Река жизни

И опять за окном шёл нудный, моросящий дождь. Он смыл с улицы остатки снега и –зимы, как ни бывало. Горы, окутанные дымкой облаков, стали серыми.
- Странно, - подумал Опер, - почему именно зима самое бедное время года по разнообразию красок?
- Ну почему же? – возразил Внутренний голос, вылезая из уголка подсознания, где он предавался отдыху, - Ты что, никогда не видел искрящегося на морозе снега? Не видел, как переливаются на солнце деревья, покрытые инеем? Это же просто бриллианты!
- Вот именно, бриллианты, - не согласился Старый опер, - это совсем не то… Да, ярко, цвет играет, но…. Холодный…. Не живой…
- Что-то я не понимаю тебя… – пробурчал Голос, - Живой, не живой… Как это?
- А что тут непонятого? – Опер удивился, - Возьми осень… Её многоцветье – это многоцветье природы. Листвы, трав, цветов… Даже многообразие запахов в лесу… А многоцветье зимы – лишь в этих холодных кристаллах.
- А сейчас, когда и снега-то нет? – продолжил он, - Вообще всё серо и уныло…
- Ты не прав… Точнее – не во всём прав… - возразил Внутренний голос, - Серый цвет ведь тоже имеет массу оттенков… Просто надо уметь замечать их… И не забывай, это цвет отдыхающей природы… Просто она готовится к новому цветению.
- И вообще, прекращай хандрить! – усмехнулся он, - Давай, собирайся… Сходим с тобой в старый город, побродим по его узким улочкам…
- Да ну… Дождь же… – Опер глянул в окно, за которым клубилось туманом и сыростью февральское позднее утро.
- Ничего, ничего, - Внутренний голос постарался подбодрить Опера, - у нас ведь есть большой зонт. И потом, ты же всегда любил дождь… Забыл?
- Ладно, уговорил, - Опер поднялся с кресла, - действительно, надо пройтись, а то немудрено и корни пустить тут…
- Вот за что люблю тебя, так это за твою самоиронию! – рассмеялся Голос.
- Тебе бы побольше этого, - усмехнулся Опер и пошёл собираться.
Вскоре он вышел из подъезда дома, вдохнул полной грудью насыщенный влагой воздух и подставил лицо капелькам мелкого дождя.
- Ну, вот видишь, - поддел его Голос, - я же говорил тебе! Только ты того… Не увлекайся. Зонт открой, промокнем же!
Опер нажал на кнопку, раскрывая свой большой зонт-трость, и они пошли в направлении старого города. Улочки городка были практически пусты. Те, кому надо было на работу – уже были там, школьники – на занятиях, поэтому встречающиеся на улице редкие прохожие были в основном пенсионеры, выгуливающие своих собачек.
- А может быть, это собачки выгуливают их? – попытался иронизировать Внутренний голос, - Странно, как они делаются похожи, прожив рядом столько лет… Вроде собачка, а выражение, походка, ну точно как у хозяйки!
- Да, - улыбнулся Опер, показывая глазами на семенящих рядышком собачку и старушку, одетых в шубки одного качества, - тут ещё вопрос, кто из них хозяйка…
Вскоре они дошли до одной из любимых улочек Опера в старом городе. Опер называл её «улочка пыток». Нет, не потому, что там когда-то были подвалы инквизиции, просто многочисленные ресторанчики, которые были тут на каждом шагу, источали такие запахи, что проходить по ней, не испытывая мучительного соблазна заглянуть хотя бы в один из них, было практически невозможно. Вот и сейчас, проходя мимо ресторанчика под названием «Старый олень», чьи стены были увешаны многообразными ветвистыми рогами, старинными ружьями и прочими охотничьими атрибутами, Опер ощутил неодолимое желание заглянуть в него.
- Как тебе не стыдно! – воскликнул Голос, - Ты ведь только что завтракал! И достаточно плотно!
- И что? Просто выпьем по чашечке кофе, да съедим по кусочку торта… – настаивал Опер, - В конце-то концов, я же плачу, а не ты!
Он открыл дверь, мелодично звякнул колокольчик, возвещая о приходе гостей. Из-за столика, за которым сидел одинокий посетитель, поднялась навстречу гостям смуглая, красивая молодая женщина.
- Да, - усмехнулся про себя Опер, ответил на её приветствие, цепким взглядом охватывая её статную фигуру, тёмные, с поволокой глаза и пышные вьющиеся волосы, - тут не надо было и на оленей охотиться, достаточно периодически с мужа спиливать…
- Я не замужем! – рассмеялась женщина и, увидев изумлённое лицо Опера, протянула ему руку, - Давайте знакомиться… Лиза…
- Вот, влип… – поперхнулся тот, - Опер… Старый опер…
Он осторожно пожал руку женщины.
