Хроники Империи. Год 1268-й окончание

 *

 Намерения Илис разузнать что-либо о Рувато так и остались намерениями. Все надежды она возлагала на Лала, но, не застав его дома - незадолго до ее появления в Карате он снова ушел в плавание, - переключила все помыслы на Грэма, вид и поведение которого очень ее обеспокоили.

 Начала Илис с того, что пристала с расспросами к Мэнни. Отыскать его и, тем паче, удержать на месте было очень трудно - мальчишка был до невозможно вертлявый и подвижный, совсем как его почивший отец. Целыми днями болтался он Двенадцать знают где в компании с Симом, младшим сыном Брайана и Анастейжии. Но Илис справилась с нелегкой задачей, и даже сумела выпытать у Мэнни более или менее содержательные ответы. В первую очередь она спросила мальчика, ночует ли его опекун дома. Ответ был отрицательный.

 - А где он ночует? - продолжала допрос Илис.

 Мэнни не знал. Когда он возвращался вечером от Брайана, "дядюшка" еще был дома. Но еще до того, как заснуть, Мэнни неизменно слышал хлопанье двери - Грэм уходил.

 - Ну а днем он дома?

 - Кажется, да.

 - Что он делает?

 Этого Мэнни тоже не знал, но полагал, что спит; во всяком случае, Грэм строго настрого велел его днем не беспокоить.

 Картина складывалась очевидная, и она очень не нравилась Илис. Исполненная решимости пуще прежнего, она подступила к Джем. Та отвечала менее охотно, чем Мэнни; ей, вероятно, было что скрывать и чего стесняться. Но из ее отрывочных фраз Илис все же поняла, что Джем время от времени бывает у Грэма в гостях, преимущественно в утреннее время. Сначала он возражал против ее визитов, но вскоре смирился, хотя и старался по-прежнему держаться от нее подальше.

 - И что ты у него делаешь? - искренне удивилась Илис и, как всегда запоздало, сообразила, что ее собеседнице этот вопрос может показаться нескромным, а ответ оказаться двусмысленным. Но Джем даже не покраснела.

 - В его доме был страшный беспорядок, - ответила она просто. - Всюду грязь, ступить негде. Мужчина не должен жить в такой грязи, а мастер Соло не хотел или не мог убираться. Я помогла ему.

 Илис подивилась ее добросердечию, но осталась при мнении, что кроме желания помочь, Джем двигало и нечто иное.

 Очевидно почувствовав доброе расположение Илис, девушка продолжала говорить уже более охотно. По ее словам, с утра Грэм бывал обычно хмур и сердит, но не пьян - глаза его оставались ясными. Ближе к полудню раздражение его возрастало, он становился несдержанным, и Джем спешила уйти. Вечером она его не навещала, поскольку обычно помогала матери по дому.

 - А твои родители знают, что ты бываешь у Грэма? - полюбопытствовала Илис, уже заранее зная ответ.

 И не ошиблась. Разумеется, Джем не известила о своих визитах к заморскому гостю ни отца, ни мать, предполагая, что они не одобрят связи своей восемнадцатилетней дочери с тридцатидвухлетним мужчиной более чем сомнительной репутации. И неважно, что Брайан до сих пор считал Грэма своим младшим братом: греховность "мастера Соло" от этого отнюдь не уменьшалась.

 - Не понимаю, с чего ты взялась заботиться о порядке в его доме, - продолжала коварно подбивать собеседницу на откровенность Илис. - Он что, не может нанять служанку?

 - Не знаю, - растерялась Джем. - Может быть, у него нет на это денег?

 - Нет денег? Не смеши меня. Насколько мне известно, его состояние таково, что он мог бы с легкостью скупить половину Карата.

 Джем с большим сомнением смотрела на нее, и в глазах ее ясно читался вопрос: если мастер Грэм Соло так богат, что заставляет его ютиться в полуразвалившейся халупе в бедняцком районе города? Илис могла бы с легкостью ответить двумя словом: "гордость" и "самоуничижение", - если бы не знала точно, что Джем ей не поверит. Для юной, не слишком хорошо знающей людей девушки это были пустые слова.

 Поэтому Илис сказала самым проникновенным своим голосом:

 - Неужели это единственная причина?

 - Мне жаль его, - смутилась Джем. - Мастер Соло так одинок: и несчастен.

 Мысленно Илис приподняла брови. Вот в чем, по ее мнению, Грэм не нуждался, так это в жалости. Пойми он, что его жалеют - и кто! девчонка, которая годится ему в дочери! - он пришел бы в ярость.

 - Он, наверное, нравится тебе? - продолжала Илис медовым голосом. - Да, Джем?

 Джем покраснела и ответила шепотом:

 - Да, очень.

 От Брайана Илис узнала и того меньше. Да, заходит редко, крайне молчалив и почти угрюм; что-то похожее на улыбку появляется на его лице только в присутствии Анастейжии. В отношении своего старого друга Брайан, не слишком искусный в живописании словесами, употребил слово "надломлен", и Илис готова была с ним согласиться. Еще с первой встречи ей показалось, что внутренняя сила, присущая Грэму в юности, ушла из него, сменившись злостью и равнодушием. Впечатление это только усиливалось со временем. Илис начинало казаться, что говорит она не с живым человеком, хорошо ей знакомым, а со злобным големом, порождением чуждой воли; и уж не Барден ли был творцом этого равнодушного чудовища? И не произошедшее ли превращение и заставило его солгать, сказав, будто Грэм мертв? Однако, Илис не теряла надежды, что настоящий Грэм еще не уничтожен вконец, что он только затаился в самом темном уголке души нового недоброго существа, захватившего его тело. Может быть, слишком тяжкие оковы опутывают его, и он не может дать о себе знать. И Илис прилагала все усилия, чтобы расшевелить то доброе, что осталось в ожесточившейся душе Грэма.

 Каждый вечер она, как по расписанию, являлась к нему в дом, по-хозяйски усаживалась в кресло перед холодным, ненужным летом камином, и начинала светскую беседу - ведению их она отлично научилась от князя Слоока. Встречавший ее встрепанный, злой спросонья Грэм скрипел зубами и строил гримасы, но ни разу не решился выкинуть ее из дома. Что именно его удерживало - уважение ли к даме, память ли о старой дружбе, уверенность ли в магических способностях Илис, - оставалось неясным, но Илис и не пыталась выяснить его мотивы. Ей было достаточно того, что он старался держаться вежливо. Уверенная в полной безнаказанности, Илис позволяла себе напоминать ему о необходимости ежедневно бриться и время от времени менять рубашки.

 Буквально через несколько дней ее усилия начали приносить плоды, и Грэм стал выглядеть гораздо пристойнее. Впрочем, изящество и богатство отделки иных его платьев и до того поражали воображение. Илис предполагала, что сшиты они были в период сватовства Грэма к ее высочеству Ванде. Ныне Грэм обращался с одеждой крайне небрежно, ничуть не берег ни вышивку, ни кружева, как будто не замечая их. Но даже испорченные, нарядные туалеты страшно контрастировали с его угрюмым изможденным лицом и, пуще того, с убогостью обстановки его дома. Кажется, единственным предметом, о котором он проявлял хоть какую-то заботу, был меч, до остального ему и дела не было. И племяннику он внушил ту же страстную любовь к оружию: у восьмилетнего Мэнни имелся свой собственный, настоящий, хоть и очень маленький меч, к которому мальчик относился с должным уважением и с которым он уже умел неплохо обращаться.
 


 В доме, несмотря на все старания Джем, было душно, и через некоторое время, коснувшись по очереди все стоивших упоминания тем, Илис предлагала хозяину дома прогуляться по свежему воздуху. Грэм, который к тому моменту уже не находил себе места, соглашался. Илис водила его по своим знакомым и по ночным заведениям (тем, разумеется, что поприличнее, где она могла показаться без особого ущерба для своей репутации). Она внимательно следила, чтобы он ненароком не проглотил вместе с вином какого-нибудь дурманящего пойла. К скуме его тянуло страшно, это было видно по всему. Мучения он, должно быть, испытывал невероятные, но Илис твердо решила не допускать его к зелью. Она знала, что со временем тяга ослабнет, и спокойно смотрела, как под утро Грэм, шатаясь, но стараясь не показать виду, как ему плохо, возвращается домой. Пару раз он начинал бредить с открытыми глазами, а однажды даже потерял сознание, двух шагов не дойдя до своей постели. Возможно, где-то в глубине души он понимал, что Илис делает для него благое дело, удерживая его от верного самоубийства, иначе разве позволил бы он так издеваться над собой?..

 Из-за Грэма Илис пришлось задержаться в Карате дольше, чем она рассчитывала. По счастью, присутствие ее в школе пока не требовалось, никаких потрясений в ее отсутствие не случилось, и она смогла довести задуманное до конца.

