Прятки

*
Вы когда-нибудь теряли себя? Не в смысле – теряли сознание или контроль. Это может каждый, да и признаться, будь у меня способность исключать из природы явлений какие-то мало приятные вещи – без сожаления избавил бы человечество от подобных ощущений собственной беспомощности.
Я спрашиваю – теряли ли вы себя так, как можете потерять мобильник или записную книжку, в которой есть что-то важное и нужное, но без которой вы не умрете?

Свой талант я открыл лет в девять. Бог его знает, почему все мальчишки, с которыми я гонял по дворам, были помешаны на игре в прятки. Есть в этом какой-то азарт, граничащий со страхом и одновременно дающий надежду на обретение какой-то власти над теми, кто тебя ищет. В этом деле я был мастером. Я прятался так, что ребята, отчаявшись меня искать, расходились по домам, и их пост занимали родители. Точнее, моя мама. Она просто отлично подходила на роль человека, потерявшего иголку в стоге сена. Я зажимал себе рот, давясь смехом, наблюдая за выражением ее лица в то время, когда она меня искала, и признать, нередко выдавал себя на такой мелочи. Отец искал редко. И плохо. Точнее сказать, он не особо старался искать. Это был единственный человек, от которого мне иногда хотелось спрятаться навсегда, но вот парадокс – когда на поиски выходил отец, я находился очень быстро. Знаете ли, ремень в его мясистых, похожих на два плохо обтесанных бревна, руках давал мне мало времени на раздумье и отбивал всякое желание играть.

Так вот. Я находил себе такие места, что вы могли бы пройти мимо и даже заглянуть туда, но ничего не заметить. Вот именно – ничего. Я не сказал о главном – я превращался в ничто. Я сам верил не меньше ребят в то, что меня нет в том месте, где я сидел. Я растворялся в тех полутенях, запахах, звуках, которые меня окружали. Я становился хамелеоном, вбирая в себя все это и одновременно растворяясь в окружающем. В этом был секрет. Я даже думаю, мне удавалось как-то меняться физически. Это, конечно, уже что-то из области фантастики…

Я, наверняка, забросил бы это дело, когда мы с мальчишками затеяли другие игры. Со мной так бывает – я забываю о важном и быстро переключаюсь на что-то малосущественное. Конечно, потом жалею. А то и вовсе забываю. Я бы забыл и про свой талант прятаться, если бы мне дали больше свободы. Но родителям всегда кажется, что они знают лучше, что нужно их ребенку. Мои частенько закрывали меня одного в комнате в наказание за какие-то глупости. К тому же они сами редко бывали дома. Так что наш дом был для меня в те годы лучшим другом. Я с ним подружился и даже полюбил, потому что иначе просто разбил себе однажды голову о стены, которые, как мне казалось, иногда просто сжимали меня тисками.

И, конечно, мы играли в прятки. Дому, сами понимаете, прятаться сложно, поэтому прятался всегда я. В общем, мы идеально подходили в этом деле друг для друга. Но задача усложнилась. Дом ведь знает все свои закоулки и уголки, ну, это вроде как его руки или ноги. Поэтому прятаться надо было основательно.
 
Я, конечно, понимаю сейчас взрослыми мозгами, что прятался-то я от себя, потому что играл и за того, кто прячется, и за того, кто ищет. Но зато так я добился совершенства в этом нелегком деле. Я научился исчезать. Нет, это совсем не страшно и не так скучно, как может показаться с первого взгляда. Потому что я исчезал как девятилетний мальчик, но взамен этого обретал нечто большее. Да чего уж там – я обретал все! Такая легкость, когда ты теряешь необходимость двигаться, думать, быть человеком, способным понять, почувствовать лишь малую долю того, что заключает в себе мире. Все само летит сквозь тебя – весь мир как поток ветра протекает мимо, рядом. Да и ты сам - это поток ветра. Ух, сколько я всего перевидал, переслушал, перечувствовал в эти минуты. Нет ничего невозможного и все, что возможно, есть сразу и здесь.

