День на ветру

День на ветру
- Иди, - он не вышел из машины и не открыл ей дверцу. Настоящие самцы не подобострастны. Даже с женщиной, которую хотят. Катя сама открыла дверцу и вышла. По волосам скользнул осенний лист. Уже 2 недели осень. Если бы он не подвозил каждое утро ее до работы, она могла бы ходить пешком, и опавшие листья шелестели бы у нее под ногами. Она работала диктором на телевидении. Ей не очень-то нравилось озвучивать чужие тексты, но считалось, что писать тексты должны умные, а читать их, глядя в камеру, красивые. Катя не знала: умная она или красивая. У нее не было времени об этом подумать, поэтому за нее решали другие.
По утрам до эфира она любила заходить к Анне Андреевне выпить кофе. Анна была человеком добрым и умудренным жизненным опытом.
- Анна, я умираю. Я влюбилась, что мне делать?
Вообще-то, Катя умирала ежедневно. От жары, от голода и холода, даже если испытывала это ощущение всего 2 минуты, все равно умирала. Вся ее жизнь, начиная с утреннего пробуждения, состояла из трагедий и комедий. Эта способность драматизировать обыденные вещи не была попыткой прикрыть душевную пустоту. Она не стала бы устраивать истерики из-за сломанного ногтя или потерянной пуговицы. Просто так она воспринимала жизнь.
- Девочка моя, это же прекрасно! Ты влюблена - это замечательно. Перестань умирать и определись: чего ты от него хочешь? Где ты его взяла? Он женат? - Анна встрепенулась и стала забрасывать ее вопросами, как следователь на допросе. Когда у женщин нет своей эмоциональной жизни, они охотно живут чужой.
- Он женат. Мы познакомились, когда она умерла, - Катя вздохнула и обреченно уронила голову на стол.
- Кто, жена?
- Нет, собака. У него умерла собака. Ротвейлер. Я сидела в очереди на прием к мануальному терапевту. Он пришел и принес свою собаку.
- Мертвую?
- Нет, собака была еще жива. Но я сразу поняла - это конец. Я пропала, как только его увидела. Мануальный терапевт ничего не мог поделать - собака умирала. И мы повезли ее к ветеринару. Ветеринар был пьян. Мы ждали, пока он проспится, а собака умерла.
- Кто он такой?
- Мужчина.
- Это серьезно, я тебя понимаю. Сколько вы с ним встречаетесь?
- Две недели.
- Ты спишь с ним.
- Нет.
- А что же вы тогда делаете?
- Обедаем. В ресторанах.
- Это хорошо. А чего тебе еще от него надо? Чтобы он на тебе женился?
- Анна, я люблю его! Я умираю, когда его вижу. А когда его нет, я вообще не живу.
- Все ясно. Ты не хочешь замуж. Тебе надо, чтобы он спал с тобой и тратил на тебя деньги. Попроси у него серьги с изумрудами. Тебе пойдут.
Анна хотела разложить ей по полочкам, как раскрутить мужика на серьги, но Катя уже ушла умирать на груди Амалии Калистратовны. Та была прирожденным массовиком-затейником. Сейчас она занималась организацией творческого вечера. Приходила каждый день с утра и проявляла свои способности: обучала всех вальсировать, изображать светских дам и петь оперным голосом. В перерывах писала поздравления для своих многочисленных знакомых мужчин и просила Катю зачитать эти поздравления в эфире. Поздравления были очень личными, и Катя подозревала, что Амалия копила мужиков всю сознательную жизнь и вела учет дат их рождений в специальном блокноте. В одежде Амалия предпочитала розовый. Розовыми были ее сапоги на шпильках, лосины, пуховик на синтепоне и фетровая шляпа. Катя уже собралась прилечь ей на грудь и порыдать. Грудь была объемной и, на первый взгляд, вполне для этого подходящей.
- Он что тебя бросил? Я так и знала, что он тебя бросит. Вот меня ни один мужик не бросал, я сама всех бросала! - Амалия явно не собиралась быть свободной жилеткой.
