фарфоровая безделушка. Хозяйка любит из Европы всякую всячину привозить. Зачем, горничная вечно ворчит: "Пылесосы!" Женщина снова перекрестилась. Посмотрев на потолок и услышав очередной вскрик и шум, сплюнула, подумав про себя: «А, ну их!.. Вроде культурные люди и чего каждый день препираться, кто сколько выпил? Мой Джон вон как пил, царствие ему, …а разве я хоть раз прикрикнула на него? Да и разрешил бы он мне так орать, как же…»
Несколько иначе, но так же, больше осуждая за беспричинный шум красавицу хозяйку, думали, ложась спать, и горничная, и служанка Саммеров.
В комнате, окна которой выходили на задний двор дома, готовясь как раз не ко сну, а к обходу вверенных ему владений, на ту же тему думал садовник Саммеров. И ему был слышен шум, доносившийся уже из кабинета хозяина дома. Видимо перебранка продолжалась там. "И чего они сегодня так долго? Вроде мистер Саммер как бы и не пьян вовсе. А может и пьян, да не сильно. А, наверно опять ему кто-то про что-то наговорил. Вот люди!.. Ну, отлучилась куда хозяйка, чего языки чесать?.. Долго они что-то сегодня, громко..."
Свет на нижних этажах большого дома гас то в одном окне, то в другом. Слуги успокаивались на ночь. А весь верхний этаж, ну если не замечать окон трёх угловых комнат, где жили девочки Саммера да их воспитательница, горели ярко, во весь накал люстр.
В это время Мэри, погасив свет, вышла из спальни Джу и направилась к старшей своей воспитаннице - десятилетней Глории.
Лори уже была в постели. Лежала, притаившись, по макушку накрывшись атласной простынёй. Тёмные длинные волосы девочки лежали на высокой подушке веером. Когда Ло услышала, что кто-то вошёл, она осторожно, рукой собрав торчавшие из-под простыни волосы в пучок, спрятала и их. Она будто боялась, что тот, кто вошел к ней, за эти локоны сможет вытянуть её из-за простыни - хоть какой-то защиты.
Мэри оглядела спальню. Верхняя люстра ярко освещала комнату, в деталях открывая каждый уголок её девочке- трусишке, подсматривающей одним глазом за тенями в комнате и вошедшей воспитательницей. Мэри вздохнула, заметив, что девочка опять не выполнила её наставлений и, вместо того чтоб аккуратно развесить одежду в просторном шкафу, раскидала её по всем стульям и на полу, будто раздевалась с перепуга и впопыхах. Собирая одежду, Мэри прислушалась к шуму где-то справа от комнаты девочки. Крики доносились из кабинета Саммера. "Куда может зайти их сегодняшний спор? – Подумалось женщине, - ведь ночь, в доме дети. Хотя думают ли они о них?" Мэри аккуратно развешивала платье Глории, расправляла его кружевные воланы. "Это платье миссис Саммер привезла из Германии. Красивое. Хотя вычурно броское. Зачем девочке для повседневной носки платье лимонного цвета? Миссис Саммер почему-то считает, что Лори менее красива, чем Джудит. Всё время покупает для первой дочери только яркое. А ведь кажется Лори не любит эти кричащие тона....Или любит, но... боится их".
Мэри подняла голову и посмотрела на постель.
Девочка подсматривала за ней. Но только Мэри оглянулась к ней, она тут же открыла лицо и тихо сказала, хитря, будто только заметила её. - А, это вы, мисс Аленд ....
Воспитательница решила оставить наставления на потом, ничего не сказала о беспорядке в комнате. - Да, это я. Сейчас приберу одежду и ...уйду. А ты, почему не спишь? Свет не погасила.
Мэри снова посмотрела на стену справа. Снова послышался крик и шум передвигаемых и падающих стульев. – Ты ...решила сегодня лечь пораньше? – Воспитательница улыбнулась девочке, постаравшись вложить в голос больше нежности. -...И правильно. Сегодня ветер, долго не погуляешь.
Глория откинула со лба волосы. Тоже улыбнулась воспитательнице. - Вы посидите со мной?
Быстро посмотрев направо, будто это кто-то в их комнате производил шум и тарарам, Мэри ответила. - Да, конечно, только не долго. Кажется, Джу хитрит. Она могла снова сесть за приставку. Совсем не жалеет глаза ....
Раздался женский визг. Глория заметно вздрогнула и прикрылась простынёй.
Мэри прислушалась. Возобновившийся спор супругов, заставил вздохнуть обоих не то с облегчением, не то с новой болью. Мэри подошла к девочке, погладила её по голове и, улыбнувшись, присела на край кровати. - Картинка на стене - твоя?
Глория оглянулась на левую стену. Там, прижатый магнитом, на стене висел рисунок. На нём была изображена кудрявая леди, державшая на поводке длиннющую розовую таксу. – Да моя.
Мэри прищурилась, вглядываясь в детали рисунка. В комнате пятилетней Саммер валялся рисунок точно с такой леди в паре с точно такой таксой. Джуди, правда, никогда бы в голову не пришло раскрасить таксу в розовый цвет, да ещё и вывешивать рисунок, как какую-то выдающуюся картину на самое видное место. Но что автором темы была именно она, а не её старшая сестра, Мэри поняла это сразу. Ещё два года назад она обратила внимание Саммера на то, что маленькая девочка обладает природным талантом художницы. Но родителям её было не до этого. Рисовальщик, правда, появился в доме, но пользы от него было немного. Заметив как-то внимательный взгляд учителя на свою супругу, Саммер тут же рассчитал его и, разумеется, со скандалом. Джудит рисовала как малое дитя, но уже понимая пропорции и законы светотени. Глория, тоже умевшая рисовать, водила карандашом, будто боялась испортить раскраску, будто боялась выйти за линии, уже кем-то до неё проведенные.
Мэри поняла, Джудит «накалябала» таксу и женский силуэт, а доводила до «совершенно законченного» оба рисунка Глория. - Красивая картинка. Ты молодец, Лори.
Девочка улыбнулась. - Вам правда нравится? Мне очень!
Мэри хотелось одобрить труд девочки ещё, но тут послышался очень подозрительный хлопок, а за ним падение чего-то тяжёлого, но ...живого.
Мэри и Глория тут же замолчали. Прислушались. Послышался женский вскрик, шум очередной разбившейся вазы, хлопанье дверью и, уже в коридоре, отчётливые шаги миссис Саммер. Там же в коридоре вдруг что-то упало, будто картина, потом скрипнула дверь, хлопнула, закрывшись и ...всё стихло.
Мэри сглотнула холодный ком, сморгнула, глядя на дверь, а затем, уже опять посмотрев на девочку, попыталась улыбнуться. Но получилось как-то нервно. Она сказала: "Это хорошо, что всё в твоём рисунке розовое, Лори, детка. Это замечательно, когда вокруг ...только розовое».
Воспитательница как могла разговором отвлекала мысли девочки о том, что могло произойти там, в комнатах справа. Но сама то она и дело поглядывала на дверь, как бы угадывая уже, как бы уверенная уже, что случившееся есть что-то из ряда вон. Что за дверью уже беда. Для её двух воспитанниц там …горе.
 ***
Под наушниками Джу пиликала электронная музыка. Ловко нажимая на кнопки манипулятора, малышка управляла ловкостью мышонка Микки. Она следила за виртуальным героем, высунув розовый язычок. Глаза девочки горели азартом, она вся была там вне реальности. Даже как будто напевала бесхитростную детскую песенку, которой обучила её Мэри:
«Я гуляю по Лувру, я кручусь на Бродвее,
 Друзья в Амстердаме ждут на письма ответ.
 Я ушла в реальность, вирту-виртуальность,
 И моя дорога - это Интернет».
А где-то внизу кухарка, перекрестившись уж, кажется, в последний раз за этот день, наконец, прилегла на кровать. Но тут же, зевнув, она снова перекрестила рот.
Она тоже слышала хлопок и как будто чьё-то грузное падение. Но старой женщине так за вечер надоело слышать весь этот шум, что когда вдруг всё стихло, она снова перекрестилась и, обрадованная тишиной, тут же задремала, а потом и захрапела.
Садовник, проверив тишину сада в час наступившей ночи, только покачал головой, подумав про себя: "Ну, когда же угомонятся, а? Видишь, свет везде ...Надо бы сходить выключить, а то беспорядок". Войдя в дом, старый человек, действительно не ленясь, обошёл все комнаты, в каждой из них, никого и ничего не потревожив, добросовестно выключив свет.
Последней комнатой, где горел яркий свет люстр, был кабинет Саммера.
Открывая его двери, садовник ещё подумал: "Да чего он расстраивается так, не убудет от молодой леди, если она разок прокатится на соседней яхте"...
Мэри в это самое время, уже пожелав Глории спокойной ночи, а та действительно вдруг стала тихой, пошла к младшей воспитаннице. Мэри была уверена, Джудит плутует, наверняка за компьютером сидит, уложив вместо себя под одеяло мягкого кота.
В коридоре верхнего этажа дома было темно и тихо. Только в торце его, в окне, будто нарисованная, торчала тарелка яркой Луны.
Мэри открыла дверь в детскую. В комнате света не было. Малышка решила, что, если и заглянет сюда воспитательница, то не заметит её за светящимся экраном.
