Сэмюэль

У самого берега моря, на обрыве, стоял домик – белый с голубым. Он был деревянным и одноэтажным, огорожен низеньким забором, и от парадной калитки до калитки задней вилась дорожка, посыпанная битым кирпичом. В домике кто-то, наверное, жил – рядом с парадным входом был разбит небольшой садик, в нем цвели яблони, а у задней двери на грядке как раз пробилась первая морковка. Кто там живет, никто не знал, потому что никогда никто не видел кого-нибудь входящим в домик или выходящим из него. Окна всегда были плотно закрыты ставнями.

- Там, наверное, живет Суслик, - говорили все, - Он есть, но его никто не видит.
И все соглашались друг с другом, потому что только суслики умеют быть и при этом оставаться незамеченными.

А на самом деле в домике жил Сэмюэль. Жил он там уже очень давно, еще с начала позапрошлой осени. Он спал в комнате с камином, головой к затворенному окну, сворачиваясь комочком на стареньком продавленном диване, а работал в библиотеке за секретером, доставшимся ему еще от дедушки. Он работал шесть дней в неделю, кроме воскресенья; с утра до самого заката писал книгу про рыбалку и рыжего кота. Книга обещала быть очень хорошей.

Сэмюэль очень любил небо. По утрам, еще до восхода солнца, он выходил в садик и гулял там, в ночнушке, босиком по росе. Иногда напевал что-то себе под нос, а в иные дни был задумчив и молчалив. Но всякий раз обязательно смотрел на небо и приподнимал ночной колпак и левое ухо в знак приветствия. Он очень хотел, чтобы небо ответило тем же.
Но небо молчало.

Потом Сэмюэль возвращался домой, переодевался и завтракал, читал утренние газеты, которые доставляют птицы, пил чай с ватрушками и прицокивал языком от удовольствия, удивления или легкого раздражения. Через час после восхода он снова выходил за порог, запирал дом и шел по дорожке, посыпанной битым кирпичом, вокруг дома. Останавливался на минутку у самого обрыва, смотрел на море, покачиваясь на мысках и поглаживая резной набалдашник трости красного дерева. Уши он, чтобы не замерзли, прятал в карманы пиджака. Затем аккуратно притворял за собой калитку и входил в дом через заднюю дверь – оттуда было ближе всего до рабочего кабинета.

Если бы Анечка* узнала о нем, она бы страшно удивилась и спросила бы:
- В твоем доме всегда-всегда затворены ставни. Но зачем тогда небо, если нельзя смотреть в окна?
А Сэмюэль ответил бы ей, приподняв шляпу и правое ухо в знак уважения:
- Небо нужно, чтобы смотреть на него, когда идешь с работы и на работу, например. И просто - чтобы знать, что оно есть.