- Не такой уж старый… Вы знаете, всегда хотела познакомиться с вами… - мило улыбнулась ему женщина, - вы всё же не чужой человек Голосу… А он стал мне так дорог…
- Смотри, поосторожнее с ним… – ревниво буркнул Внутренний голос, - Оглянуться не успеешь…
- Ну что ты, милый, - рассмеялась Лиза, - тебя, обаяшку мою, я ни на кого не променяю! Даже на Опера…
Тем временем мужчина, сидящий за столиком, повернулся к ним. На нём был прекрасно сшитый стального цвета костюм, синяя рубашка, из-под воротника которой выглядывал шейный платок. Его ироничные чёрные глаза светились умом, в уголке губ он держал трубку, источавшую аромат дорогого табака.
- Вельзевул! – воскликнул Голос, - Дружище! Это самый лучший сюрприз, который я получал в этой жизни.
- Да, это всё благодаря ему, - женщина теснее прижалась к Внутреннему голосу, - ты же перестал последнее время приходить ко мне… Извелась я вся… Соскучилась…
- А сколько тортов пришлось раздать, чтобы не пропали… Они были такие вкусные… - засмеялась она.
- Вот уж неожиданная встреча, - сказал Опер, протянул руку чёрту и сжал его крепкую ладонь, - ты обычно ночами появлялся и не при таких условиях. Что-то случилось?
- Ничего не случилось, если не считать того, что Лизонька все уши шефу прожужжала о тайной страсти своей к твоему Внутреннему голосу, - Вельзевул обаятельно улыбнулся, - вот и растопила его сердце… Видишь, свою конспиративную квартиру не пожалел.
- То-то я думаю, почему тут так чертовски вкусно пахнет! – рассмеялся Опер.
- Это точно, без чертовщины тут не обошлось, - оценил Вельзевул шутку Опера.
- Эй, вы там… – обратился он к парочке, которая настолько увлеклась собой, что перестала обращать на них всякое внимание, - Так не пойдёт! Лиза, организуй нам… А потом иди со своим Голосом на верхний этаж. Не вводи нас во искушение…
Опер и Вельзевул рассмеялись, глядя на смутившуюся Лизоньку.
- Фу, пошляки! – Внутренний голос сделал вид, что обижен, но тут же, не выдержав, рассмеялся и сам.
- Какой кофе будете пить? Чёрный, эсспрессо, каппучино? – женщина уже оправилась от смущения, озорно посматривая на Опера.
- Каппучино, если можно - ответил тот и, бросив взгляд на куски различных тортов, стоящих на блюде, добавил, - большую чашку, пожалуй…
Он сел на стул, предусмотрительно подвинутый Вельзевулом, и кивнул ему. Через пару минут Лиза поставила перед Опером большую чашку с шапкой взбитых сливок и вопросительно глянула на Вельзевула.
- Да идите, идите, - улыбнулся тот, а мы тут посидим, выпьем кофе, тортиком опять же побалуемся, - Так, Опер?
- Да, конечно, - подмигнул тот Голосу, - только учтите… Здание старое, как ни как около 400 лет…. Как бы с перекрытиями чего не случилось…
Лиза и Голос рассмеялись и стали подниматься по узенькой старой деревянной лестнице наверх. Опер с лёгкой грустью смотрел им вслед и грел о чашку озябшие руки…
Вельзевул внимательным взглядом окинул Опера, который молча смотрел на чашку.
- Что с тобой? – спросил он.
- Да ничего… Просто думаю, как быстро бежит время, не успел оглянуться – глядишь, а уже больше половины позади…
- Боишься смерти? – чёрт заинтересованно посмотрел на собеседника, - Пей свой каппучино, да тортом заедай, глядишь, и мысли веселее станут…
- А? Ну да…- Опер отхлебнул ароматный кофе и выбрал кусок торта с немыслимо воздушным кремом.
- Везёт же Голосу… – подумал он, - Такая женщина… Особенно торты ей удаются…
- Ну, ты не знаешь, что ей ещё удаётся, - усмехнулся Вельзевул мыслям Опера, продемонстрировав тому свои возможности, - потом у Голоса спросишь… Если он в состоянии будет говорить.
Опер непроизвольно рассмеялся.
