Вечная любовь

Ответив на очередной звонок клиента, Юля уже собиралась в столовую, но телефонная трель раздалась снова.
- Але, Юленька, - услышала она в трубке голос мамы.
- Привет ма! – Как можно бодрее сказала Юля.
- Доченька, приезжай скорее, дедушке совсем плохо, он хочет тебя видеть.
- Да мам, скоро буду.
По заплаканному голосу матери она поняла, что дедушка умирает.
Через два месяца, Андрею Михайловичу должно было исполниться семьдесят два года. Еще недавно он мог самостоятельно совершать прогулки по улицам Москвы, но неожиданно случившаяся простуда уложила его в постель. Старческий организм какое-то время еще пытался бороться с болезнью, но не долго.
Юля позвонила шефу, попыталась объяснить ситуацию, но Никита Анатольевич даже не стал ее слушать, а сразу отпустил.
По дороге домой, в метро, стараясь отвлечься от тягостных мыслей, она открыла книгу, которую дал ей дедушка.

«Максиму {я обязан} – самообладанием, настойчивостью, бодро-стью в болезнях и других невзгодах, уравновешенностью, мягкостью и достоинством характера, рвением в исполнение стоящих на очереди дел; что бы он ни говорил, все верили в его искренность, что бы ни делал – в отсутствие злого умысла. Ему же я обязан тем, что ничему не удивляюсь и ничем не поражаюсь, ни в чем не проявляю ни спешки, ни медлительности, ни растерянности, ни уныния, ни злорадства, ни гнева, ни мнительности, и тем, что предан добру, готов отпустить обиду, чуждаюсь лжи… никто не считал себя презираемым им, но никто не решался и счесть себя выше его»(1).

Всю жизнь Андрей Михайлович Лебедев занимался любимым делом - играл на духовых инструментах. В технике исполнения ему не было равных; он работал в самых лучших эстрадных, а позже в джазовых оркестрах, с которыми исколесил всю Россию и полмира, нередко выезжая на различные международные фестивали. После 1985 года страна, небольши-ми порциями, начала получать свободу. Когда получаешь свободу, первое время меньше всего думаешь о духовном, задумываешься о материальных благах. Все бросились зарабатывать шальные деньги. Для искусства в Рос-сии, как это ни грустно наступили страшные, тяжелые времена. Если раньше зарубежная классическая литература, прошедшая жесткий ценз, была вроде свежего глотка свободы, то в 90-е полившись как из рога изобилия, она вдруг стала никому не нужна. То же самое касалось некоторых направлений музыки, живописи. Появились другие интересы, другие устремления. Заговорили о кризисе театра, кинематографа – залы были пусты. Популярные артисты, чтобы заработать на жизнь стали выступать на концертах вместе с низкосортными рок-группами. Они пели песни известные по советским фильмам и в их глазах стояли слезы. Ужасно, то, что эти слезы были настоящие, от безысходности, а не те которые им нужно было вызывать для создания образа.
Зато в пресыщенном материальными благами «загнивающем западе» культура все больше ценилась, но быстро надоедала. Андрею Михайловичу повезло. Вместе с популярным джазовым оркестром он побывал во многих странах. Нередко, как лучшему трубачу, а позже из уважения к возрасту, ему разрешали брать с собой жену, Сашеньку. После концертов, они часто бродили, трогательно держась за руки, по европейским улочкам, наслаждаясь тишиной и друг другом. Они были счастливы.
Часто вспоминали, как познакомились в далеком 1961 году. Тогда вся страна праздновала первый полет человека в космос. Надо же было случится, что судьба свела их в этот день. Андрей и Сашенька стояли в толпе рядом, когда красивый молодой человек - ради которого все высыпали на улицы - с милой, слегка застенчивой улыбкой и букетом цветов в руках проезжал мимо на большом автомобиле. После того как все разошлись, они остались вдвоем и долго стояли рядом, не решаясь заговорить. Он повернулся к ней, собравшись что-то сказать, но лишь робко улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.
В начале нового тысячелетия Сашенька умерла. Во сне. И Андрей Михайлович остался один. Конечно же остались еще две дочери и внуки, но после того, как ушла Сашенька, любовь всей его жизни, он чувствовал не проходящее одиночество.

«…Никто не мог про него сказать, что он софист, болтун или педант, но всякий должен был признать в нем человека зрелого, совершенного, недоступного лести, способного устроить и свои дела, и чужие. Кроме того, он умел ценить истинных философов, к остальным же относился без пренебрежения, хотя и не давался им в обман. Отличаясь приветливостью, он не прочь был и пошутить, но никогда не переходил границ… Не было в нем ничего грубого, не пристойного, необузданного, ничего такого, что позволило бы говорить об «усердии не по разуму»; наоборот, он все обсуждал во всех подробностях, как бы на досуге, спокойно, держась из-вестного порядка, терпеливо, сообразуясь с самим делом…».