Джу играла в игру. Её мышонок свирепо рубил саблей несчастного кота. Тот, раскрошенный, будто колбаса, соединялся в конструкцию вновь и принимался стучать по мышонку молотком. Всё было так ловко, так смешно и главное ярко, привлекательно. В наушниках музыка, а вовсе не вопли звериные. И вот поэтому заигравшаяся Джудит не сразу заметила приблизившейся воспитательницы.
Мэри решила поругать хитрулю. – Дорогая… - Но только она выключила компьютер, только она уложила девочку на кровать, как дверь комнаты широко и с шумом распахнулась и в тёмном проёме показалась испуганная фигура человека. - Мэри даже сразу не узнала садовника.
 -Ми ...А..., мисс А ...та ...
Всё в теле Мэри сжалось, будто она сама увидела то, что только что увидел старый садовник. Женщина вскочила, испуганно придавив голову девочки к подушке. Сказала ей хрипло: "Спать, ...спать, Джу", - а сама быстрым шагом пошла туда, куда указывала рука онемевшего садовника.
 ***
Все, исключительно все в доме узнали, что мистер Саммер застрелился.
Мысль о том, что он ...мог быть застрелен, пришла лишь полицейскому, который начал расследование дела с того, что затребовал жену покойного. Лишь через полтора часа по совершеннейшей случайности именно Мэри Аленд нашла мать своих воспитанниц на чердаке дома.
Пространство под крышей большого дома Саммеров было разделено надвое. В одной половине была устроена мансарда, там хозяйка дома любила рисовать пейзажи. Так называемые виды из окна. А в другую, совершенно захламлённую часть, под крышу дома складывалось всеми и всё то, что пришло в ветхость. Это была старая мебель, кухонная и садовая утварь и то, что когда-то служило оригинальным интерьером. Надобности во всём этом уже не было, однако ничего не выбрасывалось. Опять же из-за распоряжения миссис Саммер. Та обожала стиль ретро. По-видимому, домашняя художница хотела позже получить это бесплатное ретро из собственных запасов старого хлама.
Мэри толкнула от себя скрипучую дверь. Та чуть приоткрылась. Но, ударившись об угол огромного по размерам, старого, испорченного жучком комода красного дерева, сразу же и застопорилась. Может быть и все, кто до воспитательницы заглядывал сюда, сделали так, как по началу сделала она: приоткрыли дверь, та застопорилась, и они её снова ...закрыли. Но, походив по просторной мансарде, мисс Аленд, по совершенно не объяснимой причине, вновь вернулась к двери во вторую половину чердака. С большими усилиями женщине удалось чуть сдвинуть комод с места. Дверь открылась настежь и ...горло мисс Аленд сдавило спазмом. Увиденное было абсолютно нереально. Особенно при наличии в доме покойного хозяина дома.
На пояске от шёлкового платья, чуть покачиваясь на нём от дуновений загулявшего ветра, тело миссис Саммер свешивалось от крыши почти до самого пола. Видимо шёлк пояса сильно растянулся, но не настолько, чтоб ноги несчастной смогли-таки коснуться необходимой опоры.
Чердачное окно было распахнуто. В нём виднелись кроны раскачивающихся на ветру деревьев. И лунная ночь. А приоткрытые глаза любительницы рисовать виды за окном при случайном повороте тела, будто бы успевали заметить всё это осеннее великолепие ещё раз, …другой, …последний ...
Мэри шевелила губами, силясь закричать, а глаза испуганно оглядывали место самоубийства хозяйки и её саму. Женщине бросилось в глаза то, что один чулок на ноге повешенной был сильно порван. Нога миссис Саммер была сильно от самого бедра оцарапана. Мисс Аленд подняла голову и присмотрелась, к чему был прикреплён пояс, задушивший хозяйку дома. Ахнув, Мэри с удивлением обнаружила на скобе, торчавшей из перекрытия крыши оборванный кусок оборванной бельевой верёвки. Той самой, что потеряла с неделю назад прачка. Теперь к этой скобе был привязан прочный шелковый пояс ... Мэри, наконец, смогла закричать. Она позвала на помощь.
Пока кто-то светил фонарём, кто-то приподнимал повешенную, а другие срезали пояс и вынимали миссис Саммер из петли, воспитательница приходила в себя от сразившей её догадки. Она думала, а не является ли причиной столь болезненной царапины на ноге умершей хозяйки падение при её первоначальной попытке повеситься? "Если так, - решила про себя Мэри, - то получается, никто из нас толком не знал хозяйки этого большого дома. Мы обвиняли её в запоях мужа....Рабы, мы не могли прыгнуть из тины мыслей старых служак: эта женщина пыталась искать на стороне скорее не любовь, а понимание и участие, которых не было для неё в доме бывалого коммерсанта. Большого любителя посчитать по вечерам деньги". Мэри с болью посмотрела на крупные монеты, придавившие веки красавицы – Лукреции Саммер. Тело хозяйки расположили на старом диване, даже забыв стереть с него ..."антикварную" пыль. "Рисовала дали из окна. Ветви деревьев, дождь. ...Бегала по ночам из дому....Каким же виделся ей мир? Кто знает? - Мэри вздохнула и простилась с хозяйкой притихшего дома Саммеров навсегда. – Никто, никто теперь этого не узнает. То, что жило в ней, …умерло с ней».
Так необычной тишиной в большом доме и закончилась история Ричарда и Лукреции Саммер.
 ***
Девочек, часто деливших меж собой игрушки, ругавшихся из-за места возле мольберта, за которым работала мать, разделили меж собой их близкие и родные.
Брат Лукреции Саммер имел своих четырёх дочерей. Всю жизнь этот трудяга жил надеждой на рождение сына. Но жена, как не тужилась, но мальчики её либо умирали ещё в чреве, либо при чересчур нервных родах. А вот девочки Мерфи были крепкими и здоровыми. Росли видными и быстро, как по солнечным часам. Брать на шею ещё "две дыры" даже с положенным содержанием - брат умершей Лукреции Саммер не захотел. "Глории скоро одиннадцать. Быстро вырастет, глядя на моих. Её, ладно уж, заберу. А эту, избалованную отцом, вот пусть тётка Дика и забирает", - рассуждал в слух торговец скобяными изделиями дядя девочек Френк Мерфи.
Мэри Аленд больно и горько было слышать такое.
А ещё ей тяжело было оттого, что воспитанницы её уже не так малы, чтоб не понять и, главное - осознать, что с ними делают в то время, когда им, как никогда, хотелось бы держаться вместе. Но дело семейное, дело личное и потому серьёзно обсужденное с кучей адвокатов.
И вот - девочки разъезжаются по своим новым домам.
Глория, прижав к себе ящик с красками, и пустую рамку для картины, помахала в след сестрёнке и прошла к машине, показавшейся ей значительнее той, в которой увозили Джу. Она села в джип и была рада, что ей освободили место на переднем сиденье рядом с водителем.
А малышка Саммер, сказав сестре: "До свидания, Ло, - всё крутила головой. Она одновременно пыталась заметить, в какую сторону повезут сестру, и с кем она поедет, и тут же, разглядывала малознакомые ей черты немолодой уже женщины, которая, не заметив этого внимания, больно оцарапала длинными накрашенными ногтями, пока тянула её за руку к своему элегантному пежо.
Все расселись, дверцы хлопнули. Машины разъехались в разные стороны. Детей разлучили.
 ***
Джу значительно повезло, воспитательницу её тоже взяли в дом тётки Дика Саммера - Амалии.
Мэри Аленд была грустна, но улыбалась, прижимая к себе малышку Джу.
Дом, куда попала Джу и её воспитательница был сравнительно небольшим. Однако считался приличным домом. Бывшая драматическая актриса, оставившая сцену по горькой причине (Амалия потеряла в автокатастрофе ступни ног) приняла дочь своего племянника, что называется, молча. Девочка ей была безразлична, однако отмахнуться от неё у бывшей примадонны, чьё имя было на слуху, язык не повернулся. К тому же, впервые увидев малышку на похоронах невестки и племянника, Амалия была очарована красивостью ребёнка. Может быть ещё и поэтому при предложении её адвоката принять девочку в свой дом, Амми Саммер сделала молчаливый кивок - согласие. При этом, заявив: «исключительно младшенькую. Она хорошенькая».
Многое в жизни этой женщины свершалось в один миг. В миг она стала знаменитой и перспективной актрисой, так же в миг - она превратилась в обезножевшую мадам; именно так чуть позже она - ученица знаменитого Вилли Чехова, прочно встала "на ноги" в театральном мире, превратившись в известнейшего театрального агента и продюсера. А вот теперь страстная ненавистница узости семейного очага в одночасье обрела опекунство над маленькой светловолосой Джудит, смотревшей на неё сначала с лёгким недоверием и даже неприязнью, а после - с явным восхищением и желанием подражать своей «новой маме».
