Проклятие Гинзбергов

Когда, спустя три года после выхода "Шарлотты навсегда", стали
говорить о творческом кризисе Гинзберга, мало кто мог предположить,
что его причиной, как прежде причиной вдохновения, оказалась все та же
Шарлотта.
Более известен тот факт, что главная героиня этого фильма, актриса,
игравшая роль инцестуальной дочери, увидела этот фильм только через
три года после выхода его на экраны - и только лишь благодаря лестному
отзыву о нем ее кумира, Сида Вишеза (вероятно инспирированного
Мак-Лареном). До того Шарлотта не проявляла никакого интереса к
результату их совместной с отцом работы - как она сама говорила об
этом, она достаточно натерпелась скуки на съемках, чтобы смотреть на
это еще раз. Что фильм скучен, говорила ей также и мать, мотивы
которой Гинзберг, разумеется, глубоко уважал. По сути, ему
импонировала реакция Шарлотты, она как бы продолжала историю их
сообщничества на съемочной площадке, такого явного и благодаря этому
только и ставшего возможным. Теперь, занимаясь немного образованием
подрастающей дочери в классическом духе, он получал ни с чем не
сравнимое наслаждение, рожденное этой глубиной. Какая-нибудь скромная
домашняя постановка диалога брата Электры и Электры, не узнающей
своего брата, из Еврипида, представлялась ему значительнее всех снятых
прежде фильмов и написанных стихов.

Когда Шарлота, в конце концов просмотрев картину, первый раз спросила
отца, уж не хотел ли он в этой картине показать что-то вроде секса
между ними, Гинзберг принял это за очередную очаровательную выходку с
ее стороны, и впал в легкомысленное настроение.
Последовавшая за этим сцена, собственно, и предопределила характер его
творчества в оставшиеся годы.

Стараясь попадать ей в тон, он игриво отвечает, что не может исключать
такой трактовки. Даже чуть позже, когда, Шарлота, еще шире раскрывая
очи оттенка Залива Бурь, требует внести немедленную и окончательную
определенность в этот вопрос, Гинзберг еще не понимает, на каком он,
собственно, свете. Продолжая пребывать в своих мечтаниях, он отвечает
на этот раз без иронии, но с естественной гордостью честного человека,
что, разумеется вся эта картина была затеяна им только ради нее и с
одной единственной целью - осуществить их союз. "Твоя мать - поясняет
он - во всех остальных случаях была бы против - но, раз уж это в
кино..."
"Ты, старый козел!" - совершенно неожиданно реагирует на это Шарлота -
"Ты, значит, хотел трахнуть меня, свою дочь, прямо перед камерами, да?
"
Гинзберг немотствует какое-то время, упорно пытаясь встроить
каким-нибудь хитрым образом эти слова во всю предыдущую картину мира.
"Но Шарлотта, - отвечает наконец его расовая мудрость, - разве ты не
знала и раньше, как сильно я тебя люблю, и как восхищаюсь твоей
особой, ни с чем не сравнимой красотой? А? Разве не говорил я тебе
тысячу раз об этом?"
"Ах, об этом! Но это тут совершенно не при чем! Я всегда думала, что
ты восхищаешься мной в эстетическом смысле - грязный ты извращенец!" -
тут Шарлотта роняет прекрасную свою сияющую голову на руки и готовится
зарыдать - "Как ты мог! Как ты мог так поступить со мной, своей родной
дочерью! Я была тебе не нужна, тебе нужно было только мое тело!"
Гинзберг, схватившись за голову, ощущает нечеловеческую мощь
подступающего уничтожения
- Слушай, Шарлота, - ведь ты сама была там, разве нет? Во всех сценах
этого фильма, разве ты не помнишь съемки?
- Конечно помню, эти ужасно, ужасно скучные съемки! Бессмысленные
реплики, идиотские дубли. Я все прекрасно помню!
- А как же тогда, Шарлота, помнишь в той сцене в твоей спальне, я еще
тогда разорвал тебе ночную рубашку до пупка и лежал у тебя на груди?
Ты дрожала в моих руках, Шарлотта, и ты трижды - трижды, Шарлотта -
забыла свою реплику!
-А ты, значит, в этот момент хотел трахнуть меня, так? - с участием
великого инквизитора спрашивает она.
Он не находит ничего лучшего, чем ответить "А ты, уж конечно, этого не хотела!"

"КОНЕЧНО ЖЕ нет!" - отвечает на это Шарлотта. "я НИКОГДА не хотела
ничего подобного!"

Как мы уже отмечали, дальнейшее творчество любого из Гинзбергов нет
смысла анализировать вне контекста этой сцены, которую им так и не
удается как следует описать. Как известно, автор знаменитого лозунга
"Fuck The Jews", обращенного, впрочем, скорее лично к Дж.Керуаку, чем
к поколению битников в целом, после этого эпизода не смог придумать
ничего лучше, чем принять буддизм и заслуженно умереть от рака печени
в 1972 году, тогда как его однофамилец, хотя и был проклят Ватиканом
еще в 1959, убил себя табаком и алкоголем несколько позже.