«Как-будто про дедушку написано», - подумала Юля, закрывая книгу и выходя из вагона метро.
- Юленька, - всхлипнула мать на пороге квартиры, обняла дочь, - дедушка… ждет…
Она ответила на объятия матери.
- Мамуль, - тихо сказала Юля, сама еле сдерживая слезы. – Только не плачь.
Она прошла в небольшую комнату, где окна большей частью были закрыты занавесками, между ними проникал небольшой дневной свет. У окна стоял гардероб, рядом, ближе к двери, находился секретер с хрустальной посудой за стеклянными дверцами. Стены были украшены старыми черно-белыми фотографиями со счастливыми лицами. На кровати, бережно укрытый одеялом, лежал Андрей Михайлович. Рядом с ним стоял журнальный столик, на котором лежали несколько книг, литературных журналов и школьная тетрадь. Юля стояла на пороге и смотрела на деда. Седые поредевшие волосы обрамляли, хоть и с морщинами, все еще красивое лицо дедушки. Казалось он спал.
Внучка присела на деревянный стул рядом с кроватью и взяла руку старика. Тот медленно открыл глаза.
- Юленька…, - вздохнул дедушка, - хорошо, что ты пришла.
- Дедуль, как ты?
- Ох, не спрашивай, - попытался улыбнуться он. – Вот хотел увидеть тебя... соскучился.
Дедушка прокашлялся, и, увидев блестящие от слез глаза внучки, по-доброму буркнул:
- И не вздумай мне лить здесь слезы, я хочу спокойно умереть, а не утонуть.
Юля попыталась улыбнуться, наклонилась и поцеловала сухую руку старика; хотела что-то сказать… но дедушка поднял руку, давая понять «не надо лишних слов».
Старик помолчал, собираясь силами.
- За всю свою жизнь я не скопил несметных богатств, как люди это понимают, у меня нет золота, недвижимости, большого капитала и других вещей, которые люди ценят сейчас больше всего, - медленно начал говорить дедушка, и было видно, что речь давалась ему с трудом. – Но я прожил с твоей бабушкой, Александрой Петровной, царствие ее небесное, счастливую жизнь. Бывало, мы с Сашенькой ссорились по пустякам, но даже во время этих ссор относились друг к другу бережно и нежно. Порой мне кажется что сейчас это большая редкость. Новый мир заставляет людей быть жесткими, а кого-то жестокими, тогда как эти качества нужны в борьбе со своими дурными привычками и недостатками.
Старик замолчал.
- Ты сейчас читаешь, кажется, Марка Аврелия?
- Да, - кивнула Юля.
- Не скучно? – спросил Андрей Михайлович, хитровато прищурясь.
- Ни капельки.
- Тогда я не буду много говорить. Все мое истинное богатство составляют книги. И если раньше я советовал тебе что почитать, то скоро это будет невозможно. Не реви! Я составил для тебя список книг в этой тетрадке - он кивнул на журнальный столик – ты должна их прочитать.
Старик вздохнул, прокашлялся и медленно продолжил.
- Если ты увидишь, что уже читала какую-то книгу, а такое обязательно произойдет, в любом случае прочти ее еще раз. Пообещай, что выполнишь мою последнюю просьбу.
- Конечно, дедушка.
- Возьми тетрадь.
Юля с любопытством пролистала тетрадь, и остановилась на последней странице. Предпоследней книгой был роман «Улисс» Джеймса Джойса, а самой последней, уже не раз прочитанная, - Библия.
- Я очень хочу, чтобы ты прожила счастливую жизнь… как мы с твоей бабушкой… Не прими мои слова за старческие бредни, но эти книги помогут тебе в этом. Вот ты сейчас учишься в уважаемом институте. Возможно ты еще не задумывалась над этим и это в твоем возрасте нормально, но скажи мне, Юленька, ты уже знаешь, чего хочешь добиться в этой жизни?
- Я думала над этим, но пока не знаю.
- Обязательно определись… без цели жить нельзя, так же как и без любви.
Старик снова замолчал, разглядывая внучку в последний раз и почувствовав приближение смерти, тихо и невнятно забормотал:
- А теперь … иди, я чувствую, она… скоро придет, ни хочу, чтобы… она тебя видела.
Внучка не шелохнулась.
- Иди, иди.
Юля не решительно встала, поцеловала деда в щеку, и в слезах вышла из комнаты.
Андрей Михайлович закрыл глаза.
- Ну вот и хорошо, - прошептал он последние слова, и спустя минуту выдохнул остаток жизни.

Но в эту последнюю минуту пришла не Смерть, которую ждал старик. Появился темнокожий пожилой мужчина в черном фраке с лучезарной улыбкой в тридцать два зуба. Это был «Сачмо», Луи Дениел Армстронг, с которым Андрей Михайлович всю жизнь мечтал сыграть на одной сцене.
- Пойдем, я познакомлю тебя с «Папой Джо», - прорычал он низким голосом.
- Разве вы не поссорились?
- Здесь нет Крошки Лил, - улыбнулся Армстронг и протянул руку.
И они очутились на сцене большого сверкающего разноцветными огнями зала, переполненного людьми в красивых нарядах. Зазвучал оркестр «Все звезды», зал наполнился веселой мелодией и спустя мгновение, Маленький Луи густым голосом запел два знаменитых куплета. После него задорно заиграла труба «Папы Джо», а потом с корнетом появился он, молодой Андрей Михайлович, подающий большие надежды, и весь мир услышал, как из трубы, в ритм музыке, очаровательно полилась его любимая, чуть грустная, мелодия. Виртуозно исполняя волшебную музыку, он оглядел весь зал, а потом, чуть наклонившись вперед, беспрестанно смотрел на первый ряд. Там, среди именитой публики сидела она. Счастливая Сашенька. И играл он только для нее.








Примечание:
(1) Марк Аврелий "Наедине с собой"
"Папа Джо" - Джо «Кинг» Оливер, король новоорлеанских трубачей, под опекой которого Маленький Луи выступал первое время.
Крошка Лил - Лилиан Харден, вторая жена Луи Армстронга, настояла на разрыве с «Папой Джо».