Без обеих ступней, зашнуровав ботинки протезы к ногам, спрятанным под эффектным брючным костюмом, эта ярко размалёванная дама шустро сновала между театрами и, пользуясь огромными связями и известностью, устраивала дела своих протеже - актёров, сценаристов и театральных писателей. Амми Саммер было чуть за сорок, когда слегка оцарапанная ею Джу, перешагнула порог её дома. Круто деловая женщина при этом даже не улыбнулась ребёнку. Не потому, что она ощущала в ней обузу для своей свободной жизни, нет. Всего лишь потому, что никогда вид ребенка, каким бы тот ни был, не умилял её. Улыбка известной актрисы, а позднее не менее известного театрального агента ценилась высоко. Амалия и не расточала этот «источник дохода» на тех, кто не достигал высоты её ноги. Понять такое положение дел может только женщина. Женщина, для которой дети – нечто постороннее, в силу ряда обстоятельств к её личной жизни не относящееся. Заметив, что Мэри Аленд несколько обескуражена её холодностью в отношении внучатой племянницы, Амалия, чтоб сразу поставить точки над i , сказала: "Я смутно помню Ричарда. Правда, в памяти есть что-то такое …поверхностное. У нас с ним была непонятная разница в возрасте, он был значительно старше меня - его тётки. А тут вот ...такое дело: ребенок, …сирота и всё прочее. Ладно, поживем, увидим. Познакомимся".
Однако чёрствость не была вечной чертой Амалии. Она иногда оттаивала. Теперь же чаще только в присутствии своей подопечной. Вращаясь среди избалованных вниманием театральных звёзд, не имея своей личной семьи, эта женщина вдруг начинала ощущать ясный душевный прилив, даже тоску по милому лепету ребёнка, объятиям шаловливых, но необычайно нежных ручек малышки Джу. Амалия просто-таки рвалась вернуться в свой дом, вдруг зашумевший детским смехом, запахнувший сдобой и карамельками и, главное - ждущий её возвращения из очередной изнурительной командировки с очередным сюрпризом, пусть и не всегда приятным.
Можно ли было назвать чувства двух дальних родственниц, этих разновозрастных особ, любовью, взаимной симпатией? Да, пожалуй, Мэри, наблюдавшая их частное общение, так считала. Наверное, да, они тянулись друг к другу. Хотя постороннему взгляду скорее бы показалось, что "милейшая Амми" (ребенком произносилось как "мамми") была весьма безучастна к жизни ребёнка. А Джу как будто бы совершенно наплевать, кто и с чьего счёта оплачивает её беспроблемное житьё и забавы.
 ***
Амми Саммер дала Джу необходимое образование.
В отличие от Глории, которую обязывали хорошей учёбой в доме, где четыре сестры Мерфи с отличием окончили один и тот же коммерческий колледж, Джудит Саммер имела за плечами общеобразовательную школу и домашнее образование. То есть отвлечённое от догм и по выбору настроений самой Джу. А настроения эти определялись не тягой к знаниям наук, а к умению девушки устроиться в жизни, преподнести себя с достоинством и застолбить тепленькое местечко, что позволяло бы ей жить не только безбедно, но и без скуки. Джу любила теперь быть на виду.
Увы, тихая Глория, всё ещё ощущавшая себя чужой среди большой новой семьи, была устроена в определенных рамках, выскочить с которых может, и мечтала, да пока не могла. А вернее, пока не могла, но желала. Однако это «желание» её поначалу казалось весьма пассивным, чисто внутренним и даже без попытки протеста. Девочка просто тихо затаивалась, когда что-то было противно её желанию, её воли, но исполняла, исполняла аккуратно, вместе со всеми детьми в доме. Мерфи была трудовая семья, ни для кого не были в тягость ни работа по дому, в саду, или в магазине отца. Дети к этому были приучены с детства, слуг в доме Френка Мерфи не водилось.
Но уже и дети даже замечали, что Лори при приглашении поработать «манерно кислится» и как бы «делает одолжение». Взрослые Мерфи едко перешучивались, не обращая внимания на её «кислость»: «Мамкина порода, тоже бы полетела, да полетала. А чего не хватает, дом-то не чужой».
 ***
Мисс Аленд – добрая душа - Мэри, испытавшая нервный срыв после того, как её подопечные были разлучены и разъехались по разным сторонам света, а вернее - штата, была единственной ниточкой, что ещё связывала сестёр. Именно эта женщина, понимая что "благочестивой" семье Мерфи малоприятно общение с "зазнайкой примадонной", а у сухой на чувства Амалии Джудит не чувствует себя в полном комфорте, организовывала сезонные встречи сестрёнок Саммер. То есть, как только объявлялись в круглосуточной школе, куда поместили Глорию, каникулы, Мэри договаривалась с Амалией, списывалась с Мерфи, и забирала старшую из девочек к себе в дом. То есть в дом тётки Ричарда Саммера.
Дело в том, что чаще девочки встречались не в своём собственном доме, то есть не в том доме, который когда-то принадлежал их отцу, а теперь занимает семья Мерфи. Дядя девочек рассуждал так: "Тётке Дика дома не сидится. Всё в разъездах. А мне и моей жене итак надоедает участие в бабских разборках в комнатах. Пусть Лори и Джу побегают по дому Саммеров".
Девочки виделись в доме Амалии. Или как они говорили, «у Мэри». Именно поэтому Джудит не только привычно легко, но и быстро забыла свой большой родной дом, а Глория, приезжавшая в дом Амалии, начинала вести себя слишком свободно, будто сорвавшийся с поводка щенок. Мэри это положение очень настораживало. Но только лишь Мэри. Кто интересовался мнением воспитательницы?
Мерфи уже хорошо обосновался в чужом доме. То есть, родной дом девочек домом Ричарда Саммера он называл нашим домом, домом Мерфи, и только соседи, да кое-кто из слуг, оставленных при своей бывшей работе, звали его домом Саммеров. Дядя девочек даже в присутствии жены не вспоминал о том, что в завещании Ричарда не значилось не только фамилия Мерфи, но и имя его сестры, то есть, матери девочек – Лукреции Саммер. Той, останься она жива, были завещаны акции предприятий мужа и, разумеется, деньги с его счетов. Что касается поместья и дома, то они переходили в собственность двух дочерей Ричарда Саммера. Но Мерфи – опекун старшей из них, будто и не знал об этом. Впрочем, пока и самих девочек это не волновало. А мисс Аленд старалась даже не касаться вопросов наследства, чтоб не зародить в детях ещё большую не симпатию к их опекунам.
Воспитательница рассуждала так: «Главное, Мерфи заботятся о Глории. Элитная школа для девочек, подходящая одежда, приличное обеспечение - всё это у неё есть. А что редко могут вдвоём погулять по собственному саду - так что, подрастут, может всё ещё и повернётся в их сторону, нагуляются". Мэри, глядя на своих воспитанниц, когда те вновь собирались вместе, радовалась уже тому, что друг друга девочки не желают забывать. Что их, по-прежнему, тянет друг к другу, что у них ещё много общих интересов. А вид обнимающихся сестричек заставлял уже состарившуюся женщину даже прослезиться.
Бывшая театральная Дива в сравнении с домоседами Мерфи и в правду была редкой гостьей в своём доме, всё в разъездах по театрам, презентациям, студиям. Может быть, ещё и поэтому Амалия была не против того, что под крышей её дома всё лето и на рождество собирается шумная ватага девчонок из двух сестрёнок и их часто меняющихся подружек.
 ***
Между тем годы шли.
Добрейшая, Мэри, страдающая сердечными приступами, приняла вид сначала стареющей заботливой матроны, а затем и старушки, от близорукости вечно теряющей свои очки.
Внезапная смерть этой женщины была воспринята девочками, вернее уже девушками - сёстрами Саммер однозначно с грустью. У обеих было такое чувство, что вот только теперь они лишились в жизни корней, питавших их до волнующей поры - зрелой юности. Что вот только теперь они и предоставлены отныне только самим себе. Девочки грустили искренне, но…не долго. Начиналась жизнь без оглядки на «уважаемую» мисс Аленд.
Казалось, теперь они могли бы жить умом других своих воспитателей. Но получилось так, что они стали пользоваться только тем, что подсказывало им собственное сознание и сердце. Получалось, истомившиеся от указок воспитателей сестренки, обе и без страха вырвались из-под опеки. ***
Умершая три года назад мисс Аленд удивилась бы, как за столь небольшой срок изменились её девочки.
Сёстры будто ждали этого периода в жизни, чтоб совершенно изменить себя. Или вернее изменить тому, что закладывала в них эта добрая женщина, миря и уравновешивая качания их характеров и взглядов на жизненные ценности. Будто то, что было заложено в них изначально, их родителями, только вот теперь начало процветать и жить в них.
Тихоня Глория вдруг стала скрытной до нахальности. Перед самым выходом на диплом она тайно от Мерфи бросила престижный коммерческий колледж и стала ученицей обычной художественной школы. Более того, ходили слухи, что вечерами она бесплатно работала натурщицей у своих же друзей художников! Глория Саммер всё-таки стала художницей. Профессиональной художницей, то есть, она пошла дальше своей матери, только баловавшейся живописью. Нашумевший в городе портрет родственницы художницы, выставленный на городском вернисаже, произвёл просто-таки фурор. «Это свежее, это новое», - говорили критики.
Амми Саммер в портрете девушки, несомненно, была узнаваема. В отблеске былой красоты, сидящая в профиль женщина была изображена Глорией в процессе своей работы. Амалия на портрете была изображена в работе, будто она вела прослушивание актёра. В лице, позе и осанке стареющей дамы чувствовались порода, независимость и уверенность в себе. Но зритель мог разглядеть и другое: у этой "эмансипе" была тень, не соответствовавшая её обычному характеру и взглядам. Например, позади головы Амалии, давно уже остриженной под мальчика, торчали упругие всклоченные кудряшки. Было видно, что; аристократический нос леди на тени был вздёрнут, будто она вот-вот чихнёт на свою работу, а скромная плоская от природы грудь её была награждена таким теневым бюстом, что тот будто неприлично выпирал из-за тугого корсажа хозяйки. Создавалось впечатление, что изображено два разных лица одного и того же человека: респектабельной мисс и "несоответствующая" ей тень заносчивой куртизанки. "Художественный домысел "- говорили одни, "банальная правда "- спорили с ними другие, критически рассматривая работу начинающей художницы.