 Через пару недель стали видны первые признаки улучшения. Жажда зелья начала отступать, Грэм уже не выглядел таким бледным, огонек безумия в глазах приугас, а замедленная скумой речь стала почти нормальной. Грэм был все еще очень раздражительным, но Джем, которая по-прежнему навещала его каждое утро (и привязывалась к нему все сильнее), уверяла, что ведет он себя уже гораздо менее грубо и разговаривает с ней охотнее. Последние признаки Илис, правда, была склонна рассматривать не как результаты своих стараний, а как следствие сильных чувств Джем, которые вызвали-таки в душе Грэма ответный отклик. Сам он этого еще не сознавал, и о девушке с Илис никогда не заговаривал, и вообще не вспоминал о ней, как будто ее и на свете не было. Вот бы посмотреть на них вместе! мечтала Илис. Многое сразу стало бы ясно.

 Вскоре ей выпала такая возможность. Сделав над собой колоссальное усилие, Грэм почтил дом Брайана визитом, причем появился в такое время, когда ждать его не было никаких оснований. Около семи вечера его состояние начинало постепенно ухудшаться, и примерно в этот час Илис приходила, чтобы действовать ему на нервы.

 Все семейство Эрков обрадовалось ему, как родному. От их теплого приема Грэму стало явно не по себе, и только с очевидным трудом он заставлял себя сумрачно улыбаться. К его счастью, бОльшую часть всеобщего внимания отвлекал на себя задиристый Мэнни, в котором тут души не чаяли; Анастейжия баловала его едва ли не сильнее, чем собственного сына. Разговаривал Грэм в основном с Брайаном, на Илис старался не смотреть, а Джем вообще не замечал, как будто ее и в комнате не было. Бедная девушка краснела и бледнела попеременно и все пыталась поймать его взгляд - тщетно. Грэм даже головы в ее сторону не повернул. К удивлению Илис, никто не замечал странного и весьма говорящего поведения Джем; ее мать была слишком занята мальчиками, а отец - угрюмым гостем. Джем промаялась с полчаса и подсела, наконец, к Илис - больше ей некому было пожаловаться.

 - Что с ним? - прошептала она в отчаянии. - Он как будто знать меня не хочет! Сегодня утром он вел себя совсем не так!

 - Полагаю, - ответила Илис так же шепотом, - Грэм не хочет, чтобы твои родители заметили, что между вами что-то есть. Им это не понравится!

 - Но между нами ничего такого нет, - покраснела Джем.

 - Твой отец может рассудить иначе.

 - Да: Но я все думаю: неужели он стал бы возражать? Ведь мастер Соло - его друг!

 - Друг; но он много старше тебя, и угрюм, и недобр, и водит сомнительные знакомства - в общем, отнюдь не тот, кого любой отец хотел бы видеть женихом своей дочери.

 - Почему же сразу - женихом? Мне хотелось бы видеть мастера Соло своим другом. А ты, если считаешь его своим, не должна о нем так плохо отзываться и клеветать на него.

 Илис вздохнула. Подозревала она, что иметь дело с влюбленными девушками тяжело, но чтоб настолько:

 - Я не клевещу, - возразила она терпеливо. - А говорю, что знаю. Уж поверь мне, я знаю Грэма дольше и лучше, чем ты. Едва ли он сможет полюбить тебя, а дружба между такой хорошенькой девушкой, как ты, и сколь угодно благородным мужчиной - это все выдумки:

 Говоря это, Илис мельком взглянула в сторону Грэма и вдруг запнулась. Грэм, видимо заметив, что девушки поглощены разговором и не обращают ни на что вокруг внимания, повернулся и исподлобья, как бы украдкой, неотрывно смотрел на Джем, продолжая при этом что-то говорить Брайану. Во взгляде его было столько чувства, что оно переплескивалось через край. Насколько Илис могла припомнить, ни на кого, кроме Ванды, он так не глядел, а Ванду он любил со всей страстью, на какую только была способна его холодная душа. Вероятно, Грэм испытывал особенное влечение к молоденьким рыжеволосым девушкам, и Илис даже задалась вопросом, а не был ли он влюблен в юности и в Анастейжию? Но, рыжие, блондинки или брюнетки, это было дело его личного вкуса; а вот объекты он вечно выбирал неподходящие. Ванда просто-напросто его использовала, да еще не постеснялась сказать ему в лицо об отсутствии всяких чувств с ее стороны; Джем, когда узнает его лучше, наверняка в нем разочаруется, а он снова будет хвататься за кинжал и помышлять о самоубийстве - с него станется. И все-таки разводить их было поздно. Коль скоро у Грэма родилось сильное чувство к дочери друга, быстро оно не пройдет, нечего и надеяться. Так почему бы не попытаться свести их?..

 Для верности Илис выждала еще неделю, исправно навещая Грэма каждый вечер - так лекарь мог бы навещать прикованного к постели больного. Происходящее и впрямь походило на процесс излечения: каждый визит Илис был сродни глотку горького, но целебного зелья; Грэм морщился, но терпел. Когда Илис, наконец убедилась, что он стал вполне адекватен, то есть не грубит каждую минуту и теряет сознание, она решилась сделать следующий шаг.

 Коварный план Илис состоял в том, чтобы пригласить Джем принять участие в еженощной прогулке в компании с Грэмом. Разумеется, она не стала ставить родителей девушки в известность о том, куда собирается отвести ее; соврала с невинным видом, будто хочет познакомить Джем со своей старинной подругой, у которой намерена и заночевать. Брайан несколько удивился наличию в Карате некоей загадочной - старинной! - подруги Илис, неизвестной ему, но дочь отпустил. Что до Джем, то она встретила предложение старшей подруги с восторгом. Любой возможности повидаться с мастером Соло она радовалась так, как ребенок радуется любимой игрушке или сластям. Можно было только позавидовать силе переполнявших ее молодых и свежих чувств. Илис и позавидовала и подумала про себя: хотела бы она так же радоваться нечаянным - и таким редким, а ныне и вовсе прекратившимся! - встречам с Рувато!..

 В честь знаменательного вечера - или, вернее, ночи, - Джем принарядилась. Туалет ее был продуман до мелочей. Девушка надела береженное для праздников платье - девичьи светлое, невероятно к ней шедшее, - а Илис помогла заколоть ее пышные апельсинные волосы. Глядя на ее хорошенькое, юное, светящееся от радости лицо, на яркие зеленые глаза, на румяные губы, Илис подумала: если на Грэма и это не подействует, то он вовсе безнадежен.

 Но его проняло. В первое же мгновение, когда он увидел Джем и понял, зачем Илис привела ее, его обтянутые кожей острые скулы загорелись темным румянцем. И трудно было понять, вызван он гневом или же смущением.

 - Годится ли молодой девушке бродить ночью по улицам? - спросил он, сдерживаясь, но глазами так и ел юную красавицу.

 - Она же будет бродить не одна, а с нами, так что ничего страшного, - беззаботно отозвалась Илис. - И потом, подумай: каково бедной девочке сидеть дома, когда стоят такие великолепные ночи!.. - чуть поколебавшись, добавила она пафосным голосом.

 Говоря по правде, "бедной девочке" не было никакого дела до великолепия ночей; звездное небо и теплый соленый воздух мало ее интересовали. И было бы неплохо, если бы Грэм понял это.

 Пока Илис его уламывала, Джем разыгрывала скромницу. Опустила лукавые зеленющие глаза, занавесила их пушистыми огненными ресницами, ручки чинно сложила на животе. Да только нет-нет и стрельнет быстрым взором в Грэма, когда покажется ей, что он на нее не смотрит. Наблюдая эти маневры, Илис с трудом удерживалась от смеха.

 - Ладно, - буркнул он хмуро; сил на долгие споры у него недоставало. - Брайан знает?

 - Конечно, знает! - возмутилась Илис. - Или ты думаешь, что я на досуге подрабатываю, втайне умыкая девиц из отчего дома? Пойдемте, я знаю одно весьма симпатичное место, где можно поужинать восхитительным супом из моллюсков.

 При упоминании моллюсков рот Грэма, непривычного к кушаньям из морских продуктов, съехал на бок, но он сдержался и ничего не сказал.

