сто 13

П и р о г о в (усмехаясь). А ты же, братец, невозможнейший оригинал, коль вдруг решил замыслить тут такое…
Ч у д о в. Да ты поверь же мне, в конце-концов!.. Не в состоянии терпеть подобное я боле, не в состоянии терпеть, клянусь тебе! Ну, нет уж больше моих сил…
Пирогов, снисходительно улыбаясь, некоторое время молчит. Нехотя листает взятую из шкафа книгу, зевает. Состроив за спиной Чудова презрительную гримасу, уходит.
Ч у д о в (в зал). Пусть, решено, пришел тот миг, что ожидаем был столь долго… Что ждал я… Ждал, манил, ждал и боялся… Она, тепло и жар моей души, должна ответить мне согласьем, должна – уверен, всеми силами уверен… Иль прекратятся мои муки, я оборву их резким взмахом своих рук…
Входит Аглая. Чудов её не видит, сидит за столом, что-то пишет. Аглая, заметив его, хочет уйти, но Чудов поднимает голову.
Ч у д о в. Аглая, милая Аглая, так многое я должен рассказать тебе – сейчас, сейчас, сейчас же!..
А г л а я. Да я уж знаю всё… Друг Пирогов мне разболтал – ты знаешь, он такой несносный балабол…
Ч у д о в (в растерянности). И что же?.. Как же?.. Что ты ответила ему?.. Нет, то бишь, мне?..
А г л а я. Какая-то нелепица… Ну, что ты, право, Алексей! Какая-то помолвка…
Чудов, резко вскочив, убегает со сцены. Как только его не становится видно, слышен выстрел. Некоторое время сохраняется тишина.
А г л а я (закрыв руками глаза, с трудом произнося слова). Если был бы то спектакль, и были б мы наемные актеры, я в месте сем обязана была воскликнуть что-то вроде: «О, Боже, он убил себя!», заламывая руки, убежать… (Открывает глаза.) Иль, просто замереть, как будто мир вокруг меня в одно мгновенье оказался погружен в немую сцену, но мне лишь хочется сказать: «Мне всё равно…» И как же странно – внутри меня нет ни малейшего подобья сожаленья, ни капли жалости иль состраданья, пройдя все стадии душевных мук, от наслаждения до боли, я равнодушна ко всему… Должно быть так – во мне завершено движение позывов сердца, остановились все биенья чувств, я умерла… Лишь покаянье, долгом быть внутри меня посеянное в детстве, раскаянье повелевает мне на колени опуститься… Как курица без головы еще бежит, я каюсь…
Аглая встает на колени.
А г л а я. Прости, Алеша… (В зал.) Но отчего же нет слезы?!
Занавес.

После того, как проходят «поклоны», в гримерке Аглая долго не задерживается. (Нет, для неё уже не удивительно совпадение имен - её и главной героини, в облике которой она ровно два раза в неделю выходит на сцену, – природе человеческой ведь свойственно переставать замечать и нечто более поразительное.) Накрутив вокруг шеи теплый шарф, если холодно, и легкий платок, если ветер летний, - но в любое время года лишь для того, чтоб скрыть от глаз прохожих своё лицо - Аглая торопится домой. Ей не хочется ощущать лица вокруг, подобно тем, что настырно близки во времена спектаклей, а тем паче их взгляды, которые порою, кажется, не только присутствуют чрезмерно рядом, но и вовсе проникают внутрь актрисы, когда она лицедействует пред ними… По дороге ей пытается в глаза заглянуть тот или иной мужчина – что ж, Аглая действительно красива – иногда она слышит смелые и смешные слова в свой адрес, но её давно перестали трогать и волновать эти полууслышанные реплики. И дело не только в том, что общение Аглаю когда-то не стало привлекать совсем, потому как люди ей были давно уже не интересны, и вовсе не в том, что она не испытывала потребности в сексе – иногда Аглая соглашалась поужинать с кем-нибудь из своих давних знакомых – а всё так случалось, главным образом из-за того, что…
Единственный человек, ощутивший в себе её любовь, получивший когда-то в подарок от своей Аглаи это чувство всё, до последней капли, но, правда, вряд ли это осознавший, ушел… И даже не ушел - от неё, потому как он навечно остался только ей принадлежащий и только ей, а попросту - пусть будет – уехал, туда, где, быть может, и ожидают встречи, но откуда никогда не возвращаются… Уехал, забрав с собой любовь Аглаи, – в полном смысле этих слов, лишив малейшей возможности полюбить кого-то вновь…
Добравшись до дома, Аглая машинально, крайне редко с аппетитом, готовит ужин, съедает его, листает подаренную кем-то книгу, иногда очень подолгу смотрит в окно. Обычно рано ложится спать, почти всегда повернувшись лицом к стене, из всех чувств ощущая лишь механическое желание сна, и то несмелое, да и еще… Еще ненависть, притупленную или острую, порой до желания проклятия, ненависть, что каждый вечер посещает её при мысли о нем, забравшем навсегда её любовь.