При этом никто не оскорблял саму даму, узнаваемую в портрете, то есть имя Амалии Саммер не произносилось. Будто это всё говорилось исключительно об изображении, а не о самой женщине, известной многим. Амалия пожаловалась Джудит на дерзость её сестры. «Она рисовала портрет для меня. Я пожалела, что не заключила с ней официального соглашения. Но теперь пусть она катится с этим портретом к черту. Пусть она рисует Мерфи. С тенями, без – мне всё равно! Но пусть не лезет в мои дела. Так ей и скажи».
Джуд, тоже ознакомившись с портретом на вернисаже, ответила родственнице однозначно: "Много чести обсуждать вздорную мазню. Глория – не художница, а рисовальщица. Не бери в голову. Забудь». Но Амми настаивала на объяснениях, и почему-то не самой художницы, а её сестры. И вот тут стали заметны те самые изменения, что произошли в Джудит, в её безоглядной преданности сестре появилась трещина и существенная. Она буквально отрекалась от неё, словами: «У Глории никогда не было собственных идей. Считай, милейшая Амми, что все эти портреты рисовала не Саммер, а Мерфи. Это обычная самореклама. Желание выпендриться, если уж не собственной персоной, весьма туманной значимости, то некоторыми знакомствами. Только представь, если бы она разрисовала этими тенями не тебя, а какого-то из семейства торговца скобяным товаром. Кого бы такой портрет остановил? Все прошли бы мимо. Новизна в карикатуре?! Чушь! И до неё чудачились с тенями. Я в детстве на фото матери на её голове рисовала шляпы с перьями и вуалями. Ко всем её платьям добавляла воланы, мне так больше нравилось с воланами. Говорю же, береги нервы. Пусть ёрничает, наверно и это щель в искусство".
Джу явно позавидовала успеху сестры. Позавидовала успеху, ...правда, с присущим ей эгоизмом. Джу лично не задевало, что сестра написала раскрывающий до обнажения истины портрет по-своему любимого ею человека - Амалии. Может быть, она даже была согласна с наличием раздвоенности души бывшей своей опекунши, но то, что вокруг портрета пошла оценивающая Глорию, как интересного художника, шумиха - это было явно не по нутру девушке, не обременяющей душу завистью, тем более к тихоне сестре. Но слова, сказанные Джу, несколько успокоили Амалию. Точка зрения, что Глория не Саммер, а Мерфи, то есть - им не родня, как бы устраивали женщину, которая и раньше не была высокого мнения о семействе жены своего племянника. Но с этого дня Амалия больше не приглашала в свой дом …Глорию Не Саммер.
Так получилось, что пути двух сестёр как бы вот тут и разошлись. И именно из-за художественных разногласий.
 ***
Между тем время шло.
Художественный талант Глории Саммер уже заявил о себе. О ней говорили, писали, спорили. Эта женщина удивила всех не только своим индивидуальным взглядом, она ещё и поразила всех своей эксцентричностью. Той она будто бы подтверждала свой неординарный угол зрения, характерный и прямо-таки специфический вкус к жизни.
Именно это лихое качество, открывшееся в тихоне, вдруг создало вокруг неё некий круг почитателей, которые принялись поддерживать её во всем. Высказывания Глории цитировались прессой; модной художнице подражали в одежде. Появилась шляпка "Глория", причёска "Глория ", а любимое вегетарианское блюдо старшей из сестёр Саммер подавалось в ресторанах под названием "Салат Глория". Глория отошла от полутонов. Ею признавались эксцентричные насыщенные цвета. При том во всём. Так, например, собственные длинные тёмные волосы художница остригла под ноль, а их "признаки" на голове она лично окрашивала в природные цвета - жёлтый, голубой, насыщено зелёный и алый. При этом ей удавалось не безобразить этим своё красивое своей симметричностью, «тихое» от природы лицо, а именно «выставлять» его напоказ, делать «показушным, броским». Делая снимки толпы, всякий репортер именно её лицо брал, как бы даже не зависимо от себя, крупно многозначительный взгляд Глории Саммер. И выходило так, что толпа (свита чиновника или голливудской знаменитости) оказывалась её «живым интерьером».
После первого же неудачного замужества Глория вернулась к девичьей фамилии. Но вдруг, уже при получении паспорта, где она значилась под фамилией Саммер, что-то заставило её переменить и это решение. Адвокат известной художницы помог ей изменить эту фамилию на Мерфи. Но что самое удивительное, сменив короткие завитки росписи фамилии на своих картинах, Лори сменила стиль и форму своего искусства. Исчезли тени, исчезли домыслы, и открывшаяся художнику правда в людях и взгляде на земную природу, пропала и сама двухмерность его. Глория принялась рисовать внеземные миражи. Она стала рисовать звёзды.
Звёзды, которые видят все. В том числе и из собственного окна. Но, к сожалению, не каждому дано прочувствовать характеры их. Дано может быть знать свойства звёзд: их плотность, возраст, но понять их чувствами художника, увы, не всякому и не всегда.
Лори будто бы одухотворяла звезды. Те уже переставали быть созданиями неживыми, молчаливыми, безропотно появляющимися и так же безвременно исчезающими. Она давала новое имя каждой из своих звёзд. Овалы кратеров, борозды нерукотворных каналов, горы, впадины - всё это делало лицо её Сириусов и Полярных звезд. Это были лица очеловеченных ею планет. Это по-прежнему были горячо обсуждаемые, спорные картины. Но теперь художница не боялась ни споров, ни суждений. Глория Мерфи обитала в кругу ценителей элитарного искусства. Была защищена и надёжно состоятельными, высокопоставленными лицами, ценящими в данный период именно в ней неординарность и умение предвидеть крутой поворот во всеобщем взгляде на живопись.
Что касается личной жизни этой женщины, то и здесь, что называется, всё скользило по вершинам. То есть, в поле зрения Глории были исключительно состоятельные мужчины. Это те, что умели по достоинству оценить её дело, однако не волновали её как женщину. Сердце Лори было в поиске ответных чувств. Но, как ни странно, те из мужчин, которых бы она пожелала видеть в качестве своего мужа, глубже, чем как к женщине - другу, как к женщине - подруге, чувств к ней не питали. Может быть, и даже вероятнее всего, это диктовалось поведением самой Лори, умеющей видеть суть в человеке с расстояния чуть согнутой руки и потому с недоверием допускающей к себе мужчин на расстояния более близкие.
 ***
Несколько иначе складывалась жизнь у хорошенькой, и потому заметной без особых изысков Джудит Саммер. Вот уж кому не нужно было стричь волосы под ноль и красить их в цвет еловых лапок. Вот уж кто не бегал по спортзалам, не вскакивал по вечерам на весы, её стройность будто бы была гарантирована ей судьбою. Эта молодая женщина была красива, была красива ребенком, девушкой, женщиной. Мать Джу, её воспитательница и друг - Мэри Аленд, Амалия - человек, заменивший сироте рано потерянных родителей, да и многие другие женщины, в некотором роде обиженные на злодейку судьбу, в виду своей природной ординарности во внешности так и считали: что в личном плане у малышки должен быть несомненный успех. «Красивая должна быть счастливой», - как проклятье её повторялось всеми, кто знал, насколько она интересна для мужчин.
И вот Джу достигла возраста, когда не только можно, но как бы уже и нужно было бы задуматься над личной жизнью. Подумать как раз было над чем, многие из подруг Джу имели за плечами уже не одно и даже не два замужества. У кого росли дети, а у кого появился вариант выразить себя на фоне общества, в какое вынесли их волны супружества.
У Джу же с утверждением собственного Я пока ничего не получалось. Неудачные попытки устроить себя в шоу бизнесе каких-то особых результатов не дали. Даже с её хорошенькой внешностью она не поднялась выше второразрядной старлетки. Не было в её душе тянущей тоски по тяжелому актёрскому мастерству. Кроме того, Джудит не пела, не танцевала, стихов не писала, не декламировала. Даже не пыталась рисовать, как Лори, хотя как бы подозревала, что смогла бы, если бы не мелькание славы сестры в тех кругах.
Высоко задирала свой носик Джудит, отходя от богемы прочь. Красивая, но бесталанная и главное, равнодушная к миру, живущему воображением и мечтами о высоком, женщина с роднёй, где была бывшая известная актриса, а теперь театральный агент и художница, которые смогли бы замолвить за неё словечко, высокомерно чуралась всего этого.
Может быть, именно последнее и сыграло решающую роль в том, что независтливая от природы красавица, имевшая ранее лёгкий, даже как бы сказать, несерьезный характер, вдруг стала завидовать менее заметным людям. Людям, которые даже с невзрачной внешностью, даже после громовых неудач, поднимались с колен и всё же добивались успеха в делах. В том числе и личного плана.
Зависть делает с женщиной тоже, что неудовлетворённое тщеславие с мужчиной. Джудит стала злой. Под час даже милейшей Амми не удавалось найти с ней общий язык. Та уже отошла от своего активного бизнеса. Чаще двигалась с помощью кресла или машины с ручным управлением, которые заменили неутомимой женщине её усталые изувеченные ноги.