 Первые два-три часа события развивались самым желательным и положительным образом, так что Илис могла только смотреть и радоваться. Когда их маленькая компания села за стол и приступила к ужину, не осталось никаких сомнений в том, что сердечные чувства Джем находят отклик в душе Грэма. Для влюбленного человека манера его поведения была странноватой, но он вообще был своеобразной личностью. Был он молчалив и почти угрюм, присутствие Джем заставляло его хмуриться, но в глазах его бушевало яростное синее пламя, обжигавшее всех, кого оно касалось, вырвавшись из-под полога светлых длинных ресниц. А касалось оно исключительно Джем. Взгляды его становились все более жадными, так что Илис подумала: будь они предназначены ей, она бы начала всерьез беспокоиться. А Джем встречала их с удивительным бесстрашием, и ее глаза распахивались все шире, как будто она с жадностью пила эти обжигающие взгляды и не могла утолить жажду. И они подолгу смотрели в глаза друг другу, не отворачиваясь и лишь краснея или бледнея. Илис наблюдала за ними и начинала думать, что еще немного - и она станет здесь лишней. Можно будет уйти, а они и не заметят. Но оставить Джем наедине с Грэмом было бы, пожалуй, преждевременно, и Илис снова и снова заговаривала о какой-нибудь чепухе, оттягивая внимание на себя. Тогда Грэм досадливо вспыхивал и отворачивался.

 В какой-то момент он вдруг опомнился. Вся краска ушла с его лица, он плотно сжал губы и вперил потемневший взгляд в стоявшую перед ним почти нетронутую кружку с пивом. Можно было предположить, что он обрушивает на свою голову все самые страшные из известных ему проклятий. На личике Джем проступили совершенно детские недоумение и обида, с несчастным видом она повернулась к Илис. В эту минуту Грэм снова поднял голову, но лишь затем, чтобы одарить Илис бешеным ненавидящим взором. Ясно было, что самообладание вот-вот оставит его. Тяга к дурманящему зелью была ничем по сравнению с муками, которые он испытывал, глядя на Джем. Даже не обладая даром ментальной магии, Илис поняла это.

 Еще она поняла, что ужин нужно заканчивать, пока Грэм держит себя в узде, иначе кому-то не поздоровится. На угрозу жизни и здоровью у Илис имелся особый, совершенствуемый годами, нюх.

 Втроем они неспешно, по ночной прохладе, дошли до дома Брайана. Мрачный Грэм все больше молчал, силясь справиться с охватившим его возбуждением. Его грудь бурно вздымалась, при выдохе и вдохе он считал секунды, чтобы выровнять дыхание. По былому опыту общения Илис знала, что он, холодный и сдержанный, скуп на проявление эмоций, но уж если они выходят из-под его контроля - берегись. Сейчас следовало именно что поберечься, и Илис - не в последнюю очередь.

 У двери дома Грэм коротко попрощался с обеими дамами, даже не поцеловав им рук, и быстро ушел. Разочарованная Джем вздыхала и жалобно поглядывала на старшую подругу. Ей страшно хотелось поговорить о произошедшей с ее возлюбленным перемене, но она не решалась - слишком уж строгий и задумчивый вид был у Илис.

 А Илис размышляла о том, что начало, пожалуй, положено: но не слишком ли круто она взяла? Как бы не испортить все. С Грэмом надо быть очень-очень осторожной, уж какой у него взрывоопасный характер!..

 - Давай-ка спать, - шепотом сказала она, встряхнувшись. - Поговорим завтра, а то мы всех в доме перебудим.

 В глубоком унынии Джем улеглась в кровать. Неизвестно, как она провела ночь, но Илис до утра не сомкнула глаз. Неясные мысли бродили у нее в голове, и отнюдь не все они имели отношение к Грэму и его чувствам.
 


 Но не суждено было Джем излить подруге бурлящие в душе страсти. На рассвете в дверь Эрков постучался человек в черном плаще с серебряной ящерицей на плече. На сердитый вопрос Брайана, кого ему нужно, ответил почтительно: милели Илиссию Авнери. Брайан лишился дара речи, а прибежавшая на шум Илис с удивлением и испугом узнала в черном человеке одного из королевских гонцов.

 - Послание для миледи от милорда Крэста Авнери, - заявил он, с низким поклоном протягивая письмо, скрепленное фамильной печатью Авнери.

 Нетерпение Илис было так велико, что она позабыла поинтересоваться, как Крэст нашел ее и откуда вообще знает Брайана. И не задалась вопросом, как быстро добрался до нее гонец - от Латера до Карата путь неблизкий. Даже не присев, она стала читать. Не до конца проснувшийся хозяин дома стоял тут же, судорожно позезывал спросонья и с тревогой поглядывал на Илис. За годы знакомства с ней он уже привык к неожиданностям и сюрпризам, но спокойствие сохранять не мог.

 Через несколько секунд Илис подняла от письма широко распахнутые глаза. Ей хотелось закричать и заплакать, она сама не знала от чего. Политика никогда ее не интересовала, а новость, ради которой Крэст не поленился отыскать Илис и погнал в неимоверную даль королевского гонца, была именно из области политики.

 "Знаю, сестрица, что тебе нет дела до правительственных перестановок и вообще до политики, - писал Крэст. - Но, полагаю, недавние касотские события равнодушными тебя не оставят. Более того: я почти уверен, ты не простила бы мне, если бы я умолчал о них или же известил бы тебя с опозданием. Последнего, впрочем, не избежать - сама знаешь, как долго идут до нас материковые новости; магики пеняют на громадные расстояния, но лично я уверен, что они просто набивают себе цену; ну да не о них речь."

 Далее Крэст весьма серьезным тоном сообщал о смене власти в Касот: на трон взошел новый император. И ни словом он, негодяй этакий, не обмолвился о том, что случилось с императором прежним. А у Илис сердце провалилось куда-то в пятки. Барден умер? Или его сразил тяжкий недуг? Или он потерял свою магическую силу? Почему Крэст ничего не написал об этом? Чего хотел добиться половинчатым письмом? Хотел поговорить лично, заманивал на Латер? Но зачем?

 Илис в растерянности переводила взгляд с гонца на Брайана. Что ей теперь делать? Мчаться в Касот? Глупый же вид у нее будет!

 - Мне нужно вернуться на Латер! - решившись, с тихим отчаянием сказала она с тревогой взиравшему на нее Брайану. - Немедленно! Брай, извинись, пожалуйста, за меня перед Анастейжией и Джем: И перед Грэмом тоже: Или нет, - передумала она, - с Грэмом я поговорю сама. Если нужно будет меня найти - пишите, мой адрес вы теперь знаете:

 - Да что случилось? - без особой надежды получить ответ спросил Брайан, но Илис только рукой махнула. Воздух перед ней уже пошел рябью - она открыла телепорт к дому Грэма, предоставив Брайану самому разбираться с недоумевающим гонцом.

 
 
 Грэм имел такой вид, словно даже не ложился. Незаплетенные взлохмаченные волосы разлетелись по плечам, камзол сидел кое-как, под глазами легли тени. На раннюю гостью Грэм уставился с нескрываемой злобой, зайти не пригласил, только спросил резко:

 - Ну, что тебе еще нужно?

 - Я зашла попрощаться, - быстро проговорила Илис, смиренно проглотив его грубость. - Спешно покидаю Латер: дела!

 Узкие губы Грэм скривились, словно он собирался сказать ей: "Скатертью дорога!", но вместо этого переспросил с нескрываемым ядом:

 - Дела?..

 Двенадцать знают, какой загадочный скрытый смысл он желал вложить в это слово; Илис его не уловила.

 - Да, дела, - подтвердила она, стараясь держаться спокойно. С Грэмом во взбешенном состоянии только так и следовало разговаривать: спокойно, невозмутимо, даже небрежно. Тогда имелась вероятность, что слова дойдут до его кипевшего разума и отложатся там. - Не понимаю, почему такая ирония:

 Грэм угрюмо молчал.

 - Вижу, ты сердишься на меня, - заметила Илис. - Напрасно.

 - Сержусь? С чего ты взяла?

 Илис вздохнула.

 - Сердишься, сердишься. За сегодняшнюю ночь. Поверь мне, Грэм, я только пытаюсь тебе помочь.

 - Знаешь что? - проговорил Грэм сквозь зубы, потемнев от гнева. - Езжай, куда собралась, и оставь свою благотворительность при себе! Обойдусь как-нибудь!

 - Хам, - снова вздохнула Илис. - Неблагодарный грубиян.

 - Да, я такой. Хочешь еще что-нибудь сказать? Если нет, то - до свидания! Надеюсь, ты сама найдешь дорогу до порта, потому что провожать тебя я не намерен! - голос его срывался.

 - Спасибо, провожатый мне ни к чему, - вежливо отказалась Илис. - До свидания. И береги Джем, светлейший князь.

 Грэм так и рванулся к ней.

 - Да что ты:

 Конец фразы он договаривал уже в пустоту, Илис его не услышала: оставшийся за спиной быстро гаснущий портал отрезал все каратские звуки. Под ногами у нее лежал гладкий мрамор королевского дворца на Латере.

 

 *
 
 Развеселившийся при виде ее волнения Крэст очень быстро снова стал серьезным, когда понял, как близко к сердцу приняла Илис пришедшую из Касот новость, и как не на шутку она встревожена. Но, увы, он не смог сообщить ничего определенного. До Истрии не дошли подробности, которые могли бы прояснить судьбу Бардена. Илис расстроилась еще сильнее и убежала в парк, чтобы в одиночестве обдумать ситуацию.