В общем, дому приходилось трудно. Я, конечно, давал ему из вежливости фору. Ну, начинал там разглядывать обои или лакированную дверцу шкафа. И он – мол, чьи мысли? Мои, конечно. Но я выигрывал чаще.
 
Не подумайте, что я сумасшедший. Я никогда не воспринимал эти игры всерьез. Мне было любопытно развивать в себе эту способность, совершенствоваться. Это очень помогало мне в жизни, потому что свою способность прятаться я довел до автоматизма. В случае чего – раз, и я не я, и все это не со мной. Сейчас мне кажется, это неправильно.


**
Курт уже давно говорил сам с собой, а последние фразы он даже не произносил вслух. Он посмотрел на свою собеседницу и понял, что девушка спит. Она сидела очень прямо, склонив голову немного набок, так, что в полутьме казалось, что она просто замерла и внимательно слушает. Но она спала. Курт посмотрел за окно – из полумглы прорисовывались проносящиеся мимо деревья и очень редко – огоньки домов, разбросанных далеко друг от друга. Автобус ехал быстро, но бесшумно и как будто не двигался вовсе, только картинки за окнами менялись как изображение на кинопленке. Курту понравилось это ощущение зависания в пространстве и одновременно движения вперед. Он уже открыл рот, чтобы поделиться своими впечатлениями с попутчицей, но, повернувшись к ней, вспомнил, что она спит. А вот он спал за последние сутки от силы часа три. Он взглянул на часы – без четверти пять. В запасе еще два часа, как минимум. Самое время зависнуть не только в пространстве, но и во времени. Он закрыл глаза, но тут же понял, что спать не может. Слишком много мыслей было передумано за последние несколько суток, слишком много еще осталось вопросов…


***
Это может показаться, странным, но я никогда не задумывался над тем, кем я стану, как буду жить дальше. Умру ли в одиночестве или в окружении почтенного семейства с кучей внучат. Не то чтобы мне было плевать. Я никогда не был беспечен. Я просто не предполагал, что в моей жизни могут происходить какие-то значимые вещи. Я не страдал от этого – просто проживал день за днем, не задавая себе лишних вопросов, ставя перед собой какие-то цели, добиваясь их. Радуясь за то, что за меня радуется мама или друзья, или восхищаются девушки.

Помню, на уроке литературы учительница задала классу вопрос: кем каждый из нас мечтает стать и почему. Ну, половина мальчишек естественно оказались будущими командирами, летчиками, а то и космонавтами – и непременно героической судьбы. Я тогда впервые понял, что не хочу никем быть. Самой абсурдной в этом нехотении была его причина. Дело все в том, что к тому времени я уже побывал и летчиком, и генералом, и даже дворником. Так как-то получалось у меня - проживать вместе с другим человеком (будь то киношный герой или сосед) часть его жизни. Я умел думать, смотреть и даже двигаться как они, несколько дней подряд.
Тогда, на уроке я, конечно, не стал пугать учительницу рассказом о том, что я уже летчик, доктор, парикмахер и еще бог знает кто в одном лице. Я сказал, что хочу стать фокусником. А что – вполне достойный ответ для одиннадцатилетнего мальчишки. Не стыдно перед товарищами. К тому же я почти не соврал – фокусником я тогда еще не был.

Так я жил всегда. Пока утром, три дня назад все не пошло кувырком. Накануне я вспомнил, что в этот день мне исполнится 20 лет. Мама суетилась, по всему было видно, что она думает меня чем-то удивить. Что ж, новые кроссовки или кожаный портфель никогда лишними не будут – почему бы не удивиться? Маме приятно, а мне ничего не стоит. Помню, засыпая, я продумывал в какой момент праздничного ужина мне лучше исчезнуть. Так, ненадолго, пока гости не разойдутся. Все как обычно.