Джудит не долго была её компаньонкой, делопроизводителем Амалии Саммер, её ногами.
Эти женщины не сработались именно потому, что одна – здоровая красивая и молодая, начала завидовать стареющей, безногой, но сильной и талантливой женщине. Более того, после очередной стычки энергичная Амалия потребовала раздельного жилья с Джу. И хотя при этом было добавлено, что любовь к ней, к Джу, неизменна и дом, её приютивший, так и остаётся её домом (а так оно и было указано в завещании Амалии), всё же для сохранения спокойствия обеих лучше было бы разъехаться. И они так и сделали.
К той поре молодая женщина, что перестала надеяться на свою привлекательность, растеряла всех своих подруг. В отчаянных раздумьях, в попытках как-то наладить свою жизнь Джу неожиданно запила. Вернее начала искать иных друзей, иные соломинки, что могли бы удержать её на плаву жизни. К своему двадцати пятилетию эта женщина пришла немного располневшей, чуточку подурневшей и, после неожиданной встречи с одним бывшим адвокатом, несколько остепенившейся. То есть, этот человек, так легкомысленно вошедший в её жизнь, вдруг оказался вполне серьезным импульсом, позволившим Джу снова поверить в собственные силы. Этот человек, блеснув остатками своего профессионализма, помог ей сделать шаг к возможностям жить с достоинством и интересно. А вышло так ...
Денег на несуетливую жизнь Джудит стало не хватать, ценные папины бумаги она развеяла по хмельному ветру; Амалия фактически отделилась от неё в финансовом плане, а Глория растворилась в своей славе и исчезла со спасительного горизонта младшей сестрёнки. И тогда этот самый человек, что был лишён прав заниматься своей адвокатской деятельностью за какие-то нелицеприятные махинации, научил свою любовницу, как, немного подсуетившись, превратить все три первых фактора из гнетущего дебета в беспроблемный кредит.
И вот тут Френку Мерфи дали понять, а вернее напомнили, в чьём доме он живёт.
Из Европы любовник Джу привёз ответ от Глории, что та де отказывается от своей половины, причитающейся ей при дележе усадьбы и дома отца - Ричарда Саммера. На бумаге размашисто было приписано: «В виду грустных воспоминаний и осознания, что этот дом не принесет мне счастья». Бывший адвокат передал Джу, что сестра её великолепно устроилась на юге Франции, снова замужем, живёт, снимая верхний этаж какого-то небоскрёба и чаще, не заботясь о дне завтрашнем.
С Амалии же ушлый законник потребовал бумагу, подтверждающую, что «бедную сиротку - Джудит Саммер ещё пятилетним ребёнком бессовестное семейство Мерфи выставило из её собственного дома, при этом, не заплатив ей за все эти годы ни цента». Имея эти бумаги на руках, этот человек, используя бывшие связи, действовал решительно, смело, а попросту – нагло, и ему удалось-таки выкинуть дядюшку Френка из обжитого им дома.
Мерфи предъявил встречный иск. Он настаивал, что он-де опекун старшей Саммер. Он утверждал, что он-де о ней заботился, что он-де ухаживал за стареющим домом и садом. Но его со всеми этими бумагами подвинули. Предъявили суду счета, в которых значилось, что опекунские средства не всегда расходовались конкретно на опекаемую девочку. Были предъявлены письма Глории, где она весьма неосмотрительно писала сестре о ситуации в доме. Та писала, её де заставляют копаться в саду, красить стены дома и вообще «держат за прислугу в семье. Был так же предъявлен отмаз самой Джудит, что, как и её сестра, она «не просила Мерфи ухаживать за садом и домом, что он делал это исключительно из своих интересов». И к восторгу многих обывателей, следивших за шумным процессом, «сиротка» восстановила свои права над домом и поместьем. Малышки Джу получила «своё». И снова могла жить безбедно, продавая поместье по кускам, сбывая старинную мебель, которую так бережно хранила на чердаке Лукреция. Даже картины матери практически все ушли с молотка и под звон прессы, как «картины матери художницы Глории Мерфи (Саммер)».
Но не судьба была Джу стать, как обещала она после выигрыша дела, женой ушлого, восстановившего свою лицензию адвоката. Тому немного не повезло. Лихо празднуя победу над «дядюшкой Френком», Джу, напившись до чёртиков, так веселилась в кругу своих друзей-приятелей, что и не заметила, как бывший юрист выпал из окна, отвоёванного им дома и разбился на смерть.
Его подруга и владелица роскошного поместья с перепуга бросила пить. Более того, став свободной от влияния своего пьющего приятеля, посерьёзнев, Джудит тут же нашла себе другого советчика. Разумно не согласившись на его предложение о замужестве, (а очередной её друг был из круга бывшего адвоката, то есть человеком с деловыми качествами, но беспросветный алкоголик), Джу стала его любовницей. И ещё она стала его ...посильной партнёршей в туристическом бизнесе. Когда-то этот человек имел там некоторые успехи, но по пьяной неосторожности дело провалилось: гостиница сгорела и не была восстановлена. Страховка, разумеется, с горя была пропита бывшим владельцем гостиницы.
 И вот, сожительствуя с энергичной женщиной, этот человек вновь взялся за дело. Тем более что деньги у той пока были. Участки земли, проданные Джу, были выкуплены, и поместье целиком было возвращено в прежние границы. Этот человек, перенявшей Джу из окоченевших рук приятеля, посоветовал своей подружке устроить в трёхэтажном особняке первоклассную гостиницу. Крепко обсудив дело с серьёзными адвокатами, (благо этих знакомств у Джуд теперь хватало), молодая женщина стала во главе гостиничного бизнеса. Поначалу она предоставила любовнику должность управляющего, а затем, чуть осмотревшись и найдя в себе силы самой справиться с делом, Джу нашла приятелю менее "пьяную" должность, а после и повод, чтоб уволить нелицеприятного человека «с вредными привычками». И приступила к хозяйствованию самостоятельно. Прощаясь со своим очередным советчиком - дружком с лёгкостью, какая ей была присуща с самого детства, Джу не побоялась кривотолков, угроз любовника и трудностей, из-за слабых навыков в деле. Но, как ни странно, …то пошло в гору. Оказалось, поместье находится в успешном районе города, неподалеку от живописных мест (участок парка, залив) и точек новых торговых центров.
Шли годы, и Джудит перестала ощущать дискомфорт от чрезмерной ответственности. Лёгкая на отношения с людьми, то есть умеющая и встретить, и проститься с ними без обиды и претензий со своей стороны, она обнаружила в себе организаторскую и даже коммерческую жилку. Можно сказать, в Джудит проснулось заложенные родителями качества: от Лукреции умение наводить порядок и знакомства, от отца – осознание цены денег в жизни любого человека. Можно сказать, с этого момента, найдя свою дорогу, она зажила относительно спокойно. Если конечно, опустить пару её неудачных замужеств по контракту и нескольких, так и не увидевших свет детей.
 ***
Что стало за эти годы с Глорией, Джу не знала. Газеты, даже в Европе поначалу пестревшие обилием снимков художницы - новатора, нашли себе новое «сырье» для обсуждения. Всё и все будто забыли о ней.
Стыд за былую зависть к успехам сестры помешал Джу серьёзно искать встреч с ней. Пара не отвеченных ею писем, два-три безответных звонка и о ней самой тоже, казалось, забыли.
А вот теперь подробнее о том, как вновь скрестились судьбы двух милых и каждой по-своему очаровательных дочерей Лукреции и Ричарда Саммеров.
И тут просто необходимо рассказать обо всех эпизодах этих событий. Во всех мельчайших подробностях, ибо речь пойдёт о последней любви младшей из сестер и о единственно важной у первой - у Глории Саммер.
 ***
 -Боже мой, весна...
 -Да, миссис Фалестер, весна и даже неожиданно ранняя в этом году.
Джудит улыбаясь, но, заметно грустя, наблюдала за пейзажем, мелькающим за стёклами её служебной машины. Она возвращалась из командировки. Была по делам в Нью-Йорке, в Сан-Франциско участвовала во встрече управленцев, работающих в сфере гостиничного сервиса по Калифорнии.
Молодой крепкий водитель служебной машины, поднимая взгляд к зеркальцу над лобовым стеклом, осторожно посматривал на женщину, заметно уставшую с дороги. Ему показалось, сорокатрёхлетняя шефица грустила, возвращаясь домой из трёхнедельной командировки. Чтоб как-то разговорить замолчавшую женщину, он спросил: "А в Сан-Франциско наверно уже жара?»
 -Нет, совсем не ощущается. Весна, как везде …весна. - Джудит вздохнула полной грудью и снова посмотрела в стекло дверцы. Попросила шофера чуть приспустить его. Она улыбнулась, заглядевшись на цветущий каштан, и снова вздохнула полной грудью. - Каких-то двадцать дней ...и всё изменилось.
 -Ну да, ведь вы уезжали в самую слякоть. А теперь вот ....- Водитель сначала посмотрел на строй каштанов, выпустивших свои цветущие свечи, на свежий бархат стриженных газонов, а затем, оценив ситуацию на дороге, прибавил скорости.
