Табак

 
 Дал мне отец 3 рубля и послал купить табака. Это было еще до хрущевской реформы. Цены на разные товары в том исчислении были такие, что на 1 рубль можно было сходить в кино на дневной сеанс в воскресенье. А пачка табака стоила 1 рубль 40 копеек.

 Пошел я в магазин и как-то задумался. У нас вдоль по улице протекал арык. Это такой довольно широкий ручей, с мутной водой, потому что долго текла по глиняным канавам от нашей горной речки Кара-Балтинки.

 Вдоль каждой улицы обязательно течет арык, а иначе эта улица даже не серьезная. Улица Молодежная, например, на которой жил мой друг Лёсик (он хотел быть летчиком, но не выговаривал "тч"), была без арыка, вся в шлаке и по ней больно было бегать босиком. А вот наша Фрунзенская, мало что на её дороге лежал слой теплой и мягкой пыли, но еще и протекал арык. Вдоль арыка шла тропинка. При желании можно было походить босиком и по арыку.
 
 И вот дошел я босиком по арыку до того места, где еще один арык ответвляется на ту сторону от железнодорожной линии, через мост, и понравился мне песок, который нанесло арыком. Сидел я, сидел, что-то искал в песке, и вспомнил, что где-то у меня 3 рубля и надо идти за табаком. Пошел я в магазин «Продукты», а тот уже и закрылся. Зато был открыт магазин «Культтовары», в котором вещи поинтереснее табака продавались. Прилавки высоко, но я знал, что мне нужно. Я протянул куда-то вверх мятую трешку и сказал продавщице: "Дайте, пожа-лус-та, пионерский значок".

 "А зачем тебе значок, да еще пионерский, ты ведь не школьник еще?"

 "На-да" - сказал я и жду. Что-ж, дала мне продавщица пионерский значок, который стоил 1 рубль с чем-то и много сдачи. Я сдачу положил в карман, который у меня был один в шароварах, а значок тут же за дверью магазина нацепил на майку. А сам стесняюсь, вдруг кто увидит, что значок на мне. И пошел к тому моему заветному месту, где арыки разветвляются. А там какой мальчик играет уже. Я к нему подхожу, и он видит, что у меня значок с кудрявым дедушкой Лениным на груди и завидует. Разговариваем мы с ним о своих мальчишечьих делах, и вдруг страшно мне стало: я вспомнил, что надо табак покупать, а я значок купил. Сунул я руку в карман, а там денег нет. Точнее есть, но мало. Потерял я еще. Так я горько заплакал, и пошел к тетеньке продавщице. Не у кого больше мне защиты искать. Захожу в магазин, стою, плачу тихонько. Увидела тетенька своего покупателя и спрашивает: Что же ты плачешь?

 - Деньги потерял. А нужно табак покупать.

 - А где же ты был? - но не очень радостно спрашивает продавщица. Дело-то мокрым пахнет: продала значок пацану, а сдачи, может, меньше дала.
 
 - Сходите, - говорит, - с ним, поищите деньги – просит какого-то парня.
 
 - Да нет, я уже искал, - говорю я, - возьмите ваш значок.
 
 - А не могу я взять, раз ты купил.
 
 Но помялась и дала мне деньги. Но я вижу, на табак не хватает. А потом дело не в табаке. Сколько денег потерял. И побрел я на старое место искать деньги.
 
 Искал до вечера, думал о своей пропащей судьбе. Домой идти нельзя, отец побьет. Бил он меня сильно. Рука тяжелая была. Жизнь не веселая, одни тюрьмы да ссылки. Но этого я тогда не знал, а знал, что чуть что - бежать надо, по его же принципу: "Дают - бери, бьют - беги". И бил то ни за что. А тут причина. Деньги потерял. Табак не купил.
 
 Только вечером в темноте нашла меня мать, сидящего на песке. "Пойдем домой, простил он тебя. Деньги нашли".

6 июля 2002