Глумов

Весна подкралась тихо и незаметно. Как-то очень подозрительно стало тепло. Из земли и из почек проклюнулась, прятавшаяся всю зиму, осторожная зелень. Солнце замаскировалось облаками и выглядывало из-за них, косясь желтым своим диском, лишь на короткие мгновения, должно быть, чтобы убедиться, что его не преследует луна. Из подполья, набравшись храбрости, робко вылетели насекомые, которых уже поджидали плотоядные скворцы и стрижи.

Прежде чем выходить из дому, Глумов долго наблюдал сквозь щель между плотными шторами за двором. Точнее за дворничихой Никитичной. Настораживало Глумова то, что Никитична как-то чересчур усердно подметает тротуар...

- Странно, - думал Глумов, - чтой-то Никитична слишком старается... К чему бы?

И, лишь когда Никитична заканчивала подметать и заходила в дворницкую чтобы положить свою метлу, Глумов быстро выскакивал из подъезда и направлялся в сторону, противоположную от троллейбусной остановки, не смотря на то, что именно троллейбусная остановка и была его целью. К этому маневру Глумов привык давно. Он шел привычными окольными путями, шел быстро, чтобы не опоздать на службу. Служил Глумов маленьким клерком в большой фирме, на незаметной должности, и часто какой-нибудь его сослуживец, искренне удивляясь при встрече, говорил ему:

- Привет Глумов! Ты что, опять к нам устроился?, -

На что Глумов, обиженно пожимая плечами, ответствовал:

- А я никуда и не уходил...

Глумов умел быть не просто незаметным, а незаметным настолько, что даже люди, живущие рядом с ним, ничего о нем не знали, подолгу его не видели, строили о нем разнообразные догадки, а то и вовсе были уверены, что он умер или съехал куда-нибудь. Многие соседи, встретив его , изумлялись между собою:

- Смотри-ка, откуда он опять взялся тут?

Прежде чем заходить в свой дом, Глумов долго стоял вдалеке и ждал пока от подъезда разойдутся все люди, после чего, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что слежки за ним нет, вбегал в подъезд. Ключ он готовил заранее, чтобы войти в квартиру как можно побыстрее, без задержки. Входил Глумов на цыпочках, так тихо, что даже всевидящая теща его, почтенная Ангелина Анисимовна не слыхала как он приходил. Глумов прокрадывался в свою комнату, без звука закрывал хорошо смазанную дверь. Он задергивал плотно занавески, доставал недоеденный на службе бутерброд с засохшим сыром и наливал в крышечку от термоса недопитый на работе чай, медленно, без аппетита, задумчиво жевал бутерброд, запивая его остывшим чаем. Покушав, он аккуратно закручивал крышечку термоса, садился на диван и сидел до прихода шумной и истеричной своей жены. Сидел Глумов так тихо, что все, кто заглядывал в комнату, не замечали его, что-то брали, что-то, наоборот, возвращали.

Жена его, Анастасия Кузьминишна, была женщиной взбалмошной, шумной, таиться не умела, и за это Глумов ее не любил, нигде с ней не ходил и никому с ней не показывался на глаза. О Глумове никто и никогда не мог подумать, что он женат. Дети Глумова не замечали, впрочем, он свыкся даже с безразличием к себе собственных детей.

Глумов мечтал собрать коллекцию париков и очков, а также, пусть небогатый, но разнообразный гардероб. Глумов мечтал о возможности ежедневно менять свою внешность, но небольшой заработок скромного служащего мечте сбыться не позволял.

Глумов не всегда сторонился людей, было время когда он любил с ними общаться. Особенно в хорошем подпитии или же в предвкушении оного. Когда же жена пригрозила разводом, водку пришлось оставить, и Глумов навсегда сделался тихим и боязливым, каким, в сущности, и был по своей природе.

Глумов настолько выделялся из общей массы людей, что за ним, видимо опасаясь непредсказуемых действий с его стороны, постоянно и неусыпно следили спецслужбы. До перестройки Глумов предполагал, что им интересовался КГБ, но нынче... Он плохо разбирался в структуре многочисленных спецслужб, сменивших прежнее название на более современные и звучные. Где бы Глумов ни находился, он прежде всего гипотетически выявлял потенциальных агентов. Агенты всегда ходили парами, вели себя непринужденно, по-хозяйски, в любой ситуации чувствовали себя уверенно, громко разговаривали, ничуть не смущаясь присутствием посторонних людей. Глумов заметил, что, в непомерно больших количествах, своих агентов спецслужбы запускали на улицы именно во время празднеств и значимых публичных мероприятий с привлечением сановных зарубежных гостей.

Глумов не был глупым человеком, во всяком случае, не был глупым настолько, чтобы вполне искренне не удивляться повышенным интересом спецслужб к своей скромной персоне. Но факты говорили об обратном. Недвусмысленные и презрительные реплики профессиональных топтунов в его адрес не вызывали у Глумова никаких сомнений. Сам Глумов считал, что, судя по, длящемуся десятилетия, интересу к нему со стороны спецслужб, он был для них чем-то вроде макивары для каратиста, груши для боксера, учебного пособия для молодых сотрудников. С одной стороны это обстоятельство забавляло Глумова, с другой – раздражало.

Но он играл в навязанную ему игру, играл с азартом, и, лишись он интереса к своей персоне, право, не знал бы, как жить дальше.

С соседями Глумов не здоровался. Он избегал контактов с людьми и вполне искренне полагал сие нормой жизни.

В криминальных кругах Глумова уважали. Зеки были уверены, что за Глумовым водятся серьезные делишки, что тихарится он не зря. Что следаки землю роют, чтобы подкопаться под него, но ничего не могут доказать. Одно время Глумова даже считали известным киллером. Глумову это льстило. Но киллер из него получиться не мог, ибо от одного вида крови Глумова тошнило и корчило. Некоторые считали его известным аферистом, некоторые сектантом, некоторые вором. Многие считали Глумова алкоголиком. Про Глумова ходили легенды.

Такое вот странное сочетание значимости и незаметности Глумова, абсолютное отсутствие у него каких-либо талантов и выдающихся черт, способностей к чему-либо, делало образ его размытым и неопределенным. И на вопрос:

- Что бы вы могли сказать о Глумове? –

Отвечающий лишь пожимал плечами и затруднялся что-то сказать. Всякая попытка охарактеризовать Глумова натыкалась на абсолютное отсутствие у него ярких и запоминающихся индивидуальных черт.

Умер Глумов внезапно, на улице. Документов при нем не было. Дома его несколько месяцев никто не искал, никто из домашних пропажи Глумова не заметил. И Глумов, благополучно пролежав в морге положенный срок, был признан неизвестным лицом и похоронен как невостребованная личность. Где находится его могила не знает никто. Да и никому нет до этого дела.

С работы Глумова долго не увольняли и начисляли ему зарплату.

На месте, где захоронен Глумов, по сей день лежит маленький букетик засохших полевых цветов. Как неброское, но трогательное свидетельство внимания.

2006.05.31.