 -Ничего. Всё прошло и слякоть, и ...зимнее настроение. - Он улыбнулся, быстро повернув голову к женщине, вдруг притихшей за его спиной. - Весна ...- Джу ответила на улыбку своего водителя лёгкой ухмылкой дамы, видавшей и такие времена. Но, снова вздохнув, она открыла сумочку и, достав из неё пудреницу, посмотрела на себя в зеркальце. Тронув пуховкой щёки, чуть подрумяненные и ещё раскрасневшиеся от встречи с родными местами, Джудит улыбнулась своему отражению. Затем, громко щёлкнув серебряным замочком пудреницы, кинула её назад в сумочку, и тут же спросила. - А что там, в «Звездном мальчике», новый управляющий уже приступил к своим обязанностям?
Джу встретила ответный взгляд молодого парня более официально, как бы желая и его повернуть от темы «весна» на насущные дела.
Водитель, посмотрев в зеркальце дальнего вида, вдруг вздохнул, прокашлялся и только после ответил: "Да, …справляется".
Ответ не очень удовлетворил строгую хозяйку. Джуд задумалась и как бы только для себя добавила: "Я помнится, очень спешила, как-то несерьёзно посмотрела в его рекомендации". Вдруг внимание её привлек вновь открывшийся крупный супермаркет, мимо которого они проезжали. Она подумала: "Вот надо же, каких-то три недели и такие перемены! Господи, как же быстро летит время…" Она вспомнила, когда первый раз увидела того, кого так лихо, так смело назначила на высокий пост в гордости своей - в «пятизвездочной» (вернее, готовящейся стать пятизвездочной) гостинице «Звездный мальчик».
Джу встретила этого человека случайно, во время своего кратковременного отпуска. И невзначай влюбилась. Просто не собой она была тогда, просто ненормальной чувствовала она себя, совершающей не ошибки даже, глупости, что не случались с ней уже давно. Да она и не вспомнит, привязывалась ли она когда к мужчине, чтоб вот так: без нужды, бескорыстно, да ещё и будучи состоятельной и свободной в выборе. Пожалуй, не было такого. А тут даже слезы её были честны и чисты. И насмеялись они вдоволь …. А после приезда домой, оставшись снова одна – она одна – так смеялась, уж так смеялась…над дурью своей. «Я ведь ему тогда чуть письмо не написала. Любовное. Ага, вот потеха. Вот бы он…тоже…посмеялся». Отвлекшись от красивого фасада, Джу усмехнулась, вспоминая своё «сумасшествие» и вновь вернулась к теме о новом управляющем в своей гостинице. - Я даже не виделась с ним лично перед командировкой. А вы, Дени, уже встречались с ним?
 -Да, конечно. Я привёз его в гостиницу прямо с вокзала.
Джу лукавила, будто проверяла, известно ли шоферу её - мальчишке, пошли ли уже слухи о «срочном» отказе одному и утверждении в должности другого управляющего. - Помнится, он не местный. Приезжий. Да, вспомнила, он из Майами. Где он остановился?
 -Да в гостинице и остановился. Вместе с мадам и детьми.
Джудит нахмурилась. Между тёмных густых бровей затаились две маленькие неглубокие морщинки. Но когда Джу сильно задумываясь, хмурилась, вот как сейчас, они в миг превращались в угрюмые дорожки заботы. - Мадам?.. А мне помнится, в досье было написано "вдовец"?
 -Ну да. Мадам - это француженка, она воспитательница, ну или гувернантка его детей. А он да, точно, вдовец.
Водитель быстро посмотрел на шефицу и тут же, заметив недовольство на её лице, отвёл взгляд в сторону дороги. - Он снял для мадам и детей трёхкомнатный номер и смежный с ним - для себя. Обедают они в ресторане при гостинице. Детей он по утрам отвозит в элит – школу на Прибрежной, вечером забирает. Две девочки у него, ничего общительные такие, уже почти весь состав служащих знают. Только между собой они всё равно больше по-французски лопочут. А управляющий – нет, тот, по-видимому, задался только по-английски с ними говорить. Ничего, он справляется.
Заметив, что Джуд, по-прежнему, сидит, сильно о чём-то задумавшись, парень, как бы уже защищая холостого мужчину - управляющего, добавил: «Дети не мешают его работе. В гостинице всё в порядке. Мест по-прежнему на всякий спрос не хватает. Много желающих, сезон. Всё хорошо, он справляется. Языки знает, много иностранцев в этот раз, очень много.
Но слово "справляется", повторённое водителем несколько раз, Джудит почему-то насторожило. - Эта ...гувернантка его детей, ты сказал, она француженка?
Водитель, будто сообщая пикантную подробность, ответил тихо и полуобернувшись к Джуд: «Да, но такая страшненькая, – парень отвернулся к дороге, - в любую жару в парике, в брючном костюме, а шея её с утра до вечера замотана в крупный жемчуг. Странная она, честно. - Парень хмыкнул, быстро посмотрел на шефицу, и кивнул, будто сам же и подтверждал свои слова. - Да, точно, она странная».
Джуд отметила про себя гримасу парня. Подумала: "Ладно, на месте разберёмся, что там за «странность в жемчугах» у него, - и вновь стала следить за придорожным пейзажем.
 ***
Когда служебная машина Джу плавно остановилась у парадных дверей нового здания пятизвёздочного отеля, с учтивым поклоном человек в форменной одежде открыл дверцу и поприветствовал хозяйку. Та, царственно оглядев свои владения, вздохнула, улыбнулась и, мельком распорядившись на счёт багажа, поднялась по невысокой лестнице к дверям гостиницы, завертевшимися перед ней тут же.
Это заведение под названием "Звёздный мальчик" Джудит Саммер приобрела год назад, когда ещё велись отделочные работы и отделка ландшафта. Эта уже пятая по счёту гостиница, какой владеет эта энергичная хозяйственная женщина.
Здесь, в этом великолепном здании есть всё, что необходимо для приятного отдыха. Даже вертолёт, ждущий гостей пятизвёздочного "…Мальчика" для воздушных прогулок вдоль побережья.
Внимательно оглядев просторный уютный холл, перекинувшись парой слов с дежурной, с портье, скользнув взглядом, по высокому темноволосому мужчине лет сорока, учтиво кивнувшего ей и поприветствовавшего её по имени, Джудит быстро прошла к специальному лифту. Тот быстро доставил её в люкс апартаменты хозяйки гостиницы.
Именно туда Джу и вызвала нового управляющего только что поздоровавшегося с ней в холле. ***
Когда элегантный, поджарый мужчина, картавым выговором спросил разрешения войти, Джу только-только дочитывала его рекомендации. Она улыбнулась на улыбку вошедшего человека, помедлила, разглядывая его у двери, потом указала рукой место в кресле напротив.
Лоренс, оглядев кресло, присел.
Джудит улыбалась. Весьма пристально оглядывала человека, совершенно наплевав на его смущение от её осмотра. - Рада приветствовать вас, мистер Лоренс. Ну что, как вам у нас?
На лице Лоренса промелькнуло явное удивление. И хотя он достаточно быстро с ним справился, от Джу не ускользнуло, что гостя её официальность несколько озадачила.
Несколько месяцев назад, встретив эту женщину на отдыхе, Лоренс решил, что она возможно даже, влюбилась в него. Чуть ли не в любви ему объяснялась, рвалась к нему в гостиничный номер на ночь. Теперь вдруг такая сухость в обращении. …Но Тед решил, что «место отдыха» - это место отдыха, а здесь – работа. Чуть усмехнувшись, он принял вариант общения. И ответно решил внимать боссу, будто той встречи и не было.
Тогда, ему казалось, эта женщина имеет легкий характер, даже как бы поверхностна в чувствах. То есть, он вполне допускал в ней наряду с миловидностью и глупость, и всепрощение. Сейчас ему дали понять, «кто есть кто». Справившись со смущением, усмехнувшись на заметные перемены, он опустил глаза и …улыбнулся. Он будто даже обрадовался тому, что сможет заново рассмотреть сидящего перед ним человека - Джудит Фалестер.
 Джу, заметив реакцию Лоренса, тоже была рада. «Пусть, пусть. «Тут», тебе, не «там». Она нуждалась в проверке этого человека на порядочность. Альфонсы, пьяницы, бабники в её биографии уже были. А вот дельных мужчин, «управленцев», способных взять «быка за рога», то есть, прямо с каких-то там «парижей», да в Лос-Анджелесе одной из лучших гостиниц управлять – таких она пока не встречала.
«У меня тут не просто …коробка с номерами. Тут корты, бассейны всевозможные. Зимний сад, парк. Бани разные, солярии, залы, спортзалы, рестораны, бары, парикмахерские и прочие салоны – весь сервис для отдыха имеется. Справится ли он? Тедди…милый….Тут няньки французские – не помогут, тут нужен опыт». - Прошу вас, ...располагайтесь удобнее. Разговор у нас с вами будет серьезным. – Джудит снова прощупывала нового управляющего взглядом охотницы. Какой он «на отдыхе» - она уже знала. Ей нужно было знать, какой он в деле. В её деле. Её бы не устроило наличие даже таких мелочей, как обгрызенные ногти, наличие перхоти на плечиках пиджака. Улыбка босса несколько съехала в сторону. Взгляд Джу был сух и даже будто бы выражал некоторые сомнения.
Нет, не было перхоти на плечиках элегантного пиджака нового управляющего. Взгляд его не бегал, Тед смотрел на женщину прямо, чуть выжидающе. Лицо его было чисто выбритым, холеным, и определяющим личность интеллектуальную (присутствия смущения уже и след простыл, взгляд его был вдумчив, губы, затаив усмешку, покойны).