- Да, ты спрашивал меня о том, боюсь ли я смерти? – повторил он вопрос, - Наверное, как и любой человек… Боюсь.
- Эта боязнь основана на чём-то конкретном? – заинтересовался Вельзевул.
- Как мне кажется, я пару раз был на самом пороге. Жуткое чувство…
- И чем же оно страшно?
- Это сложно описать… – Опер пытался вспомнить свои ощущения, - Кажется, что душа твоя вот-вот покинет тебя и тоненькая ниточка, связывающая её с телом, может оборваться в любой момент.
- Что же тогда?
- В этот момент отчётливо понимаешь, что ещё мгновение, и твоё тело начнёт умирать… Остановится сердце, кровь перестанет питать клетки, угаснет мозг…
- Так это именно мозг и даёт тебе эти ощущения. Это он борется за жизнь твоего тела, контролирует каждый его участок, - Вельзевул отставил в сторону свой кофе, и стал неторопясь набивать трубку.
- Не против, если я закурю? – спросил он и, увидев кивок Опера, чиркнул спичкой, - Ты достаточно точно описываешь ощущение смерти…
- А как ты вообще представляешь жизнь и смерть? – Вельзевул откинулся на спинку стула, выпуская клубы ароматного дыма.
- Ты хочешь, чтобы я попытался определить эти понятия? Это что, своеобразный тест? – напрягся Опер.
- Ну что ты такой колючий! – примирительно улыбнулся чёрт, - Мне просто интересно говорить с тобой, интересна твоя точка зрения.
- Хорошо, если так, то изволь, - Опер взял очередной кусок торта, на этот раз с фруктами, - с моей точки зрения, жизнь человека, это временной отрезок, наполненный происходящими в каждый его момент событиями…
Опер задумался, подыскивая понятное сравнение.
- Представь себе отрезок, каждой точке которого поставлено в соответствие какое-то событие. Получается своеобразная функциональная зависимость…
- Это ты говоришь относительно жизни одного человека? – Вельзевул в очередной раз пыхнул трубкой, - Тогда, если говорить относительно множества людей, то получается функция с большим количеством переменных?
- Наверное так… - задумался Опер, - Хотя, сомневаюсь я… Уж слишком просто получается…
- Ну, как тебе сказать, - хитро улыбнулся чёрт, - сложно – это не всегда правильно… В твоих рассуждениях есть определённая логика.
- А вот ещё интересный вопрос, - продолжил Старый опер, - скорость течения времени… Один человек тут недавно выдвинул идею, что скорость течения времени определяется плотностью происходящих событий.
- А как ты думаешь? – спросил Вельзевул.
- В целом – так… Есть только некоторые сомнения. Хотя они, скорее всего, носят субъективный характер.
- А конкретнее? – Вельзевул не сводил свой ироничный взгляд с Опера.
- Ну вот, например, в молодости кажется, что время течёт медленно, но, чем старше ты становишься, тем быстрее оно летит… Неужели это говорит о большей насыщенности событиями?
- Может быть это ощущение оттого, что человек начинает всё сильнее чувствовать, что он постепенно приближается к окончанию своего жизненного промежутка? – Вельзевул стал чистить свою потухшую трубку.
- Возможно, - задумался Опер, - Тогда получается, что скорость течения времени для каждого конкретного человека не зависит от количества событий?
- Я думаю, - добавил Вельзевул, - что эта характеристика скорости течения жизни, а не самого времени. Ведь человек проживает свой отрезок именно такой, какой имеет. Вне зависимости от его скорости течения.
- То есть мы имеем своеобразную производную? Ты же знаешь, что производная как раз и характеризует скорость изменения функции? – в Опере проснулся бывший учитель математики, - то есть, изменения в насыщенности событиями жизни человека определяет динамику самой жизни?
- Получается так, - согласился чёрт, - Так что тогда смерть?
- Смерть – это событие, заканчивающее временной отрезок человека… Равно, как и рождение – событие – открывающее его.
- Да… Интересно, - подвёл итог Вельзевул, - не слишком ли сложно?
- Не думаю, - улыбнулся Опер, - мы же с тобой не глупые люди… Как мне кажется…
Тем временем, люстра, ритмично раскачивавшаяся во время их беседы, прекратила своё колебательное движение и вскоре по лестнице, буквально сполз Внутренний голос.
- Лучше бы я остался философствовать тут с вами… – измученно прошептал он , - Но какова, чертовка!!
- Ты мне ещё ответишь за эти слова! И скоро! – на лестницу вышла сияющая Лизонька и вся компания рассмеялась…