"Уж ты-то точно всех бросала. От такой не убежишь", - подумала Катя и почувствовала, как ей не хватает воздуха. Амалия действовала угнетающе. Катя схватила пальто и вышла на улицу. Ветер разносил по свету опавшие листья. Она повернула лицо навстречу ветру, вдохнула всей грудью и зашагала вдоль витрин. Она шла по улице без всякой цели. Лица, лица. Все чего-то хотят. К чему-то стремятся. Ей нравилось наблюдать, как люди смотрят на вещи в витринах дорогих магазинов. Одни по-хозяйски оглядывали все это добро, примеряясь, прицениваясь. А другие робко топтались, явно не собираясь ничего покупать. Эти смотрели завороженно, как на идола. Так странно, люди полжизни тратят на то, чтобы завладеть вещами, оставшуюся часть пытаются сохранить то, что имеют, а на то, чтобы сохранить друг друга, у них не хватает времени. Сегодня ей не было дела до вещей. Ей хотелось быть ветром, тормошить листву и смеяться в лицо прохожим. "Парикмахерская". Она ворвалась в эту дверь, прошла мимо листающих журналы женщин и упала на скрипучее кресло.
- Стрижка, укладка? - обесцвеченная тетка сметала со столика чьи-то чужие седые волосы.
- Сделайте со мной что-нибудь. Я хочу умереть. Или стать другой.
- Побыстрее, женщина, определяйтесь. У меня тут очередь, все по записи.
- Окрасьте меня в альтернативный цвет, - тетка не стала спрашивать, что такое "альтернативный". Видимо, опасалась прослыть малограмотной.
- Держите голову, женщина! Не падайте, а то пойдете мадежами.
Катя смотрела на свое лицо в зеркале: высокие скулы, остекленевший взгляд. "Надо держать голову, а то пойду мадежами". Да какая разница?
Людям нет дела до других, все заняты только собой. Ей захотелось увидеть кого-нибудь, кто давно ее знает и любит. Она встала и чуть не ушла из парикмахерской с окрашенной головой.
- Сядьте, женщина, вам еще 7 минут, а то не возьмется.
Кате уже здесь наскучило. Ей захотелось смести со стола баночки и бутылочки и сказать всем этим женщинам: "Выбросьте все ваши журналы и дурацкие разговоры о сериалах. Разве вы не слышите, как утекает время? Почему вы не смотрите в глаза своим любимым? Вы даже не знаете, что на дворе осень!" Но она этого не сделала. Расплатилась и вылетела под синий купол неба. Из проемов витрин на нее смотрела новая девушка с фиолетовыми волосами. Теперь оглядывались женщины. Завтра полгорода будет ходить с фиолетовыми волосами.
Люди любят копировать, тиражировать, размножать. Зачем им чужие причуды? Теперь у нее была цель: она шла в театр. Ее друг работал там декоратором.
Узкая лестница, коридор, тяжелая дверь. Димка сидел посреди разного хлама, рисовал эскиз рекламного щита. Со всех стен его каморки, застывшая во времени и пространстве, на нее смотрела она сама. Размноженная, пущенная в тираж, как ежедневная газета.
- Что ты тут сидишь, рисуешь всякую фигню? Пойдем со мной, я покажу тебе небо.
- Ты что, бредишь? Я работаю. Я неделю пил, а теперь работаю, - он обернулся, мельком взглянул на нее и углубился в работу.
- Дима, я умираю.
- Такие не умирают.
- А что они, по-твоему, делают?
- Выходят замуж за хорошие деньги и бездельничают до конца дней.
- Я не хочу замуж и не хочу бездельничать.
- Ты вполне могла бы стать искусствоведом. Ты тонко чувствуешь искусство. И вообще знаешь толк в картинах.
- Милый, я знаю толк только в любви. А на все остальное просто смотрю непредвзято. И стараюсь быть честной с другими и с собой.