 Нужно отправляться в Касот - это ясно, но как? Две недели на корабле, в тревоге и неопределенности, Илис едва ли вынесла бы.

 Прыгать телепортом было страшновато.

 В дворцовой библиотеке Илис два часа просидела над формулой, переделывая ее так и этак, пытаясь приспособить к дальнему расстоянию, но ничего не получилось. Тревога внутри нее все нарастала; подлая тварь добралась уже до горла и норовила стиснуть его покрепче.

 Илис походила немного по комнате, потом махнула рукой, зажмурилась, пробормотала скороговоркой молитвы Борону и Гесинде, открыла себя для силы и стала творить телепорт. Самым трудным оказалось заставить себя забыть про накрепко вдолбленные формулы. А на задворках сознания мелькнула смутная полуоформленная мысль: надо же, первый раз она прыгает в телепорт с закрытыми глазами!

 

 :Илис ожидала каких-нибудь особенных, непременно болезненных ощущений вроде тех, что испытала много лет назад в Обооре, когда импровизированным телепортом вытаскивала из беды и себя, и спутников. Никаких формул она тогда знать не знала, действовала исключительно по наитию, и чуть не угробилась. По невероятному везению отделались все легко, только у Роджера оказались сломаны два ребра, а Грэм сильно ушибся при падении.

 Но ничего неприятного или болезненного не было. Ощущения почти не отличались от тех, что сопровождали любой переход через "формульный" портал: в лицо пахнуло январским холодом, да чуть сдавило уши. От удивления Илис даже не сразу сообразила открыть крепко зажмуренные глаза. Позабыла.

 Темно-то как!.. подивилась она и тут же не сдержалась, фыркнула - вот дурочка! Осторожно открыла глаза и обнаружила себя стоящей посреди знакомой, слегка сумрачной, строго обставленной комнаты. Оказывается, несмотря на минувшие восемь лет, обстановку императорского кабинета Илис помнила до мелочей. О возможных изменениях в ней она не подумала - не до того было. Но если что переменилось, то лишь в мелочах, и Илис закончила свое путешествие аккурат в центре старинного ковра, укрывавшего пол.

 Из-за огромного темного стола навстречу ей с несколько глупым видом уже поднимался, удивленно приоткрыв рот, высокий молодой мужчина с мощными плечами и шеей, белокожий и желтоволосый. Илис сразу же узнала в нем Марка - повзрослевшего, погрузневшего, - подумала мельком: ну и здоров же он стал! - и, не давая ему ни секунды опомниться, закричала:

 - Где отец?!

 - Чей? - опешил Марк, невольно отступая от нее.

 - Твой, конечно, дубина ты! - крикнула Илис нетерпеливо и вдруг опомнилась, как будто на нее опрокинули ушат воды. Щеки залил горячий румянец. - Ох, Марк, прости. Я что-то немного не в себе.

 Широко распахнув золотые глаза, Марк жадно рассматривал ее, и вдруг вспыхнул:

 - Илис? Неужто ты?

 - Я: А ты будто не узнал?

 - Не сразу, - тряхнул головой Марк, выбираясь из-за стола. - Клянусь Прайосом, ты сильно изменилась, Илис. Была совсем девчонка, а теперь - настоящая дама, да еще и красавица.

 - Ну уж и красавица! - фыркнула Илис и демонстративно, оттопырив губу, дунула на прядь, вылезшую из прически и нестерпимо щекотавшую нос.

 Марк засмеялся:

 - Ан нет, не так уж ты и изменилась!

 Он остановился рядом с Илис, весело глядя на нее сверху вниз.

 - Я так рад тебя видеть! Но объясни мне, ради Двенадцати, что за спешка?..

 Изнывающая от нетерпения Илис подступила к нему вплотную и сказала проникновенно:

 - Обязательно все объясню, и так подробно, как ты пожелаешь, но только потом, ладно? А пока скажи мне, где твой отец и в добром ли он здравии?

 Марк вмиг посерьезнел и отодвинулся от нее, нахмурив брови.

 - Вот-вот. Между прочим, Илис, что за вопросы? Насколько я помню, вы с отцом расстались отнюдь не ласково, и восемь лет ты не давала о себе знать, а теперь материализуешься из воздуха, вторгаешься, между прочим, в чужой рабочий кабинет, и повышаешь голос, опять же, между прочим, на императора:

 - И задаю странные вопросы! - подхватила Илис. - Да-да, я знаю, все это странно и невежливо, но все же, Марк, миленький, пожалуйста, скажи - где твой отец?..

 Марк не выдержал и фыркнул.

 - Ну и чудачка!..

 - Называй меня как хочешь! - отмахнулась Илис. - Но ты пойми: Крэст сообщает мне, что в Касот сменился правитель, что старый император отрекся от власти: что я должна была подумать? Да меня чуть удар не хватил!

 - Так ты из-за этого здесь? Какое тебе дело до отца?

 - О боги, Марк, тебе что - трудно ответить? Не видишь, человек весь извелся?

 Марк посмотрел на нее, как на сумасшедшую.

 - Ну хорошо, чудачка ты этакая. Отец жив и здоров, и теперь пребывает в загородном дворце. Это все, что ты хотела узнать?

 Илис вздохнула с облегчением и ответила радостно:

 - Почти! А где этот самый загородный дворец?

 - Зачем тебе? Ты разве хочешь повидаться с отцом?

 - Нет: то есть да, - спохватилась Илис. - Или нельзя?

 - Почему нельзя? - странным тоном отозвался Марк, пожав плечами. - Можно: но ты не хочешь сначала отдышаться и рассказать все-таки, каким ветром тебя к нам занесло?

 - Это можно, - согласилась Илис. На душе у нее полегчало, и теперь она ощущала себя доброй и покладистой.

 Марк лично придвинул ей кресло, потом позвал слугу и распорядился принести вина и закусок. Пока слуга ходил за требуемым, Илис молча разглядывала новоявленного императора. Стройный двадцатилетний юноша превратился в мощно сложенного мужчину; мальчишеское лицо загрубело, но черты его были по-прежнему приятны. На светлой, неподвластной загару коже сильнее проступили рыжие веснушки, ими же были усыпаны и красивые крупные руки. В целом Марк еще сильнее стал похож на отца, только мягче была складка губ, и не мерцал в глазах насмешливый блеск. Взгляд у него остался мальчишески светлый и ясный. Смотреть на него было приятно, и Илис невольно заулыбалась.

 - Что ты так смотришь на меня? - улыбаясь в ответ, спросил Марк.

 - Нравится мне новый император, вот и смотрю, - с готовностью отозвалась Илис. - Кстати, я ведь еще не поздравила тебя. Ты теперь первое лицо империи, это не шутки.

 - Да, - сказал Марк без особого энтузиазма. - Но я предпочел бы остаться вторым.

 - Что, ноша давит? - участливо поинтересовалась Илис и с удовольствием вспомнила, как сама ловко увернулась от королевского венца. - Ничего, привыкнешь. Хотя обычно люди в твоем положении так и рвутся на трон.

 - А ты часто видишь людей в моем положении? - удивился Марк, и Илис прикусила язык. Не объяснять же ему степень своего родства с королевской фамилией Истрии. Просто счастье, что он пропустил мимо ушей так легкомысленное упомянутое ей имя Крэста. Хотя мало ли, кто может носить такое имя:

 Слуга с подносом появился очень кстати, позволив перевести разговор на другую тему. Марк собственноручно налил гостье вина и велел властно:

 - Теперь рассказывай.

 Вот этой властности в нем раньше не было.

 Врать ему не хотелось, но пришлось. То есть не то, чтобы врать напропалую, но некоторые обстоятельства Илис преподнесла несколько иначе, чем то было на самом деле. Ведь Марк до сих пор не знал о ее принадлежности к семейству Авнери, а она не хотела в этом признаваться. Почему-то ей было неприятно говорить о родстве с истрийским королем.

 Марк выслушал и спросил, прямо взглянув ей в глаза:

 - Значит, ты больше не гневаешься на отца?

 - Кажется, у меня больше нет причин для этого: Да и, в конечном счете, я слишком многим ему обязана, в том числе - возвращением домой. А кстати, - спохватилась Илис, - что тебе вообще известно о причинах моего отъезда? Я тебе вроде ничего не сообщала.

 - Кое о чем я догадался. Не так трудно было связать твой отъезд - а говоря по правде, выглядело это как бегство, - с известием о гибели твоего друга. Между прочим, я много раньше тебя узнал, что он - жив.

 - Откуда?

 Не чинясь, Марк поведал о падении Северной и о собственных не слишком приятных приключениях. Илис озадачено покачала головой.