Лоренс сидел в кресле глубоко, естественно, то есть без признаков холуйского в позе. Руки его были покойно сложены на коленях, пальцами он не перебирал.
Джудит сразу обнаружила наличие обручального кольца, то, по-видимому, врезалось в палец и потому не снималось вдовцом. В своё время она задавала ему вопрос по поводу кольца. Тогда Тед имел право, улыбнувшись, уйти от ответа. Теперь ситуация изменилась. Анкетные данные были ей не интересны даже, важны. Но Джу решила оставить вопрос о кольце на потом. Не это было решающим в окончательном её решении брать или не брать этого человека к себе в управляющие лучшей гостиницей.
Острый взгляд хозяйки не отметил признаков личных проблем ни в лице, ни в позе сидящего перед ней человека. Иногда ей встречались такие, что, делая дело, всё думали да заботились о доме, о семье. Им были свойственны нервозность, наличие признаков усталости на лице. Это Джудит никогда бы не поприветствовала в своих управляющих гостиницами. «Тут главное: забота о клиентах, - рассуждала она, - тут некогда думать о детях, которое …где-то там, в номере или в школе».
Джудит намеренно не задавала вопросов, будто ожидая признаков нетерпения от мужчины. Но тот лишь раз несуетливым движением руки центрировал узел галстука, вежливо прокашлялся, чтоб не забасить ненароком при разговоре и снова сел спокойно, снова спокойно ожидал её вполне закономерных в таком случае вопросов.
Джудит косила глазами и, чуть хмурясь, перечитывала строчку, где указывалось семейное положение управляющего. Там значилось «вдовец» и, хотя это было вовсе не обязательно, были отмечены возраст и даже имена двух его дочерей - Клод и Жаклин. О том, что у Лоренса есть дети там, во Флориде, она ещё не знала. У неё детей никогда не было, и она как бы стала забывать о том, что у некоторых к сорока годам «такое случается». Наличие детей у вдовца - это было неожиданностью для Джу. Чтобы не ранить вдовца и, разумеется, не брать на себя труд за эмоции по поводу чужих проблем, Джу не сразу заговорила о семейном положении подчинённого.
Но, прослушав его мнение о гостинице, о сотрудниках, она всё-таки коснулась этого вопроса. – Значит, …значит, …у вас здесь живут дети. - Джу оглядела стол и, продолжая не смотреть в глаза, спросила управляющего о том, сколько лет он живёт с детьми один?
 -Шесть лет.
Джудит удивлённо уставилась на ответившего. Там, отдыхая в Майами, она мимолетом узнала, что Лоренс вдовец. Ну, «вдовец» и «вдовец». Она ничуть не придала этому значения. Он был для неё просто «свободным» мужчиной. Тед Лоренс ни за чтобы не догадался, что именно так удивило его элегантного босса в его ответе. Взгляд Джу был немигающим, можно сказать пронзительным. Это ещё более смутило мужчину, и тот даже слегка зарумянился на скулах.
Лоренс был наслышан о крутости нрава владелицы гостиницы. Ему говорили, что она весьма серьезна в бизнесе. Это не вязалось с образом «той» Джудит. Но Тед вполне допускал, что много и не знал о ней. Однако, ему показалось, что теперь его босс чуточку переигрывает в суровости. Но волноваться ему повода, он считал, не было. Его стаж работы был солидным, он себе цену знал, потому не сильно его заботило, что мисс Фалестер повторно узнает о его вдовстве. Он считал это делу и их взаимопониманию не помешает. Но тут и не вооруженным взглядом было видно, её насторожило, что он …вдовец при двух детях. Одно дело, когда тебя рассматривают как специалиста, другое - как …вдовца с шестилетним стажем.
 Но Тед понимал, этот момент вовсе не причина для подозрительного отношения друг к другу. И она о нём, и он – о ней, знали, что они люди со всеми полагающимися достоинствами и недостатками. Правда, они не были знакомы с деловыми качествами друг друга, ну что ж, он считал, вот и пришло время. Тед качнул головой и повторил. - Да, мисс Фалестер, я вдовец уже шесть лет.
И вот тут он заметил, Джудит …несколько иначе заиграла улыбкой в его сторону. Он попытался понять, что же её обрадовало в его повторе? То, что и он перешел на официальное обращение к ней или дважды повторенная им фраза, что он одинок…шесть лет? Однако, он заметил, суровость с лица мисс Фалестер сошла. Та улыбнулась уже знакомой ему улыбкой, как бы и милой, и многообещающей. Джу будто выдала себя перед ним, как бы дала понять, что «дела - делами, но мы – то с тобой знаем и другие времена». Тед не мог не почувствовать этого перехода в настроении босса. И был без меры удивлён «сложностями». Ему бы хотелось держаться одной линии общения: или «Джу милая» или «мисс Фалестер». Он тихо вздохнул.
Когда он на короткое время опустил глаза, пробежав взглядом по носам начищенных ботинок, Джудит, усмехнувшись, отложила в сторону бумаги. Этим жестом она будто давала понять ему, что её подозрения рассеяны. Что рекомендации его - её устраивают, внешность - годится. Что ему можно не волноваться и …не опускать глаза.
Какие-то сомнения в ней всё же остались, например, красивость Лоренса. «Ох уж эти его глаза, ...многим тут моим …курицам сон испортят». Джу допускала, что, глядя в синие глаза холостого управляющего, женской половине служащих в гостинице выслушивать его наставления и приказы будет сложно. – Мистер Лоренс, давайте так, здесь в кабинете, мы с вами будем поддерживать вполне приятельские отношения, без «мадам» и «мисс». Мы ведь ...партнёры. – Она растянула губы в улыбку и тут же смяла её. – Без «мадам» и «мисс». Имя моё вам известно. Там…- она кивнула на дверь. - Обращайтесь ко мне …«миссис Фалестер». С ударением на последний слог. А здесь, - она снова улыбнулась, но уже мягче. – Здесь можно и по имени». - Она, назвав и фамилию и, сказав об ударение в ней, намеренно не сказала, как именно нужно звать её по имени.
Теду приходилось принимать такие условия. Во Флориде, у бассейна в отеле «Маджестик» она позволяла ему гладить свои голые ноги и ничуть не смущалась, когда он звал её «милая киса».
Губы Теда дёрнулись в улыбке, но вежливой. Смуглые скулы снова налились румянцем и, прочистив горло, низким, но приятным для слуха голосом, в обычной спокойной манере он произнес: «Я понял, благодарю вас, Джудит».
 Джу прочистила горло. Произнесла, будто чуточку поперхнувшись: «Вот и прекрасно».
Но в принципе её удовлетворило, что новый управляющий не полез к ней с обращением фамильярным, типа Джу, Джуди и прочее. Что он назвал её полным именем.
Настороженность босса заметно таяла. Джу вздохнула, улыбнувшись, посмотрела на окно, откуда падал яркий солнечный свет, и уже весьма весело (и знакомо ему) посмотрела на Теда. Рекомендации на него, как на специалиста высокого класса действительно были превосходны. Правда, …был там один пунктик, …но пока Джу не захотела акцентировать на нём своё внимание, решила приглядеться к человеку в работе.
В пункте значилось, что Лоренс – «замкнутый человек». Владелец отеля, где работал Лоренс – Тео Слейтор, отметил даже: «отсутствие друзей» у управляющего. Как бы давая понять, что у того на уме только работа и дети. Но Джудит отнесла это на счет приоритетов гея Слейтора. Что вокруг Лоренса не пасутся «дружки» - это Джуд устраивало. Да и сама его «замкнутость» ей нравилась. Она была профессионалом, вполне понимала, что человек итак весь день среди людей…посторонних. Что в личной жизни ему хочется побыть с теми, кто ему истинно близок. Да и вообще, думала Джу, «замкнутость» не означает, что человек скучный. Уж то, что Лоренс коммуникабелен и ничуть не бука – она знала. Особенно, когда разговор шел в знакомой для них теме - о гостиничном бизнесе, этот человек казался ей без сомнений интересным. Джу жила своим бизнесом и с людьми, которые говорили на одном с ней языке, ей всегда было удобно.
Джу рассказала Лоренсу о своей командировке. Тед, как оказалось, когда-то тоже бывал в качестве представителя на таких встречах, и потому этот их разговор здесь в кабинете получился интересным обоюдно.
Выпрямившись в кресле, улыбнувшись ещё более располагающе, Джудит попыталась угадать, какое же она произвела впечатление на человека, пятого по счёту в её команде управляющих. В арсенале Джудит Фалестер пять гостиниц. Её приоритетной территорией была Калифорния, потому она считалась в своём кругу весьма состоятельным бизнесменом. Чтоб ещё более смягчить первое впечатление, ту сухость, с которой начинался их первый разговор в кабинете, Джу снова перешла к вопросам о личной жизни. Она спросила Теда о школьных успехах его детей. Тот мягко, не докучая подробностями, ответил ей.
И тут, запросто перебив его, опять же скользнув взглядом по большому кабинетному столу, и остановив его на рекомендациях, Джу спросила: "Я слышала, вы и воспитательницу с собой привезли? Мне сказали, она француженка. Это что значит, у вас работает человек, имеющий французское гражданство? Простите моё любопытство, Тед, а что во Флориде, откуда вы приехали, или тут …разве не нашлось бы для ваших детей …отечественной воспитательницы? Или, простите за назойливость, это какая-то ваша особая расположенность к французским воспитательницам?"