Но, открыв глаза, я почувствовал страх. Долго лежал, вспоминая, не приснился ли мне кошмар. Каким-то невероятным логическим путем я вышел к источнику моих волнений – к дню моего двадцатилетия. Учитывая, что дни рождения никогда не были для меня чем-то особенным, это показалось, по меньшей мере, странным. Я не просто был напуган, я испытывал шок. Ступор. Ужас. Двинуть ногой стоило мне невероятных усилий. Я попробовал успокоиться. Даже подумал было уснуть и попробовать проснуться еще раз – в каком-нибудь другом состоянии. Не вышло.

Я встал, оделся и принялся собираться в институт. Все это я совершал автоматически – мозг в это время судорожно искал причину моего двадцатилетнего кризиса.

Однозначно, что-то не так – думал я и не мог понять, что. От волнения у меня похолодело в желудке, потели ладони и лихорадочно дергалось сердце.
Убегая в институт, я даже не попрощался с родными. Откуда ж мне было знать, что домой я вернуть нескоро.


****
Курт вздрогнул – он и не ожидал, что уснет. Его соседка уже собирала какие-то мелочи в сумку. Почувствовав на себе его взгляд, она посмотрела на него и улыбнулась. За окнами было уже совсем светло, моросил дождик, но небо было чистым, молочно-голубым.

- Вот бы увидеть радугу, - как бы про себя сказала девушка.
- Да, - зачем-то ответил Курт, запихивая кофту в рюкзак.

*Интересно, помнит ли она хотя бы что-то из того, что я ей рассказывал ночью. Может, она ничего и не слышала, уснув, а я… Странно, почему-то очень хочется, чтобы она слышала. И поняла. Но теперь глупо об этом спрашивать.*

- Минут через двадцать будем в Городе, - продолжала рассуждать девушка, не глядя на него и будто даже не к нему обращаясь.

Оставшееся время ехали молча. Он лишь изредка поглядывал на ее профиль, когда она заглядывалась на что-то, мелькавшее за окнами. Ничего необычное в ней не было, но наблюдать за ней почему-то было как-то по-особенному приятно и интересно...

Автобус вскоре затормозил, и люди с задних сидений начали цепочкой продвигаться вперед. Еще было несколько секунд для того, чтобы спросить, как ее зовут, попросить номер телефона. Она, казалось, и замечала этой его борьбы с собой, со своей речью, со своим неожиданно навалившимся безволием. Думала о чем-то своем.

*А вдруг ее кто-то встречает? Ее парень. Точно, как я сразу не догадался…*

Они встали в цепочку продвигающихся к выходу пассажиров. Он шел впереди, она – за ним.
 
*А если – нет?*

Очередной Город открылся перед ним еще заспанными домами, мелким колючим дождиком и свежестью цветов, растущих на клумбе, недалеко от вокзала.

- Пока, - сказала девушка, улыбнулась и пошла по направлению к остановке. Одна.

*Если уж такой дурак, то нечего даже пытаться что-то исправить.*

Все произошло в считанные секунды. Так, по крайней мере, показалось Курту. Девушка села в такси – одно из тех, что дежурят у вокзала, и ухала.
У Курта снова, как в то утро, похолодело в груди. Он автоматически закинул рюкзак за плечи и пошел на остановку. Также автоматически сел в первый подъехавший автобус и поехал в направлении, неведомом ни ему, ни даже водителю этого автобуса. Рулить по заданному маршруту – совсем не означает знать путь.

Это был четвертый Город на его пути. Он отправился в дорогу сразу после того, как закончилась лекция в институте. В день своего рождения. Он понял, что с ним случилось, и думал, что знает выход.


*****
Заигрался. Вот-вот. Забыл выйти из укрытия. Спрятался так, что никто уже давно меня не ищет. Растворился, исчез окончательно.
 Боже, и как давно уже меня нет? Сколько же лет я провел в бесконечной череде меняющих друг друга образов самого себя? И не себя даже. Чужих людей.
Дело, конечно, не в магии числа «20». Просто, наверно, что-то должно измениться. «Что-то»! Я.