 - Надо же, а мне Грэм ничего не рассказывал об этом.

 - Ничего удивительного. На меня он не произвел впечатления разговорчивого парня.

 - Что верно, то верно, - согласилась Илис. - А ты, надеюсь, разговорчивее, чем он? Расскажешь, что тут у вас случилось и почему ты оказался на троне?

 Марк заколебался и прикрыл глаза пушистыми золотыми ресницами.

 - Об этом спроси отца, он лучше объяснит.

 - Если пожелает.

 - Да. Но я и вовсе ничего объяснить не смогу - сам ничего не понял. Единственное, что приходит в голову - отец просто устал, но это: как-то дико.

 - Угу, - согласилась Илис и задумалась. Уставший Барден - это что-то новое. Впрочем, она ведь скоро увидит его. И обязательно спросит.


 
 Марк вызвался лично препроводить гостью в загородную резиденцию. За все время правления Барден ни разу не посещал ее; соответственно, Илис тоже там не бывала и не могла воспользоваться телепортом. Пришлось отправляться верхом. Как и в юности, Марк великолепно выглядел в седле, а вот спутница его чувствовала себя не слишком уютно, хотя и облачилась в мужской костюм, и ехала, сидя в седле по-мужски. Однако, от предложения проехаться в экипаже Илис вежливо отказалась. Она так привыкла путешествовать телепортами, что в тряских повозках ее неизменно начинало укачивать.

 По пути Марк рассказал кое-что о месте, куда удалился от дел Барден. Ранее, при короле Иссе, загородный дворец служил основной резиденцией королевской семьи, пока взошедший на трон в восемнадцать лет новый король Барден не перевел двор в Эдес. Коронации Бардена предшествовали странные и трагические события: при таинственных обстоятельствах скончался его старший брат, до того правивший страной всего три месяца. Поговаривали, что умер он не своей смертью, но подробностей никто не знал. Единственным свидетелем кончины короля Люкки был Барден, спрашивать которого никто не посмел - его и тогда уже опасались. Трагедия произошла в парке загородного дворца; именно после нее Барден перебрался в столицу. А во дворце поселилась в обществе нескольких слуг убитая горем принцесса Алмейда, давшая обет никогда не снимать траура по почившему сыну. Там она жила много лет, изредка выходя в свет. Илис смутно припомнила мимолетную встречу с ней; тогда принцесса Алмейда была уже безобразной старухой, и жить ей оставалось недолго. После ее смерти во дворце поселился Марк с семьей, а после его коронации желание удалиться за город выразил Барден. Марку пришлось перебраться в Эдес, хотя и не очень хотелось. Но из столицы было удобнее заниматься делами.

 - Ты мог бы оставить там жену и детишек, - заметила Илис. Она изрядно нервничала перед встречей с бывшим наставником и старалась болтовней заглушить волнение. - Кстати, сколько их у тебя?

 - Трое, - улыбнулся Марк. - Я думал об этом, но мои мальчишки - настоящие бандиты, а отец настаивал, чтобы никто его не беспокоил.

 - И чем же он занимается в этом глуши? - задумалась Илис, силясь вообразить себе Бардена в безмятежном безделье. Воображение отказывало.

 - Не знаю. Мы теперь редко видимся.

 Парк оказался огромным - настоящий лес. В нем было множество старых деревьев, за которыми давно никто не ухаживал. Над их кронами возвышались дворцовые башенки, видные издалека. Дворец был старинной постройки, и возводился во времена, когда в архитектуре входили в моду всяческие каменные финтифлюшки и завитушки, коих и красовалось на фасаде изрядное количество. Чем-то дворец походил на украшенный глазурью бисквитный торт. Размеров он был немалых, и Илис даже присвистнула: у Бардена губа не дура, скромное же местечко он выбрал для своего уединения!

 Но Марк вдруг свернул с центральной аллеи в сторону, и они поехали под раскидистыми, низко нависающими ветвями древних дубов и вязов.

 - Куда это ты? - удивилась Илис.

 - Дворец закрыт, - отозвался Марк. - Отец устроился в парковом павильоне.

 Илис возмутилась:

 - Ничего себе! Чего же он тогда не пустил во дворец внуков?

 - Я не спрашивал его о причинах, - сказал Марк тихо и таким тоном, что у Илис пропала охота расспрашивать дальше. Но еще один вопрос она не могла не задать, слишком он был животрепещущим.

 - А герр Третт - он тоже тут?

 Марк глянул на нее чуть удивленно.

 - Нет. Отец настоял, чтобы Альберт остался в Эдесе. Он здесь один со старым слугой. Впрочем, я уверен, он часто наведывается в город, в гильдию - сама знаешь, ему это ничего не стоит.

 Илис украдкой перевела дух. Герра Альберта Третта здесь нет - прекрасно! Ей очень не хотелось видеть этого человека, издавна вызывавшего у нее стойкую неприязнь. Мало кто не нравился ей сильнее, чем ближайший соратник императора.

 Павильон затаился на задворках парка, Илис уж думала, что до ночи не доберется до него. Построен он был из серого нетесаного камня и понравился Илис гораздо больше, чем дворец, хоть и не отличался изяществом. Стены его были увиты зеленью; вокруг стеной стояли старые клены.

 - Сумрачное местечко, - заметила Илис, спрыгивая на шелковистую, пружинящую под ногами траву. - Но симпатичное.

 К ее удивлению, Марк не торопился спешиваться.

 - Я подожду тебя тут, - заявил он. - Иди одна.

 Илис в сомнении оглядела тенистую поляну, потом подняла взгляд к узким неприветливым окнам павильона. Все без исключения они были занавешены плотной тканью. Ни за одним из них не угадывалось движения. Илис нервно оглянулась на Марка, который задумчиво созерцал кроны деревьев.

 - Ты уверен, что здесь вообще кто-то есть?

 - Конечно.

 - А мое вторжение не будет расценено как наглость?

 - Иди, Илис, - неожиданно ласково проговорил Марк.

 Обреченно вздохнув, Илис поднялась по ступеням к тяжелой на вид двери, толкнула ее плечом. Дверь неожиданно легко подалась, отворилась мягко и бесшумно. За ней открылся небольшой полутемный холл и совсем уж утопавшая в темноте лестница. И никаких признаков присутствия в доме живого человека. Илис тихонько покашляла - тишина действовала ей на нервы. Впрочем, тишина ничего не значила: насколько Илис помнила, все дома, где поселялся Барден, наполнялись каким-то особенно загадочным и многозначительным молчанием.

 Но где же хозяин?

 Илис пересекла холл и заглянула в гостиную с мертвым камином у дальней стены. Если ей не померещилось, в нем не было даже золы, одна только пыль. На низком столе лежали две-три открытые книги. Не удержавшись, Илис сунула в них любопытный нос и обнаружила труд по метафизике, модный роман и практикум по иллюзионной магии - все это на касотском языке. Она подивилась столь оригинальному сочетанию и продолжила свои воровские брожения по притихшему дому.

 Первый этаж был пуст - ни хозяина, ни слуги. Илис решительно повернула к лестнице, и на первой ступеньке ее со всего маху влетела в какого-то человека, словно соткавшегося из воздуха перед самым ее носом.


 

 *

 - А ты припозднилась, - насмешливо прогудел над ухом знакомый низкий голос. Время было не властно над ним; от рокочущих басовых нот у Илис привычно затрепетало сердце.

 Она была сбита с толку и от неожиданности отпрянула назад. Позабыв о ступеньке, Илис запнулась, и непременно грянулась бы задом об землю, не схвати ее за плечо огромная волосатая лапища.

 - Вы о чем? - слабым голосом поинтересовалась Илис, поднимая голову и встречая взгляд насмешливых рыжих глаз. Невольно пронеслась мысль: ни единого седого волоса в соломенной шевелюре! с ума сойти!

 - О том, - пояснил Барден, радостно скаля острые зубы, - что я ждал тебя еще года два назад. Что тебя задержало?

 Такой встречи Илис даже не предполагала, а потому растерялась окончательно и осторожно сказала:

 - Что-то я вас не понимаю. Вы что, запланировали мое появление? Или опять играете в провидца?

 - Я не провидец. Но предвидеть некоторые очевидные события нетрудно.

 - Очевидные? - невероятная самоуверенность Бардена подействовала на Илис освежающе, как ледяная вода из горного водопада. - Так вы считали эту нашу встречу само собой разумеющейся? После всего того, что наделали? Ах вы!.. - от возмущения она растеряла все слова. Но запала, чтобы вырваться из медвежьих лап собеседника, ей все же хватило.

 - А что я такого наделал? - ничуть не смутился Барден. - Брось, Илис, не кипятись. Может быть, тебя утешит, если я скажу, что твоя задержка заставила меня здорово понервничать?