Лоренс, не понимая, куда ведёт мысль босса, посмотрел на листы теста, лежавшие на столе босса. В ответах теста он сразу указал, что воспитание детей не коим образом не повлияет на его работу. Услышав вопрос, он помолчал, обдумывая ответ, и только после сказал: «Да, можно считать «расположенность». Эта женщина действительно имеет французское гражданство, но это не должно вас беспокоить, все дела с властями мною улажены. Мадам Пежу знает моих детей с их рождения. Она была с детьми, и когда я работал на юге Франции, потом во Флориде. Теперь она живёт тут, в номере с моими дочерьми».
Тед заметил, в лице босса вопрос так и остался вопросом. И как он понял, это было непростое любопытство. Он решил, раз его не понимают, нужно объяснить поподробнее: «Дочери днём учатся. А ...вечером, когда я тоже, в силу специфики работы, бываю, занят, мадам Пежу присматривает за ними. Девочкам, как мне кажется, с ней удобнее в любом месте. Она была нанята в дом, когда родилась старшая из моих дочерей. Вот так и …работает в нашем доме. – Тед улыбнулся, поясняя деталь - Ну, или тех местах, где мы…устраиваемся жить».
Джу будто пропустила мимо ушей словоплетения про детей, зато оценила стиль и белизну сорочки на Лоренсе, тугой узел галстука и элегантный костюм. Ей показалось всего этого трудно добиться без участия женщины, хотя бы косвенного. Продолжая держать на своём лице доверительную улыбку, она по-прежнему пыталась угадать, что пытается скрыть из личной жизни, сидящий перед ней человек. И одновременно Джудит пыталась понять, делает ли тоже самое Лоренс. То есть, любопытствует ли он в её адрес, ведь он знал, что и она – свободная от брака женщина. Разменяв пятый десяток, эта всё ещё привлекательная женщина искала во внимании окружавших её мужчин не только понимания, но и симпатии. Это было очень важно для Джуд. Она даже боялась остаться без всеобщего внимания заинтересовавших её мужчин.
Лоренсом Джу заинтересовалась ещё с полгода назад, когда, отдыхая в Майами, она остановилась в одном из фешенебельных отелей. Тед работал там управляющим. Они немного общались лично, пару раз отдыхали в одной компании. И всё же, скорее, это были полупрофессиональные встречи. Круг лиц был таким, что все его участники, так или иначе, были завязаны в гостиничном бизнесе. Такой летний бизнес-раут. А у Джудит ещё и отпуск. Вот, отдыхая, она и обратила на него внимание и не только из-за профессиональных интересов. Этот спокойный, лишенный холуйской суетливости управляющий отелем привлёк её своим приятным голосом, респектабельными манерами и наличием необходимого количества чувства юмора. Этот человек показался ей интересным в компании. Он мало пил, умело слушал. Умел сам при необходимости припомнить забавные случаи и похохотать над чьей-то шуткой, правда, если в ней отсутствовала пошлость. На это Джу особо обратила внимание, Тед умело притворялся, что не понял шутки, если она содержала скабрезности. Он не был ни из сорта тех, что пытались непременно слиться с компанией, и в то же время, как ей удалось подглядеть, он не пытался выделиться из неё. Ни снобизма в нём, ни щегольства умными фразами, чрезмерной воспитанностью он не хвастался – это она приметила. И фиглярствующим типчиком он ей тоже не показался. Вот уж кого она терпеть не могла в смешанных компаниях. К тому же Лоренс был «натуралом», что есть ухаживания босса – Тео Слейтора воспринимались им как…шутка, но не приглашение. А вот …симпатия со стороны такой опытной элегантности, какую излучала на него Джудит, Тед принимал с искренним удовольствием. А поскольку там во Флориде из всех в компании мужчин она выбрала именно его, то именно он - Тед и был «целью её изучения».
Вдруг узнав от одного из владельцев здешних гостиниц, что некто Лоренс пытается найти работу управляющего отелем в Калифорнии, более того, в её родном городе, она тут же заинтересовалась его проблемой. И потребовала от своего секретаря связаться с ним. Ей хотелось выяснить, не тот ли это Лоренс. И когда ей ответили, что тот, она потребовала созвониться с ним лично и предложить место в её новом отеле - в «Звездном мальчике». Хотя на это место она уже имела кандидатуру, она решилась на исполнение своего каприза, считая, что всегда, в случае если человек не подойдет ей, она найдет причину, чтоб избавиться от него.
Без сомнения, она ждала этой встречи. Лоренс, неосознанно зацепив её внимание, и понятия не имел, что мисс Фалестер собиралась посетить Флориду ещё раз и именно, чтобы встреться с ним. А тут такой случай, такое неожиданное совпадение: ей нужен управляющий, а Лоренс как раз в этот момент решает сменить место проживания. Ей хотелось бы знать, почему?
Когда ей срочно пришлось уехать по делам, она переложила обязанности по собеседованию с поступающим к ней на работу человеком на другого, лишь бегло взглянув на его рекомендации. Теперь, увидев, что во вверенной ему гостинице образцовый порядок, что подчинённые расторопны, аккуратны и вежливы, она была довольна собой. Довольна тем, что она решила взять его к себе. Но остался последний момент. Ей необходимо было выяснить: как она видится ему? Там во Флориде Лоренс ничем не выдал своих чувств. Даже если и были какие-то мимолетные касания, всё выглядело скорее приличной шуткой, чем желанием. А каковы эти желания – Джу очень бы хотела понять и сразу. Лоренс, она знала, человек серьезный и, разумеется, он дает и ей какую-то оценку. Ей было бы неприятно, если бы этот человек, приходя к своим «мадам и деткам», снимая галстук, устало завилял: «Ах, как же противна эта …миссис Фалестер!»
Джудит ни в юности, ни сейчас не следовала марке «стерва». Ей …хотелось, чтобы её считали серьезным бизнесменом и …приятной женщиной. Это был её, …ну если не комплекс, то …пожелание. А чтобы выяснить, что думает о ней её новый служащий, ей нужно было осторожно коснуться его личной жизни, понять привязанности вдовствующего мужчины. - Тед, я не совсем поняла из ваших рекомендаций, по какой причине вы решили сменить не только место работы, но и континент? Вы обмолвились как-то, что начинали работать на французской Ривьере. – Джу лукавила. Не «вы обмолвились», а Слейтор – бывший босс Лоренса, грозя пальчиком, напоминал ей, сорокатрёхлетней, что «мосье Лоренс интересуется исключительно свежими французскими устрицами».
Джуд внимательно отслеживала реакцию Лоренса. И ей показалось, что в глазах Лоренса вспыхнул таинственный синий огонёк. Возможно, решила Джу, что до него дошло, чьё желание привело его в «Звездный мальчик». Ему – одинокому мужчине, не жившему, не работавшему в Калифорнии, вдруг сразу предложили работу во вновь открывшемся отеле. И кто - миссис Фалестер – женщина на сегодняшний день …так же свободная от брака. Джу показалось, сидящий перед ней мужчина что-то там себе (то есть о ней) подумал…
Однако «огонёк» как вспыхнул, так и погас во вдумчивости Лоренса. Ничто не изменилось в лице высокопоставленного служащего. Джу ошибалась, фантазируя, что там, в Майами Тед так же особо обратил на неё внимание, как она выделила его из числа присутствовавших в компании мужчин. Даже выставляя её из своего номера, он вел себя с ней любезно вежливо. То есть, не допуская ничего личностного. Хотя тогда он несколько и увлекся её чувственностью. Её «милость и наивность» ему понравились. Но он будто не решался допустить её «настолько» близко, чтоб допустить её присутствия в своём номере ночью. Он (в отличие от неё) не думал о ней всерьез, считал их флоридские встречи флиртом. «Огонёк» в его глазах был всего лишь удивлением, удивлением тому, что босс тратит время впустую: есть рекомендации, там всё, что необходимо для их делового сотрудничества написано, более того, контракт с ним уже заключили, испытательный срок – прошел. Он зачислен в штат уже на вполне законном основании. Каким он бывает при личном контакте - ей тоже – известно. Так к чему такие … «межконтинентальные» вопросы? «Чисто женское любопытство», - решил Лоренс и начал …обстоятельно докладывать о том, какое он образование получил и где; где он стажировался, где уже работал. Тон его голоса был ровен и …убаюкивал.
И до Джу, наконец, дошла ошибочность её домыслов. Она поняла, что для мужчины, сидящего напротив, она – всего лишь нанимательница на работу. Что, возможно, так оно и будет, что вполне вероятно, когда-нибудь он таки скажет о нёй: «Ну и стерва же, эта Фалестер, так и лезет в душу!» Джудит непроизвольно выпрямила спину, взгляд её снова стал сух и официален. Она придала голосу административный тон и, немного сбивчиво, стала настаивать на ответе на свой вопрос: «Потом вы работали в Майами. И вдруг вам пожелалось…оказаться в Калифорнии. Думаю, вы понимаете причину моего вопроса? От ваших прыжков…попахивает поверхностным отношением к работе, а я люблю преданных месту людей. Только, пожалуйста, не обижайтесь, на слово «люблю. Просто объясните, почему вы снова поменяли место работы?».
Тед оценил тон. Прищурился, будто спрятал в уголках глаз скрытую мысль.

Продолжение следует