Ну же, все было не так уж плохо. Я никому не сделал ничего дурного. Ну, всякое, конечно, бывало. Как у всех. Но как же так могло получиться? Никогда не интересоваться своей личностью – своим характером, своими мечтами. Их у меня никогда не было. Даже своей внешностью.
 
Был всем и всеми, а выходит, что ничем. Раньше, конечно, меня это не пугало. Я даже гордился своим талантом прятаться от самого себя.
 
Я полюбил окружающий меня мир, все его мельчайшие детали, все составляющие, но вот любить себя так и не научился. Нет, я, конечно, не был неуверенным в себе человеком, как это случается с теми, кто сомневается в чем-то, в себе. Я мог постоять за себя, отстоять свои взгляды, принять решение. Но как-то не по-настоящему, что ли. Всегда знал, что в случае чего взять с меня, спросить будет нечего. Потому что всегда мог исчезнуть, спрятаться на минуту, на день, а то и на несколько месяцев. Как было на школьных каникулах, когда я сказал родителям, что еду с одноклассником к его бабушке, а сам все лето жил в совершенно другом городе. То есть не жил, а так – наблюдал за жизнью.

Кто знает, правильное ли я принял решение. Поможет ли мне все это. Я так рассудил, – если чего-то не можешь найти, надо запутать все так, чтобы потом посмотреть на это новым взглядом. В моем случае это означает, что мне самому надо как следует потеряться. Исчезнуть и в прямом и в переносном, «моем» смысле.


******
Второй день Курт ходил по совершенно чужому, незнакомому Городу. Ловил потоки окружающих звуков, запахов, вещей. Растворялся в них. Но в этот день он понял - что-то его не отпускает. Что-то постоянно возвращает его внутрь самого себя.

Он посидел в кафе. Выпил чашку кофе и обжегся – почувствовал жжение и боль на кончике языка.

Странно, раньше бы не заметил такой мелочи…

Выйдя из кафе, он пошел прямо – так он делал всегда. Он принял решение никуда не сворачивать. Вскоре вышел на небольшой мостик через маленькую речку. Шел слепой дождик, теплый и мягкий.
 
Курт обогнал какого-то прохожего, потом еще одного - и тут увидел ее.
Она шла ему навстречу. Мимо прохожих – легко и уверенно. Все ближе и ближе. Видит ли она его? Он понял, что она его тоже заметила, узнала – улыбнулась как старому знакомому, потом повернулась к речке и встала у перилл, будто что-то разглядывая внизу.
 
Курт замедлил шаг и остановился возле нее. Очень просто, без всякого смущения или усмешки, она посмотрела на него:
- А я так и думала, что мы с тобой еще как-нибудь встретимся.

- А я боялся, что – нет.

- Правда? – она снова улыбнулась и на секунду задумалась.

… Они долго ходили по Городу. Говорили мало. Больше молчали. О многом. Обо всем том, что до сих пор пряталось где-то глубоко, в тех уголках души, куда не каждый отваживается заглянуть. Где так легко и уютно прятаться…
 
Он позвонил домой – успокоил родных. Сказал, что друг попросил его о помощи, и нужно было срочно уехать, – скоро вернется. Соврал, конечно. Решил, что подробнее все объяснит потом.
 
Они не прощались. И ни о чем не договаривались. Дальше он пошел один. Долго, жадно разглядывал дома, парки, людей – себя во всем этом. Находка поразила его взрывом эмоций. Его захлестнули потоки запахов, звуков, красок – иных, не похожих на те, что спускались на него в моменты его исчезновений. Находка принадлежала не только ему. А это означало, что у него нет права потерять это. Он не сможет исчезнуть, даже если, столкнувшись с неразрешимыми вопросами, непрошеными чувствами, малодушно пожелает этого. Даже если судьба столкнет его с сотней незнакомых людей, десятками героев, жизнь которых порой так хочется примерить на себя. Даже если дороги приведут его в тысячу чужих Городов, улица которых будут запутаны, а пути непроходимы.

*Так-то лучше. Просто замечательно.*