 Илис недоверчиво покачала головой и окинула экс-императора быстрым взором. С ума сойти! подумала она снова. Он даже не постарел! И кто скажет, что он разменял шестой десяток?

 - А вы повеселели, - ехидно сказала она. - С чего бы?

 Вместо ответа Барден сгреб ее охапку и потащил вверх по лестнице. Илис окончательно опешила и попыталась было отбрыкаться, но скоро притихла: объятья Бардена были что каменные колодки, и освободиться из них было так же нереально. Раньше он с нею никогда так не обращался. Что на него нашло? Он тоже умом тронулся? Похоже:

 На втором этаже, в комнате со множеством книг по стенам, он, наконец, отпустил ее.

 - Рехнулись? - возмутилась Илис, поспешно оправляя одежду. Своими лапищами Барден помял все кружева на ее блузке.

 Он молча смотрел на нее и больше не улыбался. В его глазах было нечто такое, что заставляло Илис нервничать сильнее, чем невыносимая самоуверенность и насмешка. Ей немедленно захотелось, чтобы он сказал какую-нибудь колкость, но он смотрел так, как будто горло его было стиснуто чувством столь сильным, что с трудом позволяло дышать, не то что - говорить. В воздухе отчетливо запахло мелодрамой, а мелодраму Илис терпеть не могла. Но хуже всего, что и сама она находилась на грани слез. И больше всего - о ужас! - ей хотелось броситься к учителю, чтобы поцеловать ему руку: и чтобы он обнял ее, как ребенка.

 К счастью, сентиментальный порыв быстро прошел, и Илис перевела дыхание и мысленно утерла со лба пот. Вот только чувствительных сцен ей только и не хватало: Барден тоже заметно расслабился: присел на край стола и скрестил на груди огромные руки. Только из глаз его, продолжавших внимательно наблюдать за Илис, напряжение ушло не до конца.

 Чтобы окончательно прогнать неловкость, Илис встряхнулась и принялась разглядывать обстановку. Комната походила сразу на кабинет и на библиотеку: книги, книги, книги повсюду - на полках, столах и даже в креслах. Створки высокого узкого окна были распахнуты, но само окно задернуто плотной портьерой.

 - Надеюсь, тебя хорошо приняли дома? - вдруг заговорил Барден спокойно, как ни в чем не бывало.

 В глазах его потихоньку разгорались такие знакомые насмешливые огоньки. Илис только теперь поняла, как сильно она по ним соскучилась. Вообще соскучилась по всему, что было связано с Барденом. Сейчас она искренне не понимала, как могла вытерпеть восьмилетнюю разлуку.

 - Достаточно хорошо, - ответила она, стараясь собраться с мыслями. Получалось неважно. Присутствие рядом учителя, которого она не видела столь долго, лишало ее способности думать связно. Вот, наверное, он веселится, если читает сейчас ее мысли! - И это исключительно ваша заслуга, герр Данис. Не понимаю, как вам удалось убедить моего дядюшку, но я бесконечно благодарна вам: Хотя мне следовало поблагодарить вас много раньше:

 Барден усмехнулся и покачал головой.

 - Ерунда. Твой дядя, правда, человек упрямый и гордый, но и к нему нашелся подход.

 - Да, - вздохнула Илис. - Упрямство - наша семейная черта.

 - Я заметил, - Барден чуть шевельнул рукой, и тяжелый стул из лакированного дерева сорвался с места и подъехал к Илис, в последний момент притормозив и легонько ткнув ее под коленки, словно собачонка. Илис ойкнула и с размаху уселась на него. - Вот, теперь можно и поговорить нормально. Рассказывай, Лисси, как поживаешь, как идут дела в твоей школе.

 - Вы и это знаете?..

 - Твой дядя писал мне, жаловался на ваше с Крэстом самоуправство. Просил помочь отговорить тебя.

 - А вы? - Илис смотрела на него во все глаза.

 - Посоветовал ему не вмешиваться.

 - И опять я вам обязана: - тихо проговорила Илис.

 Барден сделал короткий отрицательный жест.

 - Ничем ты мне не обязана.

 - Как это - "ничем"? Где бы я была теперь, если бы не вы?!

 - Полагаю - дома. Рано или поздно ты все равно вернулась бы в Истрию, с моей помощью или нет. И сама справилась бы со всеми трудностями.

 В этом Илис серьезно сомневалась, но спорить не стала. Все равно она не смогла бы переспорить Бардена; раньше ей это никогда не удавалось.

 - Так я слушаю, - напомнил Барден.

 - Нет, давайте сначала вы, - случай редкий и удивительный, но Илис совершенно не хотелось говорить самой. Гораздо больше хотелось послушать учителя. - Меня чуть кондрашка не хватила, когда Крэст написал о вашем отречении! Что это вам взбрело в голову? Заделались отшельником: вам это не слишком идет!

 Барден только рассмеялся и ни в какие объяснения, конечно, вдаваться не стал. Как Илис ни настаивала, он так и не дал ни одного внятного ответа, только язвил и ехидно скалился. За восемь лет характер у него изменился отнюдь не в лучшую сторону. И он по-прежнему упрямо не желал говорить о себе. Через час Илис устала и смирилась с тем, что причины его странного поступка так и останутся для нее загадкой. Но сердиться за упрямство и ехидство на Бардена она не могла. Наоборот, они были для нее как бальзам.

 - Все? Вопросы иссякли? - поинтересовался Барден, когда Илис умолкла, чтобы перевести дыхание.

 - Вот и нет! - Илис проиграла одну битву, но вторую, не менее важную для нее, намерена была выиграть. - Есть еще кое-что: и учтите, тут я от вас так просто не отстану!

 - Ну-ка, ну-ка, посмотрим!..

 Илис взглянула на него в упор и спросила быстро:

 - Зачем вы соврали мне, будто Грэм умер?

 - А, - Барден сразу перестал скалиться и принял серьезный вид. - Ты его видела или тебе Марк рассказал?

 - Видела, и совсем недавно.

 - И как он тебе показался?

 - Ужасно! Это совсем другой человек, не тот, которого я знала. Вы уничтожили его!

 Барден невозмутимо кивнул.

 - Вот и ответ на твой вопрос. Грэм и был почти уничтожен - я говорю не только про физическое тело, но и про его дух, понимаешь? Дальнейшее заключение, полагал я, завершит начатое на допросах. Зачем тебе было знать о затянувшейся агонии? Грэм не должен был выйти из Северной живым или, по крайней мере, в здравом рассудке.

 - Но он вышел!

 - Это моя ошибка.

 - Так почему вы не убили его сразу? Зачем заставили мучиться?

 Барден взглянул на Илис так, что сердце ее на секунду заледенело и остановилось: это был совершенно нечеловеческий взгляд. Так мог бы смотреть Прайос, или, пожалуй, сам Борон.

 - Легкая смерть, Лисси, не для него. Это видно с первого взгляда. Он сам ищет себе мучений, и, конечно, находит их. Помяни мое слово: его смерть не будет быстрой и легкой.

 А ведь это верно, подумала Илис, но до чего жестокое рассуждение!.. Она вздохнула.

 - Я-то надеялась, что вы хоть чуточку изменились. А теперь думаю, не рано ли простила вас?

 Недобрая улыбка тронула по-мальчишески мягкие губы Бардена и зажгла волчьи огоньки в желтых глазах.

 - Не хотел разочаровывать тебя, Лисси.

 Что было сказать на это? Пришлось Илис очередной раз смириться с тем, что Барден - это Барден, что принимать его надо таким, как он есть - или не принимать вовсе, - и что она никогда не сможет ненавидеть его, пусть даже он погубит всех ее друзей поочередно, а после - и ее саму.


 
 Еще через полчаса Илис неожиданно для себя раззевалась, ее потянуло в сон. Сказывалось и волнение, и недавнее чрезмерное напряжение сил: сотворение портала от Латера до Эдеса даром не прошло. Барден заметил ее состояние, что-то понял и спросил быстро:

 - Тебя от Эдеса Марк провожал?

 Илис кивнула, тут же виновато припомнив, что Марк до сих пор дожидается ее на поляне перед павильоном, а ведь ему, вероятно, не помешало бы вернуться в столицу к делам и семье. Нужно было пойти к нему и сказать, чтобы возвращался без нее, но благое это намерение только намерением и осталось. Барден уже спрашивал дальше:

 - А в Эдес ты когда прибыла?

 - Сегодня днем.

 - Через портал?

 - Угу.

 - Напрямую? - голосом низким, вкрадчивым и тихим спросил Барден.

 - Угу, - совсем уже сонно промычала Илис.

 Желтые глаза возбужденно вспыхнули, но Барден быстро взял себя в руки.

 - Об этом стоит поговорить: - проговорил он медленно, - но не сейчас. Тебе нужно поспать.