Он оторвался от своей деятельность и внимательно посмотрел на нее:
- Ты посиди, я пойду схожу за водкой.
Водка была в банках и называлась "Черная смерть".
- Я теперь принципиально из стеклянной тары не пью. Ты все умираешь, а тут правда чуть не преставился. Купил пива, иду по улице, тут баба какая-то чокнутая с тремя собаками прицепилась: "Где пиво брал?" Собаки меня полюбили и стали вставать на меня лапами. Я достал пива, бабе этой дал бутылку и сам хотел выпить. Горлышко от бутылки отвалилось, и я его проглотил. Собаки, наверное, разбили, а я не заметил. Пошел в больницу, а они без полиса не принимают. Где я им полис возьму в 3 часа ночи?
- И что ты сделал?
- Ничего. Пил неделю. Наверное, рассосалось...
Димка достал откуда-то селедку, порезал ее и разложил на грязной газете. После второй банки Катя отключилась. Алкоголь странно действовал на нее: до какого-то момента она чувствовала и вела себя адекватно действительности, а потом вдруг неожиданно засыпала, как будто теряя сознание. Иногда в самое неподходящее время и при неподходящих обстоятельствах.
Ей снилось, будто она в толпе незнакомых людей принимает участие в странной игре. Все бегут в одном направлении, и почти у каждого в руках бейсбольные плоские мячи, у некоторых по два и по три. Мяч нужно забросить в корзину. Она - одна из первых. И вдруг она останавливается, бросает мяч и идет в противоположную общему движению сторону. Кто-то кричит ей: "Дура, ты была почти у цели. Беги, забрасывай мяч!" - "Не хочу", - говорит она и бредет неизвестно куда, все спешат, но ее никто не толкает, словно вокруг нее образовался невидимый круг.
Катя проснулась от запаха мяты. Она спала на старом пыльном диванчике, под ее головой была маленькая подушка, набитая лепестками мяты. Художник спал в другом углу на сдвинутых стульях в неудобной позе. На полке лежали бутафорские огурцы и арбузы, скрученные плакаты и недоделанные афиши. Свет исходил от керосиновой лампы. Она показалась себе здесь совершенно нереальной, как огурец из папье-маше или собственное плоское изображение. Ей страстно захотелось к тому, другому, у которого глаза, как у голодного ротвейлера, и руки, которые с одинаковой нежностью прикасаются к замку зажигания своего автомобиля и к ее волосам. С ним она была собой. С ним она знала, зачем Бог дал ей роскошное тело и зачем кто-то (уж Бог или дьявол, она точно не знала) обучил ее искусству соблазна, которым она до последнего времени пользовалась так бездарно. Она встала, погладила Димку по мягким волосам и тихо вышла.
Холодный осенний ветер пронизывал ее насквозь. Он разметал ее фиолетовые волосы, и они бились у нее над головой, как два крыла. Желтые огни всех светофоров подмигивали ей и будто предлагали не спешить, не принимать необдуманных решений. "Мне нет дела ни до него, ни до его жены. Нужно просто подождать", - твердила она себе. Она не желала брать на себя ответственность ни за свои, ни за чужие поступки. Ей это казалось слишком обременительным. Как можно что-то решать, когда такой ветер?
Я всего лишь осенний лист, мы все лишь осенние листья, влекомые ветром. Кто-то свыше правит человеческими судьбами, разве я могу что-то изменить?
У ее подъезда стоял темный обтекаемый автомобиль. Дверца открылась, вышел невысокий коренастый мужик и направился к ней.
- Где ты была?! Я ищу тебя весь день. Что у тебя с головой?
- Теперь уже все в порядке. Пожалуйста, не говори ничего. Давай просто постоим.
Она положила голову на плечо ему и обвила шею руками. Для этого ей пришлось слегка наклониться, он был немного ниже ее ростом. Они долго стояли так на холодном ветру. В сумерках казалось, будто тонкое высокое деревце уронило свои ветви на большой кряжистый пень, пытаясь спастись от порывов ветра.

iness07@mail.ru