 - Нужно, - охотно согласилась Илис. - Только там Марк ждет:

 - Я с ним поговорю, - перебил Барден, стягивая с какого-то предмета сложной формы небрежно наброшенное на него пыльное покрывало. Это оказалась длинная кушетка, изогнутые, украшенные затейливой резьбой ножки которой выдавали ее старинное происхождение. - Вот, ложись пока сюда.

 Уже почти в сомнамбулическом состоянии Илис освободилась от тесного камзола и перебралась на кушетку. Та оказалась не слишком удобной, но глаза у Илис отчаянно слипались, а тело налилось свинцом, и ей было безразлично - удобно или неудобно. Хотелось только спать. Когда она смыкала глаза, громадная тяжелая тень нависла над нею, и вслед за этим Илис почувствовала, что теплые, чуть шершавые губы отечески касаются ее лба.

 Не успев даже удивиться, Илис уснула.


 
 Всю следующую неделю Илис порхала как на крыльях, так солнечно и приятно было у нее на душе. Она уже и забыла, как от одного присутствия Бардена поблизости тело наливается энергией, и теперь с удовольствием вспоминала. Иногда она с веселым ужасом начинала думать, что учитель действует на нее, как хорошая порция скумы - на наркомана, только зависимости не вызывает. Впрочем, это еще было как посмотреть, насчет зависимости-то:

 У Бардена теперь было сколько угодно свободного времени, и Илис могла болтать с ним хоть с утра и до ночи, а не вылавливать его урывками в круговороте множества важных дел. К счастью, и Барден был рад ее обществу и готов был не отходить от нее хоть круглые сутки. Им было о чем поговорить.

 И Барден был единственным ее знакомым, который не мучил ее вопросами, когда и за кого она собирается, наконец, выйти замуж.

 Бывший император жил очень уединенно. При нем, как и говорил Марк, был один только старый слуга, который прибирался в комнатах и стряпал для своего хозяина еду, и, кажется, не делал больше ничего. Супруга Бардена осталась в столице и вела там вполне светский образ жизни. Это страшно удивило Илис. Зная, как сильно любит Барден свою жену, она даже не могла придумать причины, заставившие его расстаться с ней. Что произошло между ними - этот вопрос весьма занимал Илис. Но задать его она не осмелилась ни Бардену, ни даже Марку. Это были их семейные дела, и она удерживалась от сования в них своего носа, хотя и очень хотелось.

 Раз в несколько дней Барден наведывался в эдесское братство Гесинды, или же в какую-нибудь из провинциальных гильдий. В управление их делами он влезал, но старался быть в их курсе, все-таки общеимперская гильдия была его детищем. На Марка оставить ее он не мог, преемника у него не было, а будущность касотских магиков не могла его не заботить.

 Но ради Илис он прекратил и эти визиты, словно боясь лишиться хотя бы одной минуты из тех немногих, что имелись у него для общения со своей свежеиспеченной коллегой. Они много говорили о магии, и теперь уже - на равных.

 А еще больше, чем о магии, они говорили обо всем, что взбредало им в головы. Барден словно скинул с себя то ли жесткое парадное платье, то ли тяжелый воинский доспех, и временами вел себя, как мальчишка. Временами Илис даже казалось, что он лет на десять моложе Рувато. Что до Илис, она так и не повзрослела, да и не собиралась в ближайшие лет десять.


 
 Однажды ей пришло в голову, что, в сущности, Барден и Рувато очень схожи между собой, и именно поэтому ее так тянет к ним обоим. Сходство было не во внешности, конечно, но в привычке всю жизнь держать себя в тисках и ходить, выражаясь фигурально, застегнутыми на все пуговицы, не давая воли своим желаниям и чувствам. Оба в первую очередь думали об империи. Рувато был ярым противником императора Бардена, но, окажись он на троне, он вел бы себя точно так же или очень похоже, ведь он точно так же безжалостно использовал людей в целях, которые казались ему благородными и исторически справедливыми.

 Оба, и Рувато и Барден, были мечтателями, но не позволяли себе воспарить высоко над землей, день за днем принуждая себя к заботам о насущном. И даже освободившись от мирской и земной суеты, они изыскали для себя одинаковые занятия: исписывали страницу за страницей, поверяя бумаге свои мысли, которые не поверяли ранее никому из людей. С сочинениями Рувато Илис уже ознакомилась четыре года назад, и они произвели на нее известное впечатлении; Бардена она знала как автора серьезных научных трудов, и не подозревала в нем таланта к сочинительству романтически-мистических или иронических историй. Эти истории, похожие на сказки, изумили ее сильнее, чем сюрреалистический бред, рожденный больным рассудком Рувато. Жесткий, как камень, неумолимо суровый и жестокий Барден не мог написать такого! И, однако же, писал. Оставалось предположить только, что его душу и разум изуродовали, а то и убили в детстве неправильным воспитанием, и только сейчас что-то начало оживать и выправляться. Неожиданное признание Бардена в какой-то степени подтвердило это предположение.

 - Последнее время я чувствую себя как мальчишка, - заявил он однажды. - Так легко и весело мне не было лет сорок. Безумие какое-то! Может быть, это старческое слабоумие?

 - А может быть, вы влюблены? - ехидно отозвалась Илис.

 Барден посмотрел на нее, прищурившись - от этого долгого взгляда ей почему-то стало не по себе, - и ответил:

 - Может быть.

 "В кого?" - чуть не брякнула Илис, но вовремя сдержалась. Не ровен час, услышишь что-нибудь такое, чего слышать не хочешь.

 Раза три в загородный дворец приезжал Марк. С нескрываемым изумлением смотрел он на беззаботно беседующих Бардена и Илис.

 - Я никогда не видел отца таким, - шепнул он Илис, отведя ее в сторону. - Что ты с ним сделала?

 - Ничего, - весело ответила Илис. - Между прочим, для меня он такой тоже внове.

 - У него как будто душа из темницы на свет вылетела, - задумчиво сказал Марк и, несмотря на странную формулировку, Илис очень хорошо поняла, что он имел в виду.

 

 Но лето заканчивалось, и она с неохотой вспомнила о необходимости возвращения домой. Или, вернее, в школу, где уже, вероятно, ждали ее с нетерпением. Илис страшно не хотелось прощаться с Барденом, но пригласить его с собой она стеснялась: она не могла быть с ним настолько запанибрата, как с запропавшим князем Слооком. С легкостью она ехидничала и дерзила ему, но такой простой вопрос, как "Не хотите ли взглянуть на мою школу?", не желал идти у нее с языка. Илис оробела, как послушница-первогодок.

 Барден разгадал ее мучения без слов и без мыслечтения (и спустя восемь лет он честно исполнял свою клятву).

 - Надеюсь, ты как-нибудь пригласишь меня испробовать твой замечательный портал, - сказал он с улыбкой, опустив на ее плечо тяжелую руку.

 Илис с готовностью схватилась и за руку, и за фразу:

 - Хотите - прямо сейчас приглашу?

 К ее разочарованию, Барден отказался.

 - Нет, - сказал он. - Мне кажется, по возвращении тебя ожидают несколько сюрпризов, и некоторое время тебе будет не до меня.

 - Опять пророчествуете? - с подозрением спросила Илис.

 - Можно и так сказать, - уклончиво ответил Барден.

 - Может, тогда вы мне скажете, какого рода будут эти сюрпризы?

 - Нет, не скажу.

 - Жаль, - вздохнула Илис и отступила на шаг, все еще удерживая его руку в своих. - Но все равно я с вами прощаться не буду - вот разберусь с сюрпризами и вернусь к вам. Не прогоните?

 Барден засмеялся, притянул ее к себе и поцеловал в макушку, как ребенка. Тогда Илис, повинуясь очередному внезапно нахлынувшему порыву, бороться с которым у нее уже не было ни сил, не желания, сделала, наконец, то, что хотела сделать с самого начала: поцеловала его руку и прижалась к ней щекой.


 
 *

 Вернувшись в школу, никаких сюрпризов Илис не обнаружила и почувствовала легкое разочарование. Похоже было, что на сей раз феноменальное чутье Бардена дало осечку.

 Но уже через полчаса она позабыла о предсказанных им сюрпризах, погрузившись в пучину обыденных дел. Две молоденькие храмовые магички, помощницы старшей наставницы - каковой являлась Илис, - очень обрадовались возвращению своей начальницы, и немедленно вывалили на нее груду свежих школьных новостей. Ничего из ряда вон выходящего в ее отсутствие не случилось, за исключением мелких шалостей учеников, но это дело обычное, начинающие магики не могут не шалить, Илис знала по себе. Поэтому наказывать она никого не стала, а ограничилась кратким предупреждением, напомнив своим подопечным в очередной раз, что неконтролируемое, небрежное применение магических сил может привести к прискорбным последствиям. Подопечные (число которых за последний год увеличилось до десяти) покивали, но, кажется, не особенно обеспокоились. Илис велела помощницам внимательнее следить за учениками, особенно за младшими, и на этом разбирательства завершились.

 Неделю она тихонько плыла по течению размеренной школьной жизни и начинала уже подумывать о возвращении в Касот, когда однажды утром, из кипы ежедневной почты выудила письмо из Карата. Надписано оно было рукою Брайана, что уже само по себе являлось удивительным: Брайан был небольшим любителем писать письма; а говоря по правде, этого дела терпеть не мог. Только экстремальные обстоятельства могли заставить его взяться за перо. Уж не случилось ли чего? встревожилась Илис и жадно впилась глазами в неровные и небрежные строки. Почерк у Брайана был ужасный, писал он со множеством ошибок, а теперь, к тому же, торопился и волновался, так что разобрать его корявые буквы было труднехонько.

 Взволноваться ему было от чего: единственная и любимая дочка сообщила ему, что хочет выйти замуж, и за кого! - за Грэма Соло. Тот будто признался ей в любви и предложить стать его женою, а она, маленькая глупенькая дурочка, с радостью согласилась. И сговоренная пара явилась к родителям невесты за благословением.

 Брайан искренне недоумевал, как вообще могла возникнуть взаимная сердечная склонность между не похожими ни по характеру, ни по склонностям людьми, и злился на себя за то, что ничего не замечал. Его не порадовала перспектива в ближайшее время заполучить такого зятя; скорее, он пришел в ужас, хорошо зная, что Грэм за человек. Он разговаривал по очереди с Грэмом и дочерью, пытался отговорить их, но - бесполезно. Джем была словно околдована, глаза ее светились счастьем и восторгом при мысли о супружестве с мастером Соло, никаких предостережений она и слышат не желала. Что до Грэма, то в ответ на все уговоры он только мрачно улыбнулся и сказал: "Если Джем не откажется от меня, то и я от нее не откажусь".

 Его можно было понять: в кои-то веки выпал шанс обрести счастье.

 Запретить брак Брайан не посмел. Сам он в молодости был не слишком почтительным сыном, и увел Анастейжию из родительского дома, даже не поставив в известность ее отца и мать; к алтарю Травии они пришли без благословения. Помня об этом, Брайану пришлось смириться, и, скрепив сердце, он благословил молодых.

 День свадьбы был уже назначен, и он приглашал Илис быть гостьей на этом торжестве.

 - Ну и ну, - сказала себе Илис, дочитав письмо.

 Ничего подобного она не ожидала; во всяком случае, не так скоро. Грэм, полагала она, при его осторожности и неспешности в делах сердечных, будет раскачиваться и ухаживать по крайней мере год, прежде чем решится сделать предложение. И вдруг такой скоропалительный брак! Илис даже не знала, радоваться ей или огорчаться.

 Но зато она знала, что на свадьбе не появится. Очень ей не хотелось, чтобы Брайан размазал ее по стенке за содействие этому явному мезальянсу. Впрочем, ему неоткуда знать, что Илис приложила руку к сближению его дочери и Грэма, но все-таки: все-таки ей не хотелось рисковать.

 Она очень хорошо понимала смятение Брайана. Понимала и чувства Грэма: это был самый невезучий человек из всех, знакомых ей; он вечно влипал в ситуации, серьезно угрожающие его здоровью, а то и жизни; умудрялся настраивать против себя друзей, знакомых, родных и возлюбленных; скитался по всему миру и нигде не мог обрести покой. И вот, ему встретилась девушка, которая горячо и искренне полюбила его такого, каким он был, со всеми его отвратными чертами и привычками. (Справедливости ради нужно отметить, что ранее Илис уже знала девушку, любившую Грэма до умопомрачения, но он с маниакальным упорством держал ее на изрядном расстоянии от себя, обращался с ней, с точки зрения Илис, просто отвратительно, и в конце концов оставил ее в одном из медейских храмов Фекса, поручив заботам сумеречных братьев. Ему было тогда чуть за двадцать - совсем мальчишка! - но и в юности характер у него был омерзительный.) И вот, после всех многолетних несчастий, Грэм встречает Джем: веселую, нежную, ласковую, не испугавшуюся его рычания, злобных взглядов, шрамов и татуировок. Устоять перед искушением, не покориться ее любви было очень сложно - и он не устоял. Приручила его Джем временно или навечно, будет видно только спустя сколько-то времени, но пока Грэм изъявил готовность стать "домашним".

 Вот кого Илис решительно не понимала, так это Джем. Любовь любовью, но нельзя же быть настолько слепой! Неужели она не видела, кому согласилась стать женою? неужели не боялась, что Грэм, человек тяжелый и холодно-жестокий, замучает ее? Впрочем, тут же мысленно укорила себя Илис, ведь это я буквально за руку привела девочку к Грэму, радея за их воссоединение.

 Перечитав письмо еще раз, Илис вдруг передумала: все же на свадьбу следовало явиться, иначе Брайан оскорбится смертельно и никогда в жизни не скажет ей больше ни полслова. Горячность его и обидчивость были притчей во языцех среди его каратских знакомых. Когда он приглашает в свой дом, нельзя отвечать отказом, иначе рискуешь перейти из числа друзей в число врагов. А ссориться с несдержанным на язык и на руку, но честным и прямым Брайаном Илис не хотелось; он ей слишком нравился, и она была многим ему обязана.

 Ладно, вздохнула она, компенсируем нежелание присутствовать на свадьбе удовольствием от вида жениха - Грэм в этой роли должен выглядеть очень забавно! Может быть, он даже будет улыбаться?..

 

 Не успев как следует успокоиться после первого сюрприза, Илис с удвоенным нетерпением стала ожидать второго из обещанных Барденом. Благо владение техникой телепорта позволяло не нестись сломя голову в Карат, и она могла задержаться в школе еще дней десять, и все равно поспеть к сроку.

 Не день и не два потребовалось на придумывание и поиски свадебного подарка. Илис не приходилось еще присутствовать на свадьбе, и она понятия не имела, что принято дарить в подобных торжественных случаев. К тому же речь шла о Грэме, нужды и пристрастии которого были ей неизвестны, несмотря на давнее и близкое знакомство. Илис знала, что он любит хорошее оружие, - то есть не то чтобы любит, но - ценит как профессионал, - но и только. О личном комфорте, об удовлетворении каких-то своих личных нужд он никогда не заботился, удовольствовался малым и вел почти аскетический образ жизни. Самый яркий пример тому был его дом в Карате - необставленный, неухоженный.

 И подсказать, посоветовать, помочь Илис было некому; даже Брайан знал о своем друге не больше нее. Вот бы стать ментальным магиком и залезть ему в голову! Впрочем, нет, даже такой вариант не пройдет: если уж у Бардена не вышло, то и другим рассчитывать не приходится.

 Илис вздыхала: придется ориентироваться на Джем. В конце концов, женщины понимают друг друга лучше, чем мужчин, даже если они разного возраста, характера и социального положения.

 В самый разгар предсвадебных страданий взволнованная помощница принесла Илис очередное письмо; с первого взгляда бросалась в глаза дороговизна и качество кремовой хрустящей бумаги.

 - Из Ифрании, - пояснила девушка, с полукниксеном протягивая письмо Илис. - Срочное, гонец чуть с седла не падал. Пришлось заплатить ему вдвое.

 - От короля? - предположила Илис, уже зная, что нет: будь гонец королевским, помощница уж наверняка сообщила бы ей.

 Она взглянула на печать и тихо охнула. Давно ей не приходилось видеть башни и ключа над нею, оттиснутых на сургуче!.. она даже думала, что Рувато, отказавшись в Медее от родового имени, избавился и от родовой печати тоже. Во всяком случае, со времен изгнания с его писем исчез этот герб.

 Из каких же далей пишет князь Слоок - если только это действительно он, а не кто-нибудь другой воспользовался его печатью? Да нет же, не из далей, ведь гонец прибыл из Ифрании. Значит, он вернулся?

 Затаив дыхание, Илис аккуратно сломала печать и развернула хрустящий лист. Бумага горько и настойчиво благоухала полузабытым, затерявшимся где-то во времени ароматом - когда-то Рувато предпочитал эти духи всем другим. Буквы тоже были знакомыми - мелкие и четкие, они складывались в короткие, спокойные и даже самоуверенные слова, прозвучавшие в сердце Илис долгожданной музыкой:

 "Я вернулся, миледи, и очень хочу Вас видеть.

 Искренне Ваш, князь Рувато Слоок. "

 Илис подумала: вот сюрприз, который вряд ли придется по вкусу Бардену, но деваться ему будет некуда; она не она будет, если не сведет этих двоих. Она довольно засмеялась и открыла портал в Ифранию.

 
 
 Март-май, 2006 г.